Человек русской культуры грузинского происхождения

Вопрос о национальной принадлежности товарища Сталина, как ни странно, стоит довольно остро. Заметной популярностью пользуется версия, будто родившийся в Грузии вождь был по сути русским человеком. Она распространяется со ссылками на высказывания самого Сталина.

Грузинский поэт и публицист Юрий Вачнадзе рассуждает на русской волне радио «Свобода»: «Рассказывают, что во время концерта в дни Декады грузинского искусства в Москве в ответ на подхалимские славословия приближённых Сталин холодно отпарировал: «Я человек русской культуры, мне это чуждо»».

Рассказ, на который ссылается грузинский общественный деятель, довольно популярен в Сети: Гугль показывает около тысячи упоминаний.

Литератор, лауреат премии «Дебют» Николай Подосокорский, комментируя слова депутата Милонова о том, что для него Рамзан Кадыров «более русский», чем Ксения Собчак, проницательно замечает: «Высказывание Милонова отсылает нас к известному признанию Иосифа Сталина: «Я русский человек грузинской национальности»».

Эта версия несколько более популярна, чем о «человеке русской культуры»: Гугль выдаёт свыше тысячи упоминаний. У неё есть сравнительно редкий вариант: «Я русский человек грузинского происхождения» (менее двухсот упоминаний).

Легко заметить, что все три формулировки взаимозаменяемы. В диалоге поэта Станислава Куняева с ведущим радиостанции «Эхо Перми» они употребляются как синонимичные:

«СТАНИСЛАВ КУНЯЕВ: … Что, между прочим, Сталин сказал о себе, когда его назвали грузином? Он сказал: «Я русский человек грузинского происхождения». Обратите внимание на это.

Ведущий: То есть в данном случае к такому допотопно-примитивному национализму…

СТАНИСЛАВ КУНЯЕВ: Это менталитет. Любой человек, в жилах которого течет нерусская кровь, проживя в России, как какой-нибудь Даль, как какой-нибудь Гильфердинг, как Осип Эмильевич Мандельштам, они имели право говорить о себе, что они русские люди, потому что, несмотря на нерусскую кровь, мировоззрение их становилось русским.

Ведущий: То есть русский человек — это человек, прежде всего, человек русской культуры.

СТАНИСЛАВ КУНЯЕВ: Русского мировоззрения, будем так говорить».

Интересно отметить, что к рассказам об отречении Сталина от грузинского народа и самозаписи в русские с доверием относятся не только поэты и блогеры. Доктор исторических наук, профессор кафедры источниковедения исторического факультета МГУ Дмитрий Володихин, анонсируя круглый стол «Сталин — человек русской культуры?», поясняет: «Это ведь цитата. Он сам о себе сказал: «Я человек русской культуры»». В биографии Сталина в серии «Жизнь замечательных людей» автор (Святослав Рыбас) утверждает: «Именно в 1930-х годах Сталин стал ощущать себя русским, о чем говорил в такой форме: «Я русский человек грузинской национальности«».

Между тем даже поверхностная проверка этих рассказов показывает, что они появились спустя многие десятилетия после смерти Сталина. Мы не найдём ни точно таких, ни схожих слов в сочинениях самого Сталина или в мемуарах общавшихся с вождем людей. Впервые отречения от своей этничности и самозапись в русские появляются в двух, независимых друг от друга, собраниях устных преданий об отце народов, опубликованных практически одновременно, в 1989 году: «Сталиниаде» Юрия Борева и «Ненаписанных романах» Юлиана Семёнова.

Юрий Борев писал:

«На приеме в честь победы в войне Сталин произнес знаменитый тост за великий русский народ и его терпение. К нему подошел маршал бронетанковых войск Павел Семенович Рыбалко и сказал:

— Как вы, товарищ Сталин, замечательно сказали о русском народе! Как глубоко! Откуда вы, грузин, так глубоко знаете русский народ?

Сталин сердито ответил:

— Я не грузин. Я русский грузинского происхождения.

Рыбалко на некоторое время впал в немилость».

Этот рассказ Юрий Борев приводил рядом с серией других, так или иначе трактующих тему национальной принадлежности Сталина. Приведём их (вместе с заголовками):

«Перемена национальной принадлежности

Однажды Сталин пригласил к себе исполнителя заглавной роли в фильме «Арсен» Спартака Багашвили. Хозяин налил гостю стакан коньяку. Выпив, актер стал по-грузински восхвалять вождя.

Сталин сказал: «Он думает, что я все еще грузин».

Без акцента

Режиссер фильма «Сталинградская битва» и все кинематографическое начальство беспокоились, что, исполняя роль вождя, Алексей Денисович Дикий говорит без акцента. Актер сказал:

— Только не учите меня. Я сам знаю, что нужно.

