В характере так называемого «простого человека», не испорченного принадлежностью к власти с ее заботами о пополнении казны и касательством к деньгам, превышающим прожиточный минимум, чуть и не основным мотивом всех поступков является требование справедливости. Иногда оно может принимать уродливые формы, но сам по себе «простой человек» формируется ведь совсем иначе, чем «человек непростой». Одно время, еще совсем недавно у «непростых людей» прямо с телевизора было модно козырять своей «успешностью, предприимчивостью и талантами», сообщать друг другу на различных политических и экономических шоу о тех у себя качествах, которые «простой человек» считает признаками проходимца.

1945. Рейхстаг взят

«Простой человек» складывается не потому ведь, что у него ума не достает, совсем нет. Чего у него точно недостает — это чувства, что деньги и вообще материальные богатства складываются как-то иначе, чем трудом. Он знает, что само по себе ничего не строится. Растет дерево, его надо срубить, ошкурить, распилить на доски, и дом будет построен именно благодаря этому. Но также подразумевается что тот, кто оплачивает строительство работникам, тоже где-то что-то создал, обменял свой труд на деньги. И вот «простой человек» неохотно соглашается с таким мироустройством, при котором «успешные и талантливые» ухитряются находить лазейки в законах, позволяющие им успешно, и, безусловно, талантливо, обходиться без этой «простой» экономики и «делать деньги» непонятно как. «Простой человек» и вправду не понимает как «делать деньги», хоть и может рассуждать об этом в троллейбусе с попутчиками, он знает, как сделать табуретку, но как сделать деньги — это лежит за гранью его врожденного чувства мироздания. Деньги можно заработать. Что-либо сделав. Написать что-нибудь интересное, изобрести что-нибудь полезное, нарисовать что-нибудь красивое — создать то, что должно присутствовать прежде денег. Чувство справедливости у «простого человека» является не столько врожденным, сколько неутраченным. Не значит, что его совсем негде было тратить, но вот так, по большому счету, у него и вправду недостает «ума и таланта», чтобы профукать это чувство ускоренными темпами, хотя у себя во дворе он может обходиться без него запросто в прочих мелких вопросах.

В России население долгое время считало, что власть тоже должна иметь это чувство, не утратить. Революция в конце XIX века стала разгораться вовсю, когда «простой человек» догадался, что у власти нет этого чувства, оно отсутствует. В Европе народ не настолько был доверчив, и после каждой смуты составлял с властью договоры, оставляющие справедливость в виде чувства за скобками, тут же, у нас, доверие к власти (именно «доверие»), и большой аванс на это доверие долгое время составляло черту национального характера. Однако предположения западных публицистов, что народ в России может пойти войной на власть по причине снижения уровня жизни или даже понижения качества продуктов, случившееся из-за обоюдных санкций, нелепы. Россия не страна гурманов. Точнее, они тут, конечно, есть, но не в том количестве, чтобы делать на этой теме погоду. По большей части русским и другим народам Империи довольно безразлично, что жевать. Уверенно можно сказать что половина населения вообще не отличает сыр от плавленого сырка, а сорта сыров делит по принципу «понравился» и «слишком сухой, больше покупать не стану». Пресловутый «Пармезан» для многих по вкусу не отличим от засохших сырных шкурок, что срезают для прокорма синиц зимой, вывешивая их на ниточке через форточку. Еда должна быть съедобной, и этого вполне достаточно. Если русские считают, что власть действует справедливо, то никакие кары «за Крым» не выведут их из себя. Так что сладострастные мечтания некоторых чокнутых блогеров и публицистов, в том числе западных, на тему, что «русским их Крым аукнется на их столах и желудках, и тогда они…» — это все глупости и пустая болтовня для самораззадоривания. Так рассуждать может только утонченный желудок на тонких ножках, а это все-таки не про русских.

Удовлетворение властью спроса людей на справедливость брезгливо называют популизмом или даже дешевым популизмом. В каком бы виде это удовлетворение не происходило. Власть и вправду обычно балуется либо риторикой, обещаниями, громкими посадками «провинившихся», считая, что населению должно быть достаточно не чувствовать себя вечно обманутыми. Другой способ ослабления народного недовольства, сейчас уже почти неработающий, практиковался еще столетие назад Церковью, как старым идеологическим институтом. Заключался он в том, чтобы перевести чувство справедливости на себя, «вспомнить свои грехи». Манипуляция указанием на свою сугубую греховность была эффективна на протяжении столетий. Иному грешнику достаточно было указать на «блудные ночные мечтания» (даже «деяний» не обязательно), и направить его на «борьбу» со своей греховностью, чтобы всякая социальная несправедливость его перестала волновать вовсе. Но влияние Церкви уже почти на нуле, а от пустой риторики в России устали еще со времен СССР, так что уже состоялась прививка на самые примитивные способы манипуляции.

Поэтому у власти на сегодняшний момент остался самый простой способ удовлетворять народному чувству справедливости — поступать справедливо. То есть работать в первую очередь, а не только «пожинать плоды» не ею высаженные и не при ее участии созревшие. Только на это народы России готовы выдавать аванс власти. До тех пор, пока ее действия хоть как-то отвечают представлению людей о справедливости. Потому что от несправедливости все устали. И пропаганда не поможет ее замылить, если она обнаружится. В новый год Россия входит с двояким чувством. В отношении «международных проблем» люди считают, что все по-честному. Именно по-честному, справедливо. А когда «по-честному», то можно и терпеть. А вот в «экономике», в которой народ разбирается примерно так же, как в сортах сыра, общее чувство, что в правительстве опять весь год пили нефть, и упились до черной горячки, так что теперь расхлебывать придется всем. А это уже нечестно.