Валаам: какой исторической традиции следует современная Россия?

Вышел документальный фильм Андрея Кондрашова «Валаам» с участием президента России Владимира Путина.

Меньше всего хотелось бы спекулировать на предвыборных вопросах. Фильм, пусть и приуроченный к выборам, — не о них, а о вечных ценностях. И об исторических уроках тех событий, которые были пережиты нашей страной в XX веке. Фильм в целом объективный, хотя и не лишенный антисоветского налета, особенно в исполнении ведущего, отсчитывающего «мрачные события» не от Февраля, как на самом деле, а от Октября 1917 года, что вымысел. В этом Кондрашов, выражаясь ленинскими словами о Троцком, «равен самому себе — виляет и жульничает…». Но поскольку о разрушительности Февральского переворота и о спасительности для российской государственности Великой Октябрьской социалистической революции автором этих строк написано и сказано уже немало, то детально повторяться не имеет смысла. Если коротко, то суть вопроса — в отношении не к Октябрю, а именно к Февралю. Справедливая и исторически верная оценка этого события заключается в том, что элита Российской Империи, включая целый ряд представителей правящей династии, предала своего императора и, переметнувшись «на сторону революции», приняла деятельное участие в разрушении страны, которую большевики затем собирали по крупицам, подобрав власть, выпавшую после корниловского мятежа из рук благословивших его февральских заговорщиков. Из этого вытекает непреходящая лживость и конъюнктурность вброшенной в общественный дискурс усилиями горе-министра Мединского концепции «Великой революции 1917 года». Как «В одну телегу впрячь не можно / Коня и трепетную лань», так и предательский, разрушительный Февраль не можно объединить с восстановительным Октябрем как с его противоположностью, которая не только обратила вспять распад России, но и вырвала ее из пут внешнего управления. Между тем именно в это внешнее управление страну усиленно тащили «февральские» либеральные и социалистические партии всех четырех составов Временного правительства, лидеры которых были такими же завсегдатаями западных посольств в Петрограде, как главари недавней «оранжево-белоленточной революции», отиравшиеся в этих же посольствах уже в Москве.

Да, коммунистическая историография не признавала того факта, что исторический диалог Советская власть ведет не с отщепенцами-демократами из февральских «временщиков», а именно с традиционным, самодержавным политическим режимом. Но эта условность не отменяет всемирно-исторической очевидности того, что Ленин и большевики выступили узурпаторами не Традиции, а именно отринувшей и узурпировавшей ее инновации (это одно излюбленное словечко российских либералов, а другое — «умный»). И победили эту инновацию, усмирили ее разрушительный дух и восстановили великую империю, пусть и в новом обличье Красного проекта.

Очень важная и правдивая, хотя и неполная оценка коммунизма и коммунистического периода прозвучала в фильме из уст Владимира Путина. Вот она, полностью, ибо это значимо: «Может быть, я сейчас скажу такое, что кому-то может и не понравиться. Но я скажу так, как я думаю. Во-первых, …вера всегда нас сопровождала. Она укреплялась, когда стране нашей, народу нашему было особенно тяжело. Были совсем жесткие богоборческие годы, когда уничтожали священников, разрушали храмы, но одновременно ведь создавали новую религию. Ведь коммунистическая идеология, она очень сродни христианству на самом деле: свобода, братство, равенство, …справедливость — это ведь все заложено в Священном Писании. Это все там есть. А Кодекс строителя коммунизма? Это сублимация, это просто такая примитивная выдержка из Библии, нового там не придумали. Вот смотрите: Ленина положили в Мавзолей. Ну чем это отличается от мощей православных христиан? Когда мне говорят: нет вот, в христианском мире нет такой традиции, как же нет? На Афон поезжайте, посмотрите там. Мощи святые есть, и у нас здесь вот святые мощи Сергия и Германа. По сути ничего нового тогдашняя власть не придумала. Она просто приспособила под свою идеологию то, что человечество уже давно изобрело…».

По существу всё верно, и слова главы государства лишь подтверждают очевидное: любая власть, любой политический режим, нуждаясь в легитимации, обращаются к сакральной, метафизической стороне этого вопроса и опираются на мифологию, соединяющую Традицию с современностью. Современность тогда жизнеспособна, когда не забывая об инновациях, каждый шаг по этому пути сверяет именно с Традицией, проверяя с ее помощью свое «новое» на историческую прочность. Большевикам, именно большевикам, а не их поздней застойной и перестроечной «тени», это удалось. Помешанным на инновациях современным российским либералам, как и их предшественникам из 1905—1917 годов, — нет. Поэтому большевики их и победили, что, прочувствовав и поняв Традицию, шаг за шагом воссоединялись с ней, изживая из своих рядов чуму троцкистского, «младореформаторского» безумия. Ведь инновация минус Традиция — это что? Исторический нигилизм в чистом виде, вот что это такое.