Сталин посмотрел фильм и изрек.

— Савэршэнно нэ похоже. Но интэрэсно.

Он хотел быть русским императором России.

Вскоре Дикий был приглашен в Кремль. Сталин сказал ему:

— Я пригласил вас, чтобы узнать, почему вы играете меня без акцента.

Артист уточнил:

— А я играю не вас.

— Как так? А кого же вы играете?

— Я играю вашу государственную функцию.

Ответ был Сталину приятен: он и не хотел, чтобы в нем видели человека.

Национал-нигилист

Авторов фундаментального труда по истории Грузии, удостоенного Сталинской премии, принял Сталин. Они были удивлены, что вождь говорил с ними только по-русски и обмолвился: «Вот у вас, у грузин…» А потом сказал: «А вот у них, у русских…» Кем же ощущал себя в конце 40-х годов Сталин? Грузином? Русским? Скорее всего, богом, у которого нет и быть не может национальности, иначе среди молящихся Христу не было бы антисемитов».

Обсуждать достоверность записанных Юрием Боревым легенд о том, что Сталин к концу жизни считал себя уже не грузином и даже не человеком, а богом, бессмысленно (замечу лишь в скобках, что ни артисты С. Багашвили и А. Дикий, ни историки, лауреаты Сталинской премии 1947 года Н. Бердзенишвили и С. Джанашия никогда не были на приёме у Сталина).

Юлиан Семёнов приводит следующий рассказ: «Во время съемок очередной картины о Сталине, заехавший на «Мосфильм» Роман Кармен увидал поразительную картину: народный артист Советского Союза Геловани, утвержденный решением Политбюро для исполнения роли генералиссимуса, шел перед камерой, а за ним, на корточках, семенили Зубов, игравший Молотова, и Толубеев, исполнявший роль Ворошилова. Изумленный Кармен спросил Чиаурели: «Миша, в чем дело?!» Тот ответил шепотом: «Никто не имеет права быть выше Сталина». Видимо, об этом стало известно генералиссимусу, потому что он вызвал министра кинематографии Большакова и сказал: «Сталин русский человек, и играть его надлежит русскому. Мне нравится Алексей Дикий… Товарищ Каганович находит, что мы похожи, пусть он играет Сталина в новых картинах»».

Характерно, что предания о Сталине, записывающемся в русские, возникли спустя десятилетия после его смерти и бытовали среди людей, от вождя очень далёких. Не приходится сомневаться: если бы Феликс Чуев, автор стихов «Пусть, кто войдет, почувствует зависимость / от Родины, от русского всего. / Там посредине — наш Генералиссимус /и маршалы великие его», услышал от В.М.Молотова или главного маршала авиации А.Е.Голованова историю о том, как Сталин называл себя русским, то он печатал бы её во первых строках всех своих мемуарных книг. Однако он от них таких рассказов не слышал. Действительно, для людей, реально представляющих живого Сталина, его внешность, его грузинский акцент, сцена, в которой вождь произносит «Я человек русской культуры», была бы просто невыразимо смешна. Подобные легенды могут иметь хождение лишь в среде, для которой Сталин — книжный персонаж.

Дело не столько в том, что Сталин не говорил этих или подобных слов. Дело прежде всего в том, что он и не мог такого сказать.

Возьмем собрание сочинений И.В.Сталина, откроем работу «Марксизм и национальный вопрос» и прочтём определение нации: «Нация есть исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры».

Что значат слова «исторически сложившаяся устойчивая общность людей»? Прежде всего, это общность, возникшая не сегодня и воспроизводящая себя в поколениях. Собственно говоря, в быту люди легко и непринуждённо определяют национальность любого человека по его родителям. Затруднения возникают лишь с детьми от смешанных браков, а вот, к примеру, в том, что сын зулуса и зулуски — зулус, сомнения нет ни у кого.

Люди, тиражирующие легенды о «русском человеке грузинской национальности», исходят из совершенно иного понимания нации, а именно такого, которое я в другие времена решительно назвал бы антимарксистским и антисталинским. Вновь предоставим слово поэту Станиславу Куняеву:

«СТАНИСЛАВ КУНЯЕВ: Мировоззрение — это всё. Это и понимание природы, и понимание неба, понимание земли, понимание истории, естественно, и культуры, конечно, обычаев, знание пословиц и поговорок, в конце концов.

Ведущий: Русское мировоззрение и вообще русский человек в ваших устах с таким любовным пафосом произносится, что нельзя не восхититься. Но, наверняка, это не единственные черты.

СТАНИСЛАВ КУНЯЕВ: Но это главная черта».

