Переговоры G20 в австралийском Брисбене в комментариях чаще всего представляются эдаким олицетворением того самого абстрактного «Запада», который ведет войну с Россией и остальным миром. Нередко его еще показывают как союз Америки как экономического монолита — с ЕС, воспринимающимся таким же экономическим монолитом. Вот только в реальности это не совсем так.

Евросоюз является объединением 27 государств. Очень разных по своим промышленным, хозяйственным и финансовым возможностям. Более того, несмотря на наличие единого таможенного и экономического пространства, на свободное перемещение товаров, трудовых ресурсов и капиталов, в действительности ЕС представляет собой четыре отдельных хозяйственных механизма, один из которых с остальными тремя вообще, как выясняется, связан не так уж и сильно. А одна из стран — Польша — так вообще пытается среди этих шестеренок сформировать свой собственный — пятый.

Обычно масштаб экономики принято определять по размеру ВВП. Считают его по-разному, но сути дела это не меняет. Чем больше экономика, тем больший ВВП она создает. С этих позиций из 15094 млрд долл. суммарного ВВП 27 стран Европы (ЕС27) основную его часть (11850 млрд долл. или 78,5%) создают всего пять стран (в порядке убывания размера ВВП): Германия, Франция, Великобритания, Италия и Испания. Еще девять стран: Нидерланды, Швеция, Польша, Бельгия, Австрия, Дания, Финляндия, Чехия и Венгрия, в сумме составляют 20,5% дополнительно. Но оставшиеся 13 (!) стран в экономическом балансе ЕС создают только 1% общей суммы!

Это как бы общеизвестно, банально и непонятно. Но если вспомнить, что наш мир по своей природе четырехмерен, и к каждой стране, помимо ее ВВП, прибавить такие факторы, как доля внешней торговли в валовом продукте, доля торговли с другими странами ЕС в общем объеме внешней торговли каждого отдельного государства, и значение сальдо торгового баланса, то картина становится намного четче и, как ни странно, нагляднее.

Сразу видно, к примеру, что крупнейших экономик в ЕС, конечно, пять, но реально богатеет от игры по европравилам из них только одна Германия. Ее сальдо внешнеторгового баланса, т.е. сравнение суммы экспорта с размером импорта, составляет 6,6%. Остальные три страны имеют убыток: -6,2% в Великобритании, -4,1% в Испании, -2,7% во Франции. И Италия балансирует в районе точки безубыточности с -0,1% в 2012 году. Убыток означает, что сторонних товаров и услуг страна импортирует больше, чем продает своих.

Еще видно, что все экономики ЕС довольно четко делятся на торговые, внутренние и переходные. Наглядными примерами торговых экономик можно считать Нидерланды (экспорт составляет 82,9% ВВП, импорт — 72,6% ВВП), Бельгию (82,8% и 81,4% соответственно), Словакию (93,1% и 88,4%). Противоположным примером экономик, в основном мало зависящих от внешней торговли, можно назвать Францию, Италию и Великобританию, чья внешняя торговля не превышает 30% от ВВП. Остальные страны — переходные. С объемом экспортно-импортных операция от 38% (Финляндия) до 77% (Чехия).

Однако если посмотреть, какая страна с кем и в каком объеме торгует (по экспорту и по импорту), складывается очень интересная и даже неожиданная картина связей. Внутри ЕС вокруг двух крупнейших европейских экономик — немецкой и французской — сложились две примерно равновесные экономические системы. Конечно, Франция и Германия друг для друга являются самыми крупными торговыми партнерами. Во внешней торговле Парижа Берлин занимает 16,4% (экспорт) и 17,2% (импорт), а в Германии торговля с Францией — 9,45% и 7,66% соответственно.

Но стоит копнуть глубже, то оказывается, что на Германию приходится 30,1% экспорта Австрии, 31,3% экспорта Чехии, четверть экспорта Венгрии, Нидерландов, Польши, Словакии. Не менее 10% экспорта еще шести стран. Т.е. из 26 (ЕС27 минус сама Германия) на немецкий рынок критично замкнуты 13 стран. Причем Австрия и Чехия замкнуты абсолютно. В сумме ВВП этой группы государств составляет 11022 млрд долл. или 73% общеевропейской экономики. Наибольшая часть этих стран торгует в подавляющем большинстве только с Германией и между собой. Нет, с той же Францией они как бы тоже торгуют, но в куда меньших объемах, а с некоторыми, например, с Прибалтикой, не торгуют почти вообще.

