Доклад подготовлен в рамках проекта "Гуманитарный диалог по укреплению человеческой безопасности на Северном Кавказе", реализуемого совместно "Миротворческой Миссией имени генерала Лебедя" (ММГЛ), "Швейцарским фондом мира" (swisspeace) и "Форумом по раннему предупреждению и раннему реагированию - Евразия" (FEWER Eurasia).

Введение

Северный Кавказ остается одной из самых "уязвимых" частей Российской Федерации, где существующие проблемы в общественно-политической жизни нашей страны предстают в наиболее обостренном виде. Перед очередным выборным циклом действия федеральной власти на Кавказе вновь, как и на выборах 1999-2000 годов, привлекают пристальное общественное внимание. На федеральном уровне вокруг СКФО сформировалась достаточно жесткая повестка дня, касающаяся в основном терроризма, проблем миграции, оправданности больших объемов бюджетных трансфертов в регионы Северного Кавказа, а также потенциальных угроз территориальной целостности России. Можно с уверенностью прогнозировать, что эти темы будут и далее обсуждаться в течение предвыборного года, и именно через призму этих проблем Северный Кавказ будет фигурировать в предстоящих политических дебатах.

Необходимо признать, что данные вопросы, при всей их остроте, представляют собой лишь следствия, а не причинные факторы сохранения взрывоопасной ситуации в регионе. Более того - эта общепризнанная северокавказская повестка дня вообще довольно слабо соответствует реальности, которая складывается сегодня в данной части России.

Действительные риски для общественной безопасности в СКФО сегодня крайне велики, но, судя по полемике в СМИ, практически незаметны для политически активной части населения России. Что касается путей укрепления безопасности, то вряд ли в этом деле могут сыграть заметную роль щедро направляемые в национальные республики бюджетные потоки, которые (наряду с силовыми мерами) стали ключевыми политическими инструментами в северокавказской политике федерального центра.

С нашей точки зрения, на Северном Кавказе сегодня прочно сложились, но крайне мало замечаются несколько важнейших системных угроз для безопасности. Каждая из них такова, что ее решение недостижимо, пока единственным действующим лицом в осуществлении этого решения остается государство, а модель взаимодействия с обществом основывается на имитации общественной поддержки спускаемых сверху инициатив. В силу ряда обстоятельств, главнейшие из которых будут охарактеризованы ниже, укрепление безопасности на сегодняшнем Северном Кавказе возможно только через реальное, не "витринное" взаимодействие государства и общественных сил по обсуждению и решению действительных вопросов, которые ставит наиболее активная часть общества.

В ряду важнейших проблем безопасности мы видим следующие:

• нарастание религиозного раскола, ведущего к ценностной и идеологической поляризации общества и разжиганию межгрупповой ненависти;

• ослабление доверия населения к региональным и федеральным правоохранительным органам и судебной системе; углубляющееся неприятие единого правового поля РФ;

• земельные споры как непредсказуемый фактор групповой мобилизации;

• неразрешенные проблемы прошлых насильственных конфликтов, усиливающие скрытую поляризацию в обществе;

• политизация исторических проблем и этнической напряженности, нарастание антагонизма во взглядах историков и этнологов разных национальностей.

Ниже каждая из этих проблем будет охарактеризована отдельно.

Конфликты в религиозной сфере

О глубине ценностной и идеологической поляризации в исламской среде Северного Кавказа говорят в первую очередь продолжающиеся убийства мусульманских деятелей. Так, в декабре 2010 года в Нальчике был убит муфтий Кабардино-Балкарии Анас Пшихачев. В Дагестане 10 мая был убит редактор аварского выпуска газеты "Ассалам", выходящей под патронажем Духовного управления мусульман Дагестана, Яхъя Магомедов. Его гибель пополнила список мусульманских журналистов, убитых в этой республике.