Товарищ Сталин такую доктрину подверг острой и принципиальной критике задолго до рождения Куняева. Процитируем всё ту же работу «Марксизм и национальный вопрос» (заранее прошу прощения за длинную цитату): «Таким образом, мы пришли к наиболее «полному», как выражается Бауэр, определению нации.

… Чем же отличается тогда нация Бауэра от мистического и самодовлеющего «национального духа» спиритуалистов?

Бауэр проводит непроходимую грань между «отличительной чертой» нации (национальный характер) и «условиями» их жизни, отрывая их друг от друга. Но что такое национальный характер, как не отражение условий жизни, как не сгусток впечатлений, полученных от окружающей среды? Как можно ограничиваться одним лишь национальным характером, обособляя и отрывая его от породившей его почвы?

… Точка зрения Бауэра, отождествляющая нацию с национальным характером, отрывает нацию от почвы и превращает ее в какую-то незримую, самодовлеющую силу. Получается не нация, живая и действующая, а нечто мистическое, неуловимое и загробное…

Нет, не для таких бумажных «наций» составляет социал-демократия свою национальную программу. Она может считаться только с действительными нациями, действующими и двигающимися, и потому заставляющими считаться с собой».

Сталин был приверженцем материалистического понимания истории и жизни общества. Его понимание порой было глубоким, порой поверхностным, порой умным и точным, порой глупым и невежественным — но вот идеалистическим оно не было никогда. Мог ли он записаться в «человеки русской культуры»? Ответ очевиден. Между прочим, культура в его определении нации стоит на последнем месте и не сама по себе, а как проявление национального характера.

P.S. Интересно, что Юлиан Семёнов в той же книге «Ненаписанные романы» опубликовал и рассказ, в котором Сталин как раз подчёркивает свою принадлежность к грузинскому народу. Приведём его (в сильном сокращении): «В начале пятидесятых Сталин, Ворошилов и Косыгин отплыли из Крыма в Сухуми на крейсере «Молотов».

Секретарь Сухумского обкома Мгеладзе, получив сообщение об этом, немедленно позвонил своему шефу Чарквиани — в Тбилиси; после этого распорядился накрыть праздничный стол на даче в честь генералиссимуса и отправился в порт.

…

Прямо с аэродрома Чарквиани приехал на дачу; Сталин, Ворошилов и Косыгин были уже там, когда все расселись за большим столом, Чарквиани сказал:

— Я предлагаю поднять бокалы за самого выдающегося революционера всех времен и народов, соратника Ленина, гениального стратега нашего счастья, дорогого и любимого товарища Сталина!

Все зааплодировали; Сталин, неотрывно глядя на Чарквиани, поморщился; потом снисходительно усмехнулся в седые, прокуренные усы.

И тут неожиданно для всех поднялся Мгеладзе:

— Я возражаю…

Воцарилась зловещая тишина, оцепенение было общим, давящим; никто не смел глянуть друг на друга.

— Я возражаю, — повторил Мгеладзе еще тише. — По законам грузинского стола, первое слово произносит хозяин, а здесь, в этом доме, я — во всяком случае пока что — являюсь хозяином… Поэтому я не стану поднимать первый бокал за товарища Сталина… Он — грузин, он приехал к себе домой…

Сталин медленно отодвинул свой бокал; Мгеладзе заметил это, как и все присутствовавшие; побледнев до синевы, сухумский секретарь облизнул враз пересохшие губы и на какое-то мгновение замешкался…

…

Между тем, собравшись, Мгеладзе продолжил свой тост, запрокинув от волнения голову:

— У нас, грузин, первый тост положено поднимать за гостей. А самым дорогим гостем мы сегодня по праву должны назвать замечательного русского большевика Климента Ефремовича Ворошилова, героя гражданской войны, соратника товарища Сталина по работе в Государственном комитете обороны в годы Великой Отечественной, луганского рабочего, ставшего одним из руководителей первого в мире многонационального государства рабочих и крестьян… За Климента Ефремовича, товарищи, а в его лице — за великий русский народ!

Все сидевшие за столом молчали; бокалов никто не поднял.

Сталин глухо кашлянул, чуть пожав плечами, сказал:

— Спасибо за прекрасный тост, — и, холодно глянув на растерянного Ворошилова, поднял бокал, сделав легкий глоток. — Было бы плохо, доведись мне, москвичу, исправлять ошибку грузина Чарквиани, молодец, Мгеладзе…

…

Вскоре Мгеладзе был перемещен в Тбилиси — первым секретарем ЦК».

В отличие от рассказа о том, что «Сталин русский человек и играть его надлежит русскому», эта история могла быть. В ней ничего невозможного нет.