Вторым крупным центром экономического притяжения является Франция. Но ее система «собрана» иначе. Во-первых, доля внешней торговли в национальном ВВП намного меньше германской (примерно 30% против 43% в Германии). Во-вторых, Франция на 2,7% покупает больше, чем продает сама. В-третьих, ни одна из ориентированных на французскую экономику стран не имеет в своем экспорте «французской доли» более чем 18%. Бельгия (15,6% по экспорту и 10,2% по импорту), Италия (14 и 15% соответственно) и Испания (18% и 11%). Более 5% — Великобритания, Нидерланды, Польша, Чехия, Словакия. Суммарный «вес» экономик этих стран, вместе с Германией, 11270 млрд долл. или 74,6% общей экономики ЕС.

Обе сборки притягиваются друг к другу как перекрестными связями своих партнеров (в пределах 3-4% по каждой из стран), так и, собственно, прямой франко-германской торговлей как таковой. На Францию в зарубежной торговле у Берлина приходится 9,55% экспорта и 7,66% импорта, в то время как на Германию у Парижа — 16,4% экспорта и 17,2% импорта. Так как размеры ВВП этих стран в целом сопоставимы, это означает, что немецкая торговля для Франции примерно вдвое важнее, чем французская для Германии.

Эти два экономических механизма довольно самодостаточны. Они сформированы вокруг мощных экономик, взаимно компенсируют слабые стороны друг друга и имеют однозначную центростремительную направленность. Так, например, Австрия, треть экспорта которой приходится на Германию, 80,9% всей своей внешней торговли ведет только с другими членами ЕС.

В этом смысле большим особняком стоит Великобритания. Она вроде третья экономика Евросоюза, но британская внешняя торговля составляет только треть от ВВП. Причем на страны ЕС из нее приходится лишь 37%. У Франции и Германии доля ЕС во внешней торговле — 60%. Если с Германией в том или ином объеме торгуют абсолютно все европейские страны, то сколько-нибудь значимую долю внешней торговли с Великобританией (более 5%) имеют всего шесть стран: Бельгия, Германия, Испания, Нидерланды, Франция и Швеция. Остальные «что-то», конечно, «покупают», но, в случае утраты этих связей, особо проблем не заметят.

Еще примечательно, что по сальдо торгового баланса самыми успешными экономиками Европы, кроме Германии, являются только довольно небольшие, в смысле размера ВВП, страны: Нидерланды (772.227 млн долларов) — 8%, Венгрия (125.508 млн долларов) — 4,8%, Чехия (195.657 млн долларов) — 3,7% и Дания (314.242 млн долларов) — 2,7%. Что любопытно, все они, кроме Дании, сформировали достаточно тесный взаимный междусобойчик. К примеру, у Чехии доля торговли со Словакией (8,9% — экспорт, 5,8% — импорт). В этот междусобойчик в последние лет пять активно пытается влезть Польша. Доля Варшавы во внешней торговли Чехии — более 10% по экспорту. Доля чехов в торговле Польши — 6%, примерно столько же, сколько у Польши с Италией.

Интерес поляков в этом моменте очевиден. Собственный ВВП Польши — всего 489.795 млн долларов. Только восьмая экономика Европы. В германскую экономическую мощь таких «польш» легко помещается семь. Польский ВВП на половину состоит из внешней торговли. Варшава бы и хотела теснее интегрироваться во внутренние рынки лидеров, но больше доли в 66% — не получается. Для польских товаров на рынках Западной Европы дополнительного места просто нет. А в случае углубления экономической интеграции с «чехословацким междусобойчиком» просматриваются шансы стать лидером суммарной экономики в 953.609 млн долл. Это уже почти триллион. Близко к размерам Испании. Заведомо больше Швеции, Нидерландов и Австрии. Если учесть, что в этом возможном симбиозе одна Польша равна «двум чехиям», «трем венгриям», «четырем словакиям» или «десяти болгариям», то не трудно предположить, кто в нем, не без оснований, будет претендовать на абсолютное лидерство. Такой вот хитрый польский план.

Ну, и особняком стоят экономики стран Прибалтики. Они очень маленькие. В сумме эти три государства составляют всего 92.474 млн долл. Они все абсолютно зависимы от внешней торговли, обеспечивающей 80% ВВП. Разве что у Латвии — 63%. У них у всех строго отрицательное сальдо внешнеторгового баланса. Литва — 2,9%, Латвия — 5,4%, Эстония — 3,6%. И им почти нечего продавать в ЕС. Точнее, не совсем так. Если судить только по табличным цифрам, доля ЕС во внешней торговле Прибалтики плавает от 56% (Литва) до 74% (Латвия). Но крошечность их национальных экономик в абсолютных цифрах (денег, литров, тонн и т.п.) делает их торговлю в балансах прочих европейских стран практически незаметной. К примеру, Франция в своей статистике все прибалтийские цифры приводит в графе «прочие».