Высказывая такую точку зрения, Владимир Путин, по сути, расписывается в том, что ведет свой исторический диалог не с демократами-отщепенцами из августовских «временщиков», а с Лениным, Сталиным, всей Традицией Красного проекта, впитавшего в себя лучшую часть российской исторической Традиции в целом.

В чем же эта президентская оценка неполная? В том, что человечество-то изобрело способ легитимации власти с помощью Традиции, изложенной на языке идеологии. Только вот идеология, лишенная метафизического содержания, каким не был коммунизм Ленина и Сталина, но которым стал коммунизм Хрущева и особенно Горбачева (брежневский период мы здесь опустим, ибо это о другом), нежизнеспособна, ибо не может полноценно прикрепиться к Традиции. Именно поэтому Советская власть скрепилась с Церковью в «ревущие сороковые», но разошлась с ней в 60-е. Просто у нового советского руководства не хватило ни ума, ни политического опыта и интуиции понять и осознать, что ленинско-сталинский курс «национализации» коммунизма изначально, с ленинских теорий империализма, социалистической революции в отдельно взятой стране и государства диктатуры пролетариата, шел вразрез с классикой европейского глобалистского марксизма. Очень хорошо это изложено в книжке Николая Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма».

Недостало Хрущеву и уникального сталинского понимания роли Церкви в патриотическом воспитании сограждан. Отделив от него священников, этот троцкист (бывших таковых не бывает) даже не задумался над тем, что тем самым поощрил деструктивные экуменические тренды в самом русском Православии, дав «зеленый свет» лоббистам присоединения РПЦ к Всемирному совету Церквей. И здесь мы переходим к самой деликатной, на мой взгляд, идее, заложенной в фильме «Валаам». В нем обращает на себя внимание практически полное отсутствие упоминания о нынешнем высшем церковном священноначалии, в отличие от предыдущего предстоятеля Алексия II, который в фильме появляется неоднократно, вплоть до упоминания его собеседником автора фильма игуменом Валаамского монастыря епископом Панкратием, а также демонстрации кадров встречи с Владимиром Путиным. Если коротко, то патриарха Кирилла, наследника именно экуменической линии, нисходящей к митрополиту Никодиму (Ротову), в фильме нет, а повествование о духовном и нравственном подвиге восстановителей святого Валаама, этого русского Афона, завершается освящением скита, которое Алексий II совершил за два месяца до окончания своего земного пути.

Это тем более показательно, если учесть, что всего лишь за неделю до демонстрации фильма на том же канале «Россия-1» было показано рождественское интервью патриарха Кирилла. И особое место в нем также было отведено Традиции, но уже не церковной, а царской, к которой действующий предстоятель выказал глубочайшее расположение. Высказав весьма спорную, с моей точки зрения, мысль о том, что мерилом эффективности Николая II, якобы выгодно отличающим его от предшественников, является склонность к демократическим преобразованиям. Ни в коем случае нельзя мазать императора-страстотерпца черной краской и возводить на него напраслину. Но нельзя и не видеть того, как спустя более 70 лет после него на те же грабли потакания требованиям элитарной толпы наступил и Горбачев (впрочем, в случае с Горбачевым не будет преувеличением версия о сознательном его участии в ликвидации страны).

Этот заочный спор с патриархом Кириллом президент России Владимир Путин, на мой взгляд, выиграл за явным преимуществом, высказав даже не столько популярную, сколько исторически обоснованную и обладающую исторической же перспективой формулу общественной консолидации. И это особенно важно в условиях, когда двусмысленность в оценке возможной позиции РПЦ в отношении «царских останков», за которой кроется попытка пересмотра нынешним патриархом вердикта, вынесенного в 1996 году патриархом Алексием II, по сути, открывает «ящик Пандоры». И создает предпосылки, если без обиняков, к государственному перевороту. Ведь тема событий 1917 года не может быть закрыта раньше предстоящего 17 июля 2018 года столетия трагической гибели царской семьи. А каким будут его контекст и тем более подтекст, если исполненные «реформистского» зуда намеки предстоятеля станут реальностью? Куда это нас всех заведет?

Уже очевидно, что светская и духовная власти в этой оценке если не расходятся, то готовы разойтись. И в связи с этим возникает вопрос к патриарху о том, почему в рождественском интервью, в рамках пространных рассуждений об исторических заслугах Николая II, так и не прозвучало ожидавшейся автором этих строк справедливой и самокритичной оценки роли тогдашнего церковного священноначалия в крахе царского самодержавия. Или императорский трон из зала заседаний Священного Синода под аплодисменты присутствующих тоже выносили большевики?