Недействующие гарантии Собянина, или Как обмануть всех одним законом

Десять лет назад в Москве был отменен столичный закон о толковании ее законодательных актов.

Не потому, что отпала необходимость в разъяснении действительного смысла правовых норм и их значения для правоприменения. Оказалось — нечем толковать.

Если норма изложена в законе, то истолковывать ее актом более низкого уровня, например, постановлением Мосгордумы, не годится. Поручить, например, декану юрфака или журфака? Абсурд. Да и суд не примет во внимание такое объяснение. Толковать закон законом — бестолково. Поэтому, договорились — принимать только такие законы, которые не нуждаются в толковании.

Оригинальное и правильное начинание.

Это как обязательство перед самим собой начать новую жизнь с понедельника.

Или обещание себе же не есть после шести.

Или обещание каждой советской семье по квартире к началу третьего тысячелетия.

Или нерушимое решение преодолеть продовольственный кризис и засеять всю страну кукурузой.

Или обещание деньгами решить демографические проблемы или хотя бы преодолеть разрыв между рождаемостью и смертностью.

Или принять стратегию развития до энного года и тут же опровергнуть ее стартовыми словами о том, что мы живем во взаимосвязанном мире, а мир — в состоянии бифуркации… Обостряются противоречия, связанные с неравномерностью мирового развития, углублением разрыва…

Короче, закон о толковании отменили. Но жить по-новому так и не получилось.

Через десять лет после отмены бестолкового закона, на злобу дня, но как-то быстренько, в одночасье, появился закон, автором проекта которого является С. Собянин — «О дополнительных гарантиях жилищных и имущественных прав физических и юридических лиц при осуществлении реновации жилищного фонда в городе Москве».

Мосгордума поспешно за него проголосовала.

Если оценить этот закон по принципу «толковость-бестолковость», сконструировать «шкалу толковости», левый конец которой озаглавить как «бестолковый», а правый — как «толковый», то стрелке или бегунку на шкале негде будет остановиться, чтобы оценить этот закон.

Текст закона бессмысленно проверять на толковость/бестолковость, потому что 9 из 11 статей, устанавливающих дополнительные гарантии жилищных и имущественных прав физических и юридических лиц при реновации, объявлены не действующими, хотя и принятыми.

Они вступят в силу, если Государственная дума примет реновационный федеральный закон, если Совет Федерации его одобрит и если президент Российской Федерации подпишет.

Поэтому толковые или бестолковые нормы в законе — неважно. Они могут оказаться вообще не такими, какими приняты. Очень вероятно, что их придется переписывать. Так считает московская прокуратура.

Надзорный московский орган прямо заявил в своем заключении на законопроект С. Собянина: после вступления в силу федерального закона может потребоваться значительная корректировка текста принятого закона города Москвы.

Недействующими могут оказаться и те две статьи, которые объявлены вступившими в силу.

Одна из них о том, что такое реновация жилого фонда.

Если идти строго по ее тексту, но отбросить лишние слова, то, по С. Собянину, реновация жилого фонда — это совокупность мероприятий, предусматривающих комплексное обновление среды проживания граждан.

Если я правильно перевожу с русского на русский, то реновация, оказывается, — не самоцель и не комплексное обновление среды проживания граждан.

Реновация — не то, что будет происходить и произойдет с сегодняшним жилым фондом.

Реновация — не перевод/переход жилого фонда из неудовлетворительного количественно-качественного состояния в желаемое качественно-количественное состояние.

И даже не системное действие столичного правительства, каким-то мне неведомым образом, воплощающимся в тексте о себе:

а) синтетический образ будущих жилищ москвичей как сердцевину жилого фонда;

б) транспарентные действия реноваторов;

в) правозащитную функцию московской власти, так как жилище всегда чье-то.

В принятом московском законе реновация — это набор каких-то, не известных по своему содержанию, мероприятий. Конечно, направленных на благое дело, в этом никто не сомневается. Потому что суть понятия — что оно есть, а не то, что будет, если осуществить его.

Поэтому, по С. Ожегову, «живое дело превратили в очередное мероприятие».

Теперь — о программе реновации как о правовом понятии.

Программа реновации, по С. Собянину, — это перечень многоквартирных домов, изложенных в постановлении правительства Москвы. Дословно — «программа реновации — нормативный правовой акт правительства Москвы, определяющий перечень многоквартирных домов, в отношении которых осуществляется реновация».

Имеем в виду одно. Говорим другое. Пишем третье. Путаемся в придаточных предложениях, отвечая на вопрос, а что, собственно говоря, имели в виду.

Мне не по нутру выписывать все это занудство.

Но московский закон, как и федеральный, — это основной механизм государственной защиты наших гражданских прав и свобод, главное указание суду, чью сторону ему занимать.

Норма закона обезличивает ситуацию, так как обязательна для неопределенного круга лиц, рассчитана на неоднократное применение и действует независимо от того, возникли или прекратились конкретные правоотношения, предусмотренные правовыми актами (цитата из другого столичного закона — «О правовых актах города Москвы»).

Народ, принимая Конституцию Российской Федерации на референдуме, вручил только одно полномочие государству в отношении прав гражданина — гарантировать их защиту (об этом — в отдельном сюжете) и прикасаться к ним только в исключительных случаях, исчерпывающим образом предусмотренных Конституцией нашей страны.

Вторая из двух действующих статей принятого московского закона: в проект программы реновации может быть включен (выделено мною — А.М.) только тот многоквартирный дом, жители которого большинством не менее двух третей поддержали его включение в проект, и если этот многоквартирный дом первого периода индустриального домостроения и/или многоквартирный дом, аналогичный предыдущему по своим конструктивным характеристикам.

Мнения авторов федерального законопроекта и С. Собянина тут расходятся.

В пояснительной записке к федеральному проекту как обоснование срочности и важности принятия государственных решений утверждается, что

«в Москве остается значительный объем морально и физически устаревшего жилищного фонда, требующего срочного обновления. В состав такого жилищного фонда входят многоквартирные дома, возведенные в первый период индустриального домостроения, иные многоквартирные дома, приравненные к ним. Общая площадь таких многоквартирных домов составляет более 25 миллионов квадратных метров, в которых проживает около 1,6 миллионов граждан».

Следовательно, в столичный проект программы сноса должны (а не могут) войти все такие дома, а остаться в программе должны только те из них, в отношении которых две трети жителей высказались «за».

Увидев реальный расчетный будущий объем работ по сносу, строительству, сопутствующим обстоятельствам, можно представить этапы и стадии программной деятельности в зависимости от материальных возможностей и даже — горизонт цели.

Логично?

Логично. Таким образом, власть продемонстрирует свою компетентность и уважительность к жителям, если доказательно, а не голословно представит проект необходимых материальных затрат, подробно задекларирует первогодные стомиллиардные бюджетные расходы.

Но столица пошла другим путем. Москвичи этот путь размножили. Хорошее дело приобрело оттенки скандала.

Откуда, спросите, такая категоричность у автора этих строк?

Из убежденности в том, что власть обязана делать то, что должно, а не то, что хочет. Что ей разрешено законом делать.

Таковы нормы публичного права.

И заодно — власть должна опубликовать перечень «иных многоквартирных домов, приравненных к многоквартирным домам, возведенным в первый период индустриального домостроения».

Продолжение следует.