Внутриисламская ситуация существенно отличается в разных регионах СКФО, однако именно Дагестан выступает в этом отношении важным индикатором для всего Северного Кавказа, в силу высокого уровня исламизации и большого уровня самостоятельности исламских структур в этой республике. Сегодняшний Дагестан доказывает бесперспективность и опасность той модели взаимоотношений государства и ислама, которая доминировала на Северном Кавказе со второй половины 90-х и является до сих пор основной. Суть этой модели в том, что одно из течений в местном исламе объявляется "традиционным", "умеренным", и республиканская власть демонстративно сотрудничает только с ним. Другие направления ислама в этом случае автоматически, по самому факту своих отличий от выбранного властями направления, считаются внесистемными и даже враждебными. Вне зависимости от того, была ли такая модель пригодной на предыдущих этапах, сегодня она угрожает общественной безопасности, наряду с любыми попытками легализации религиозного экстремизма. Это особенно хорошо видно на примере Дагестана, где сами границы "традиционного" ислама сегодня крайне зыбки.

В подтверждение этому можно упомянуть, что на форуме "Путь к миру и согласию", состоявшемся в Махачкале 25 апреля и объединившем представителей разных направлений ислама, обвинения в "сектантстве" звучали, в том числе в адрес тех исламских структур, которые считаются близкими республиканской власти. И эти структуры, и их оппоненты все чаще обвиняются в следовании принципу "кто не с нами, тот против нас". Данная ситуация усугубляется тем, что направление ислама, признанное сегодня в Дагестане в качестве "официального" - суфизм - сам по себе имеет множество делений. Если, как это долгое время делалось, считать суфийский ислам "опорным" для власти, а все прочие направления - "недружественными", эта "опора" окажется далеко не монолитной. Достаточно сказать, что из примерно десятка опрошенных нами в этом году имамов дагестанских мечетей, лояльных Духовному управлению мусульман Дагестана, каждый привел различный список шейхов (суфийских учителей веры), чей авторитет он признает, и также разнящиеся списки "лже-шейхов". Очевидно, что ставка властей на избранное направление ислама может привести к крайне конфликтному определению границ этого направления, что только углубит угрозы общественной безопасности.

Более безопасной альтернативой является формирование единых "правил игры" для разных религиозных течений, при этом к числу важнейших правил должно, разумеется, относиться соблюдение действующего российского законодательства. Функция власти должна состоять не в произвольном разделении верующих на "своих" и "чужих" по какому бы то ни было принципу, а в создании условий для мирного диалога всех исламских течений, находящихся в правовом поле.

Ослабление доверия к правоохранительным органам, разрушение общероссийского правового поля

В настоящее время при описании ситуации на Северном Кавказе стало модно говорить о том, что жизнь в его республиках протекает "по своим законам". Это расхожее выражение отражает реальность - прогрессирующее выпадение этой части России из федерального правового поля, которое замещается альтернативными правовыми формами. Все чаще высказывается идея о "принятии шариата", или утверждающихся в обычном праве шариатских норм в некоторых кавказских республиках (чаще других в этой связи называют Дагестан и Ингушетию). Нам представляется, что "вымывание" российских законов на местном уровне, то есть в конкретных населенных пунктах, идет по двум разным моделям, сильно различающимся по своим истокам. С одной стороны, известны (хотя большей частью из 1990-х годов) случаи, когда с подачи религиозных экстремистов начиналось сознательное строительство "шариатских республик". С другой стороны, сегодня нередко бывает так, что появление в каком-то населенном пункте "своих законов" является лишь стихийной защитой населения от образовавшегося правового вакуума. Это можно часто наблюдать в Дагестане: село, желая оградиться от внешних криминальных элементов, ставит на въезде шлагбаумы, неформальные группы местных жителей начинают досматривать въезжающие "чужие" автомашины и выполнять другие функции, закрепленные в законе за полицией. Они могут в большей или меньшей степени ориентироваться на исламские правовые нормы. Часто такое установление "собственных порядков" наблюдается там, где местное население само вынуждено противостоять экстремистским группам (как в селе Губден Карабудахкентского района Дагестана), а также там, где между соседними селами имеются конфликты, которые не удается урегулировать правоохранительным органам (как между некоторыми селами Хасавюртовского района Дагестана). Таким образом, полное или частичное выпадение территорий из российского правового поля - следствие серьезного ослабления и неэффективности общероссийской правоохранительной и судебной системы и правоприменительной практики в конкретных регионах Северного Кавказа.

