Фареры: мир с сепаратистами
Наряду с Гренландией, ещё одним проблемным регионом для Датского королевства являются Фарерские острова. На протяжении долгих восьми веков Фареры принадлежали норвежской короне, а с 1814 г. разбросанный на островах Фарерский архипелаг, расположенный примерно на 1400 квадратных километрах между Норвежским морем и северной частью Атлантики, является частью Королевства Дании.
Фареры — малонаселённый архипелаг, согласно официальным данным на 2016 г., там проживали немногим менее 50 тысяч человек. При этом речь идёт о достаточно гомогенном в плане происхождения населения (хоть и имеющем в качестве предков древних скандинавов и кельтов); 95−97% постоянных жителей островов называют себя этническими фарерцами. Говорят они соответственно на фарерском языке, относящемся к германской группе языков. Фарерская культура, литература, музыка, одежда, кухня отличаются на общескандинавском уровне немалым своеобразием.
Как и в континентальных североевропейских странах, большая часть рабочей силы на Фарерах сосредоточена в сфере услуг. При этом, однако, до 30% валового внутреннего продукта (ВВП) создаётся в местной промышленности. А основу реальной экономики составляют рыболовецкие компании. В основном в фарерских водах отлавливают лосося. Также на островах имеются небольшие предприятия по судостроению, развито и традиционное ремесло.
В последнее десятилетия на Фареры пошли инвестиции, ориентированные на развитие новых информационных технологий. Вырос уровень системы образования (на островах имеются и высшие учебные заведения). Любопытно, что именно с экономической точки зрения Фарерские острова представляют сегодня немаловажный интерес для … Российской Федерации. Всё объясняется просто. Дело в том, что Фареры де-юре не входят в состав Европейского союза (ЕС), не участвуют в Шенгенском пространстве и т. д.
Используя такую ситуацию, игнорируя окрики и со стороны Копенгагена, и со стороны Брюсселя, местная фарерская власть с 2014 г. наладила продажу свежевыловленного лосося в Россию. Бывший премьер-министр островов Кай Лео Йохансен даже совершил специальную поездку в Москву, заявляя о том, что «нам просто выгодно торговать с Россией». В результате 20% фарерского экспорта теперь приходится именно на РФ, вдруг превратившуюся в главного внешнего покупателя фарерской продукции. За что, кстати, в 2014—2015 гг. ЕС действительно пытался (впрочем, весьма вяло) наложить на северян экономические санкции.
В этой связи, думается, российской политизированной общественности небезынтересен вопрос о том, как обстоит на Фарерских островах вопрос с вызовами сепаратизма. И хотя, в отличие от Гренландии, он тут «не подпитывается» углеводородами (хотя исследователи в последние годы обнаружили некоторые нефтяные запасы вблизи Фарер, всё-таки говорить об реальном экономическом значении ещё рановато), сепаратизм имеет на Фарерах достаточно давнюю историю. Так, сразу после войны, в 1946 г. на Фарерах прошёл референдум, на котором чуть больше половины его участников сказали независимости «да». Но в условиях начинавшейся холодной войны датские власти, мотивируя тем, что в плебисците приняли участие «лишь» две трети избирателей, по сути, проигнорировали волеизъявление северян.
Но всё-таки в 1948 г. был принят Закон о самоуправлении, который оговаривает, что «на Фарерских островах располагается самоуправляющаяся община внутри Датского государства». В 2011 г. была принята конституция Фарерских островов. По факту, в ведение Копенгагена остаются вопросы обороны, юстиции, полиции, общей валюты и внешних дел. В то же время фарерцы обладают собственной представительной (33-местный лёгтинг) и исполнительной властью, острова могут заключать внешние торговые соглашения и даже имеют — в составе датской делегации — своих представителей в Северном совете. Также региональные власти имеют возможность осуществлять собственную политику в вопросах налогообложения, деятельности общественных служб, территориального планирования, социальных служб, образования и культуры. При этом нужно помнить, что финансово-экономическая зависимость Фарерских островов от метрополии сохраняется: более 13% островного ВВП приходится именно на регулярные ежегодные датские субсидии.
Говоря о современном состоянии фарерского сепаратизма, можно привести слова профессора Копенгагенского университета испанского историка Сигфридо Рамиреса Переса, который верно отмечает, что «в отличие от Гренландии, где движение за независимость носит отчётливо «левый профиль», фарерский сепаратизм представляет собой плюралистическое движение». Действительно, в местном законодательном органе после выборов осенью 2015 г. в поддержку независимости выступают левопопулистская Республиканская партия (20,7% голосов), консерваторы из Народной партии (18,9%) и праволиберальная партия «Прогресс» (7,0%).
С одной стороны, это говорит о том, что более 46% избирателей Фарер находятся под влиянием партий, последовательно выступающих за полную независимость: факт, который, по идее, должен заставить Копенгаген пребывать в постоянном напряжении. Тем более что «республиканцы» и «прогрессисты» входят в действующее региональное правительство, имея сообща там пять министров из девяти. Но в то же самое время возглавляет правительство лидер местных социал-демократов (первой по влиянию политической силы на островах) Аксель Вилхелмсон Йоханнсен. А он представляет как раз унионистскую силу, выступающую за сохранение статус-кво — автономии Фарерских островов в составе королевства.
Тот факт, что унионисты и сепаратисты вполне мирно и по-деловому формируют такую «леволиберальную» коалицию на уровне островного региона, вещь достаточно интересная. И она определённо показывает, что вопрос о скорейшем отделении от Дании у Фарер вряд ли стоит на первом плане. Вместе с тем реальная сила сторонников независимости (даже при всём их идейно-политическом многоцветии) также не вызывает сомнений. Поэтому говорить в данном фарерском случае о какой-либо предопределённости не представляется возможным…