«Ситуационный анализ: Развитие ситуации в Северном Афганистане в среднесрочной перспективе» — такова была тема очередного ситуационного анализа, проведенного общественным фондом Александра Князева и аналитической редакцией ИА REGNUM в Ташкенте на базе Дипломатических курсов МИД Узбекистана. В закрытом экспертном совещании приняли участие Владимир Пластун, профессор Новосибирского государственного университета; Рафик Сайфулин — независимый эксперт, бывший директор Института стратегических и международных исследований при президенте Республики Узбекистан; Алишер Вахидов — директор Дипломатических курсов МИД РУз; Александр Князев — эксперт по Центральной Азии и Среднему Востоку (Россия); Ильдус Камилов — старший координатор исследований Центра экономических исследований (ЦЭИ); Рустам Махмудов — аналитик (ЦЭИ, Узбекистан); Бахтиёр Эргашев — координатор исследований ЦЭИ; Андрей Князев — журналист-международник. В подготовке ситуационного анализа на условиях анонимности использованы также мнения и оценки ряда представителей военных кругов и спецслужб Исламской Республики Афганистан.

Отчет представляет собой обобщенное отражение высказанных мнений и оценок, каждая из которых не обязательно совпадает с мнением отдельных участников ситуационного анализа.

Отчет публикуется в сокращенном (преимущественно в рекомендательной части) виде, как и предыдущие из этой серии [Мнение экспертов: Разделение Афганистана или создание сети военных объектов в Средней Азии? 27.02.2013,

«Новая шоковая терапия» — вступление Киргизии в ТС: закрытый ситуационный анализ. 26.03.2013,

Необходим «тройственный союз» — Россия, Казахстан, Узбекистан: закрытый ситуационный анализ. 28.05.2013,

Угрозы и риски зимы-2013 — весны-лета 2014: закрытый ситуационный анализ. 21.09.2013,

Узбекистан является ключевой страной в сфере безопасности Центральной Азии: закрытый ситуационный анализ. 17.03.2014,

«Предпосылки и вероятность формирования оси Москва — Тегеран в меняющемся мире: проекции на Центральную Азию, Прикаспий и Кавказ». 23.10.2014].

Эксперты в основном сошлись в оценке устойчивости формируемой конструкции государственного управления и всей политической системы Афганистана. Ее эффективность, в том числе в сфере обеспечения безопасности, характеризуется как критически низкая, что косвенно подтверждается и затянувшимся процессом формирования правительства национального согласия. Структурное состояние афганского общества основывается на недолговременных компромиссах различных групп политической элиты, подразумевая возможные динамичные изменения. При этом, отметили участники экспертного совещания, степень влияния «Раиси джумхур» (президента Ашрафа Гани Ахмадзая) и «Раиси иджроия» (главы исполнительной власти, премьер-министра Абдулло Абдулло) на те или иные социальные, этнические, региональные страты невысока и также не статична. Электоральная зависимость каждого из двух высших должностных лиц государства от противоречивых и иногда противоположных интересов групповых лидеров (партий, регионов и т.д.) не позволяет выстраивать четкие вертикали президентской и исполнительной власти. Это обстоятельство де-факто даже важнее уже артикулированной наблюдателями неполной легитимности компромисса, достигнутого президентом и премьер-министром. Компромисс формально принят афганским обществом, основными политическими силами в Афганистане, и политические элиты ждут результатов формирования правительства, местных органов власти в провинциях, включая и частные ожидания преференций за свое электоральное участие. И президент, и премьер-министр находятся в сложной ситуации распределения государственных должностей, имея множество альтернатив, выбор среди которых чреват большим количеством внутриэлитных конфликтов.