Истоки этой слабости, в свою очередь, в наиболее общем виде можно определить так: правоохранительные органы в республиках ассоциируются не столько с федеральной властью и верховенством закона, сколько с обслуживанием местных политических и экономических групп влияния. В этом смысле представляются очень показательными некоторые кадровые изменения, произошедшие в 2010 году. Так, после окончания полномочий председателя Верховного суда Дагестана Анвара Магомедова, Высшая квалификационная коллегия судей РФ рекомендовала на этот пост юриста Владимира Данилова, не связанного с Дагестаном. Однако после первой ознакомительной поездки в регион он по необъявленным причинам отказался занимать эту должность. Вместо него был назначен представитель местного судейского сообщества. Практически одновременно с визитом Данилова в Дагестан пост председателя Верховного суда Ингушетии покинул Михаил Задворнов, в 2007 году командированный в этот регион из Тюмени. На должности, оставленной Задворновым, долго конфликтовавшим с властями республики, также оказался судья местного происхождения. Влияние глав МВД и других силовых структур, командированных из других регионов России, ограничено неформальными горизонтальными механизмами и системой взаимной зависимости. Их заместители, начальники управлений - преимущественно местные кадры, "пережившие" не одного министра. Также важно отметить, что во главе ряда правоохранительных структур на Северном Кавказе (суды, судебные приставы) стоят родственники крупных региональных политиков.

Недостаточная прозрачность силовых органов для контроля "сверху" и со стороны общественности, их зависимость от местных групп влияния не позволяют в полном масштабе обеспечить действие федеральных законов в СКФО. В качестве реакции на возникающий правовой вакуум, на местном уровне начался процесс самоорганизации общественных структур по поддержанию порядка, что ведет к фактической узурпации функций правоохранительных органов по обеспечению безопасности.

В долговременной перспективе, "выздоровление" Северного Кавказа существенным образом зависит от ситуации в правоохранительных органах. Править должен закон, а не люди с их частными интересами и неизбежностью так называемой "коррупционной составляющей", которая сводит на нет все усилия. Сила также должна применяться в рамках закона и гуманно, иначе использование силовых инструментов ведет лишь к эскалации насилия и распространению ненависти. Но и общество должно осознать, что конструктивное взаимодействие с властью, или же мирный протест в рамках закона (если взаимодействие не получается) не имеют альтернативы.

Земельный вопрос

Земельные конфликты в СКФО представляют угрозу для безопасности, прежде всего потому, что легко могут быть политизированы и, в частности, переведены в плоскость межэтнических отношений. Тревожная черта сегодняшнего дня состоит в том, что попытки разрешить "сверху" наиболее известные земельные проблемы ставят власть в ситуацию "цугцванга": каждый шаг может вызвать негативную реакцию определенных групп населения и тем самым только ухудшить общественную ситуацию.

Так, в Дагестане остро стоят вопросы, связанные с землями отгонного животноводства на равнине. Общая площадь этих земель составляет 1214 тысяч га, и значительная их часть используется хозяйствами, в которых трудятся переселенцы с гор. Проблема в том, что десятки населенных пунктов, где проживают работники этих хозяйств, либо вовсе не имеют статуса (они формально незаконно выстроены на землях сельхозназначения), либо являются муниципальными образованиями горных районов. Сохранение такой системы создает массу неудобств для жителей этих сел. Обратная возможность, то есть включение таких сел в состав равнинных районов, приведет к изменению этнического баланса в муниципальных образованиях и может вызвать недовольство у других частей населения равнины. То есть конфликтогенным может быть и сохранение статус-кво, и его, казалось бы, логичное изменение.