Это в конечном итоге предопределяет процесс взаимного притяжения Прибалтики и Скандинавии. Т.е. формирования такого отдельного междусобойчика на 868.240 млн долл. суммарного ВВП. Правда, близость климатических условий, быстро произошедшая деиндустриализация и снова крошечность собственных экономик приводят к тому, что 750 «скандинавских» млрд долларов и 92 «прибалтийских» млрд к себе притягивают, но как-то особо в успехе этого процесса не нуждаются. Прибалтике мало что есть нужного и ценного предложить финнам или шведам. Поэтому доля торговли со Швецией у Литвы всего 3%. Правда, и с Германией немногим больше — всего 7%. Зато у Эстонии торговля с Финляндией — 15%, и со Швецией — 11%. Примечательно, но этому процессу заметно мешает все та же Польша с ее собственным «хитрым планом», доля которой во внешней торговле Литвы достигла 10% и в остальных прибалтийских странах тоже составляет заметную величину.

Самое интересное, что общий интеграционный потенциал внутренней торговли Евросоюза уже исчерпан. Франция, Испания и Польша полностью закрывают потребности европейского рынка продовольствия. Есть еще Венгрия, Болгария и Греция, но у них довольно узкая специализация, так что они лишь дополняют европейский продовольственный ассортимент, но не формируют его. По промышленным товарам внутренний спрос обеспечивается западноевропейскими, прежде всего германскими, австрийскими и южно-итальянскими заводами. Даже мощная чешская промышленность едва успела запрыгнуть в последний вагон уходящего поезда и… в изрядной степени уже не является чешской, а принадлежит германскому капиталу. Тому же «бошу», «сименсу» и т.д.

Если составить таблицу по доле сельского хозяйства в национальных ВВП европейских стран, то граница деления Единой Европы на город и деревню видна невооруженным глазом. Все, что расположено западнее Польши, Словакии, Венгрии и Хорватии, имеет вклад с/х в экономику своих стран менее 2%. В большинстве своем даже менее 1,8%. Это условный «город». По другую сторону линии соприкосновения (включая перечисленные страны) — «деревня», с долей с/х в ВВП не менее 3,5%. А некоторые страны — так вообще «сущая глушь и край географии». Например, Босния и Герцеговина — 7,5%, Черногория — 10%, и Албания — 19,5%. Так что даже Прибалтийским странам глубже в ЕС интегрироваться некуда. Как, впрочем, и всей Скандинавии. Хотя при примерно равных размерах национальной экономики возможности Швеции довольно сильно отличаются от Финляндии.

Над всем этим мощно нависает глыба экономики России. Она, конечно, еще не превышает европейскую, но уже равна испанской и мало чем уступает британской или французской. В экономической географии действуют почти те же законы гравитации, что и в небесной механике. Если отранжировать ЕС27 по размеру доли торговли с Россией, то выясняется, что зона сильного российского экономического притяжения распространяется практически до польско-германской границы. Доля России во внешней торговле (экспорт/импорт, в %): Литва (18,6 / 32,3), Финляндия (9,6 / 18,4), Эстония (11,02 / 18,5), Болгария (2,6 / 18,5). Даже у Польши на Россию приходится более 5% своей внешней торговли. Это столько же, сколько у поляков составляет доля Франции или Италии. В переводе на обычный русский это означает, что экономическая связь «прибалтийско-скандинавского» сегмента Единой Европы с самой Европой мало чем превосходит его экономическое тяготение к России. Более того, характер развития внутренней европейской экономической интеграции позволяет говорить о том, что притяжение этого «сегмента» к восточному соседу неуклонно увеличивается, в то время как к Европе — ослабевает. Не в этом ли причина обострения «русофобских настроений» в Прибалтике?

Резюмируя сказанное, хочется отметить. Европа лишь называется Единой и Объединенной. На самом деле она представляет собой очень сложный и неоднозначный конгломерат. Внутри которого о действительно большом единстве можно говорить лишь в отношении «германского» и «французского» механизмов. Все остальное Единой Европой можно считать весьма условно. Соответственно, и «точка сборки» по разборке этого механизма абсолютно прозрачна и обсуждению с учетом вышеизложенного не подлежит. Дискуссия может идти только по двум вопросам: а) механике; и б) оставить ли Германию и Францию центрами внутриевропейского притяжения или нет. Если «да», то Германия и Франция должны внести свою лепту в геополитическую стабильность на всем Евразийском континенте и перестать играть по американским правилам.

Александр Запольскис — независимый эксперт (Москва), специально для ИА REGNUM