Участники закрытого совещания согласились с высокой вероятностью роста сепаратистских тенденций, образования самостоятельных квазигосударственных анклавов в границах Афганистана, констатировав как уже существующее, так и происходящее утверждение в регионах страны параллельных структур управления. Эти параллельные структуры имеют различный характер, в том числе — путем захвата территорий иррегулярными группировками экстремистского и террористического характера и формирования ими собственных органов власти и управления. Подобные эпизоды продолжительное время характерны для ряда провинций на юге и востоке страны, а в рамках настоящего ситуационного анализа на северо-востоке (Бадахшан, Тахар, Кундуз) и северо-западе (Батгис, Фариаб, Сарипуль, Джаузджан). По информации афганских источников ситуационного анализа, эта практика имеет устойчивую тенденцию к расширению [здесь и далее квадратными скобками обозначены сокращения].

Противоречивыми являются и взаимоотношения как между двумя ветвями власти, между избранными руководителями и поддерживающими их региональными лидерами. Известная исторически сложившаяся разнородность страны дает довольно пеструю картину потенциальных самостоятельных анклавов, формируемых вокруг лидеров и/или по этнорегиональным критеиям: таковыми могут стать Мазари-Шариф (партия «Исламское общество Афганистана» во главе с экс-губернатором Балха Ата Мохаммадом Нуром), Шиберган (Национально-Исламское движение Афганистана генерала Абдулрашида Дустума), узбекская община северо-восточных провинций (Бадахшан, Тахар, Кундуз), исмаилиты Бадахшана, пуштуны северо-запада (Батгис, Фариаб, частично Герат). Распространенное мнение о доминировании практически по всей территории севера Афганистана таджикских группировок в этом контексте также подлежит коррекции в силу их неоднородности. Помимо Мазари-Шарифа существуют отдельные интересы и следующие им политические группы на северо-востоке с центром в Файзабаде, одним из лидеров которых является Салахутдин Раббани (сын экс-президента Бурханутдина Раббани) […]. В динамично меняющейся афганской ситуации общая конфигурация основных сил может меняться, включая и временные альянсы региональных, этнических и конфессиональных афганских общностей и политических партий. В силу этого любая возможная классификация основных военно-политических группировок (легитимных и нелегитимных) выглядела бы очень краткосрочной.

В ходе своего первого зарубежного визита в Эр-Рияд президент Ашраф Гани Ахмадзай достиг договоренности о проведении переговоров с частью талибов, контролируемых Саудовской Аравией, уже традиционно они будут позиционироваться как «умеренные талибы» […]. В 2015 году президент Ахмадзай планирует досрочное проведение Лойя Джирги (высший представительный орган власти в Афганистане), чтобы подтвердить легитимность переговоров с этой частью талибов и попытаться ввести их представителей в парламент, правительство, местные органы власти, включить в легитимный политический процесс. Переговорные инициативы с антиправительственными группировками вряд ли повлекут снижение их активности, тем более — нахождение каких-либо общих, частичных и локальных, компромиссов и снижение уровня конфронтации в стране в целом. Повторение «сценария Дохи» участники ситуационного анализа исключили из числа вероятных.

Другая часть талибских группировок […] сейчас финансируется и контролируется в основном из Катара. По мнению афганских источников ситуационного анализа, они будут продолжать активизировать вооруженную борьбу с правительством, в основном в южных провинциях — Пактике, Хосте, Пактие, Логаре, Нангархаре, частично в Кандагаре, Урузгане, Фарахе и Гильменде, а также группировки белуджей в провинции Нимруз. Одновременно на севере ситуация, которая существует сегодня, зависит в большой мере от того, удастся ли таджикским партиям и группировкам объединиться, в ином случае они не смогут контролировать весь север, и на ситуацию будут влиять пуштунские и узбекские группировки, находящиеся под влиянием талибов. Экстремистские и террористические организации на севере Афганистана резко активизировались после визитов президента Ашрафа Гани в Саудовскую Аравию и в Китай. Это объясняется тем, что переговоры афганского президента в Пекине и Эр-Рияде противоречат интересам тех кругов в Пакистане (а также в Турции, арабских странах, США и Великобритании), которые в основном поддерживают экстремистские и террористические группы в Афганистане.

