Пробивая стену головой, подумай, что ты будешь делать в соседней комнате

Массовое кино с неминуемостью (в отличие, например, от «параллельного» или «авторского») вынуждено иметь дело с принятыми условностями, которые и позволяют ему стать массовым, быть интересным для большой аудитории. Ничего предосудительного в этом нет. Иначе бы фильмы смотрели только их создатели. Картина «Комната» — очередная смелая попытка совместить триллер и «глубокую психологическую драму». Даже философскую притчу. В данном случае фильм снят по книге и писательница стала автором сценария, что, безусловно, помогло качественной разработке сюжета.

Некоторые из негласных договорённостей довольно понятны в свете, например, политкорректности. Если есть полицейские, то лучше им быть не белыми, и даже врачу лучше быть индусом на всякий случай. Мультикультурализм берёт своё. Во всяком случае, в Штатах, как стране, где фильм в основном потребляется. Но есть и более тонкие требования, например, что история должна быть рассказана с достаточной степенью завершённости, никаких особо открытых финалов. Двойственности. Непонятности. Внезапного сюрреализма. Не надо странностей, которые могут отпугнуть. Полная эмоциональная законченность. Даже самые тонкие вещи должны быть проговорены словами. В картине «Комната» любой зритель может буквально услышать произнесенные закадровым голосом «философские мысли» героев, чтобы уж не сомневались, что это не боевик, а глубокое кино.

Мы имеем дело с сюжетом похищения и удержания в заложниках. Власти одного человека над другим. Из известных произведений массовой культуры мы могли бы вспомнить, в частности, «Мизери» Кинга или «Коллекционер» Фаулза. Сюжетный движок — работает безотказно. Примечательно, что побег из комнаты становится навязчиво популярным и в современной массовой культуре, и в варианте «квестов», причём как компьютерных, так и корпоративных. Пленение, заточение — одна из типовых драматических ситуаций. Можно вспомнить про разнообразных «Кавказских пленников». В фильме фабульная история об отношениях зависимости одного от другого осложняется тем, что когда-то пойманная в сексуальное рабство героиня рождает от насильника сына, которого очень любит. И сына этого пытается спасти. История начинается с экспозиции обычной, казалось бы, семьи, пусть с некоторыми странностями. Но вскоре мы узнаём — чудовищное. Мать и сын — пленники. Пятилетний сын никогда не был за пределами комнаты, в которой родился («белки и собаки бывают лишь в телике»). Где-то через полчаса фильма (согласно стандартам сценарного мастерства) мать признаётся сыну в том, что существует настоящий мир:

«Я заперта в сарае, и я здесь уже семь лет…»

Интересной задумкой создателей было поставить ребёнка в положение, когда он (как любой нормальный ребёнок) с детства окружён спасительными вымыслами и фантазиями. Мать с детства рассказывает сказки, читает книжки, они смотрят телевизор (мультики и театр), поэтому ребёнок воспринимает и чудовищную правду о своём положение как одну из возможных «сказок». Это очень интересный сценарный ход. Трудно представить себе более жёсткое столкновение с реальностью. «Я не верю в твой вонючий мир», — в сердцах бросает ребёнок плачущей матери. Это его единственно возможная защита против того, что он узнал.

Момент, с которым сталкиваемся мы все, прощания с иллюзиями. В этой «патологической» ситуации в сгущенном виде отражаются конфликты, через которые проходит любой ребёнок. «Хочу снова быть четырёхлетним», — в сердцах признаётся ребёнок, когда узнаёт о том, что за стенами комнаты есть большой мир, настолько его задевает это открытие. Мир детства, «зарубки на дверных косяках», мультики и сказки, змей-игрушка, сделанный из яичной скорлупы, — рушится. Даже внутри сарая во время сексуальных актов матери с насильником ребёнок вынужден прятаться в шкаф. Комната в комнате. Матрёшка в матрёшке.

Дальше начинается борьба матери за освобождение, попытка представить сына больным не удаётся, но изображение его смерти позволяет сбежать. «Маньяк» оказывается предельно функционально одинаковым, мы, в сущности, ничего не знаем про него, кроме того, что он «плохой парень» и у него «нет работы», ни причины его поступка, ни мотивов. После удачного побега мы больше его не видим. Сам ребёнок оказывается на воле в положение ребёнка-Маугли. А мать сталкивается с непониманием близких и издевательствами журналистов…

Очень интересным оказывается «перевёртыш» сюжета, когда освобождение от формального плена не приносит матери вожделенной свободы. Самым трагическим поворотом оказывается как раз этот, где вожделенная свобода не приносит счастья, а одна «комната» заменяется другой. Оказывается, что несвобода коренится в человеческом существе, невозможность счастья — в неизбежных столкновениях характеров и обстоятельств. Интересно, что после сцены «счастливого семейного ужина» — нам показывают довольно долгий план лестницы и части дома с декоративной решёткой. До какой-то степени неминуемо напоминающей нам о «тюрьме», казалось бы, благопристойной семьи. И даже игрушки уже не радуют.

В пределе, разумеется, и сам мир — комната. Как и материнское чрево. Или могила. И это позволяет понимать картину на разных уровнях. Может быть, все мы живём в комнатах самих себя, а может быть, комната — это неразрывная связь между матерью и ребёнком. Комната, из который мы пытаемся выбраться, как умеем в нашем жизненном квесте. Или правильным было бы — не выходить из комнаты? Как нам суметь проститься с тем, из чего мы пытаемся вырасти, но не всегда можем?

Такого рода кино не является подлинно глубоким авторским кино, но среди массового оно отличается умеренным вглядыванием в человека и известным благородством, хотя бы в форме отсутствием сцен пресловутого «секса и насилия» и взрывов, то есть и здесь это есть, а если говорить о насилии, то сколько угодно — особенно утончённого и психологического, но это показывается не как во второсортных фильмах, а всё-таки довольно эстетизированно. Поэтому и номинации.