В связи с этим экспертами был рассмотрен вопрос о вероятности прихода талибских группировок к власти в Кабуле, либо усиления контроля над теми или иными регионами. Уровень консолидации этих группировок был оценен как недостаточно высокий, в данное время более уместно говорить о том, что в этой среде именно сейчас реализуются попытки организовать как координацию действий, так и накопление сил и средств. Было отмечено, что активность в Афганистане «Давлат-е Исломи Ирак ва Шам» («Исламское государство Ирака и Леванта» в устоявшемся русском варианте, или ИГИЛ) к настоящему времени носит характер транзита и попутного контроля с учетом конкуренции ЭТГ за финансирование из внешних источников. Аналогичная конкуренция происходит и между афгано-пакистанскими группировками.

В конце октября в Исламабаде состоялась Шура (совещание) трех руководящих органов этих группировок из Кветты, Мирамшаха и Пешавара, в которой участвовали многие значимые фигуры этих кругов, в частности, Мохаммад Хасан Рахмани, бывший талибский губернатор Кандагара, близкие к руководству «Талибана» Абдул Рауф Ходен, Мулло Гуль-Ага, Мулло Алишер, представители ИДУ Бурханов и Наджмуддин Джалолов, представитель группы «Движение Талибан Центральной Азии» Абдуллоджан Гафуров, представители СИД (Союз исламского джихада), большое число представителей из республик Центральной Азии […].

Решения Шуры в Исламабаде носили достаточно тривиальный характер: активизировать военные операции в странах Центральной Азии, координировать действия и создать новые центры дестабилизации в регионе, усилить работу по привлечению молодых людей из Центральной Азии в экстремистские и террористические группировки (ЭТГ) в Афганистане и Пакистане. Анализ активности ЭТГ последнего времени позволяет предполагать недостаточную готовность их как к объединению, так и к серьезным военным действиям, результатом которой мог бы стать захват власти в Кабуле или больших регионах страны. В краткосрочной перспективе их деятельность скорее ограничится ставшими уже традиционными методами: захват местных органов власти и управления, ликвидация отдельных стационарных органов полиции и армии, деморализация населения, блокирование ключевых дорог. В связи с последним необходимо отметить активность ЭТГ на севере Афганистана в тех регионах, которые связаны с реализацией китайского проекта «Нового шелкового пути» (строительство автодороги Ишкашим — Файзабад — Мазари-Шариф — Герат). Это свидетельствует о том, что действия ЭТГ в значительной мере коррелируются с интересами пакистанской так называемой транспортной мафии (контролирующей транзит по Каракорумскому шоссе на участке Пешавар — Карачи и автотрассу Пешавар — Джелалаба — Кабул — Мазари-Шариф — Хайратан — Термез). Определенное влияние на эту активность оказывают также и некоторые афганские политические группы, заинтересованные в изменении маршрутов китайского автодорожного проекта. Учитывая значимость китайских коммуникационных проектов, нельзя отрицать здесь и влияния глобальных конкурентов КНР [….]. Ряд афганских источников ситуационного анализа полагает, что активизация террористических группировок в Бадахшане также связана с изменениями в контроле над маршрутами наркотрафика и контрабанды в целом.

Актуальным остается вопрос о вероятном поведении американских и натовских военных контингентов, сохраняющих присутствие. По мнению участников экспертного совещания, это присутствие будет иметь своей оперативно-тактической задачей поддержание контроля над относительной стабильностью в Кабуле и ряде крупных городов, создавая иллюзию функционирования централизованного афганского государства.

В большей степени стратегическая задача — сохранение контроля на «точках входа». В буквальном смысле — среди пунктов дислокации сохраняющегося американского контингента ведущие аэропорты (Кабул, Кандагар, Шинданд, Герат, Мазари-Шариф, Шураб) и наземные пограничные переходы (Торхам, Спинбулдак, Тургунди, Хайратон, Шерха-Бандар). И в геополитическом смысле — тотальный контроль над коммуникациями и возможности манипулирования основными субъектам афганского политического процесса, действиями значительной части внешних участников афганской политики позволяют США и силам сокращенного военного контингента выполнять функции, направленные на реализацию региональных интересов Америки.