В Пригородном районе Северной Осетии проблема распределения земель прямо связана с возвращением вынужденных переселенцев ингушской национальности. Любое решение властей в этой сфере чревато обвинениями в преимущественной защите интересов какого-либо из народов, населяющих этот район.

В Кабардино-Балкарии много лет в центре внимания остается проблема пастбищных земель в горах. Претензии на эти земли предъявлялись как от имени горных балкарских сел, так и от имени равнинных кабардинских. Законопроект, принимаемый сейчас Парламентом республики, предусматривает "соломоново решение": эти земли оставлены в республиканской собственности и будут предоставляться в пользование как горным, так и равнинным хозяйствам. Однако ряд общественных организаций критикуют и этот вариант законопроекта с разных этнических или политических позиций.

Таким образом, земельные проблемы показывают, что реальный общественный диалог по вопросам, волнующим общество на Северном Кавказе - это не политтехнологическая опция, а насущная необходимость. Решения по конфликтным земельным вопросам не будут нести угрозы для общественной безопасности, только если их принятие будет "освящено" авторитетным совещательным органом, относительно которого у большинства жителей региона не будет сомнений в нейтральности и сбалансированности представительства. При всей внешней утопичности такой рекомендации, надо отметить, что первые опыты такого рода в СКФО сегодня есть (см. ниже). Если региональная или федеральная власть объявит конфликтные земельные вопросы своей исключительной компетенцией, то вероятно, что при любом избранном решении ей придется столкнуться с противостоянием определенных оппозиционных групп, которые используют и готовы использовать в будущем в своей борьбе этнические лозунги, что может спровоцировать новые конфликты.

Неразрешенные проблемы прошлых конфликтов

Рост протестных настроений в северокавказском обществе неравномерен и связан, прежде всего, с группой населения, наиболее пострадавшей от прошлых вооруженных конфликтов, последствий регионального экономического "иждивенчества" и эволюции межэтнических отношений и миграций в последние 15 лет. К этой группе относятся родственники жертв конфликтов и насильственных преступлений, в особенности - лиц, пропавших без вести, вынужденные переселенцы, потерявшие жилье, доходы и социальный статус, безработные и граждане, которые не смогли интегрироваться в социально экономические отношения вокруг перераспределения бюджетных ресурсов, сложившиеся в регионе (среди которых - значительную часть составляет необразованная молодежь). По самым осторожным оценкам, эта группа населения составляет от 50000 до 100000 человек по СКФО, включая более 15 тысяч человек - родственников без вести пропавших, ВПЛ, и других категорий пострадавших, нуждающихся в медицинской и социально-психологической реабилитации.

Известно, что в масштабных конфликтах общество всегда делится на две неравные части: в общем нейтральное большинство, сочувствующее той или иной стороне, и небольшое меньшинство, принимающее активное участие в конфликте. Однако ключевую роль в поляризации общества играет "промежуточная" между этими группами прослойка.

В Дагестане, Ставропольском крае и отчасти в других республиках СКФО углубляется раскол в обществе, в ходе которого промежуточная прослойка населения вытесняется в скрытую оппозицию, так как удовлетворение ее законных интересов не включается в повестку дня, а попытки остро поставить конкретные вопросы вызывают обвинения в экстремизме и "раскачивании лодки". В то же время, промедление в решении таких вопросов, как предотвращение похищений, розыск пропавших без вести, идентификация останков жертв конфликтов (включая поиск захоронений), при всей их политической чувствительности, оказывает еще более негативное воздействие на ситуацию, способствуя распространению недоверия, латентной напряженности и даже ненависти по отношению к государственным структурам в целом. Люди не смогут забыть пропавших близких, даже если государство забывает о выполнении своего долга по установлению их судьбы. В то же время продуманные и осторожные меры по решению данных вопросов (например, недавняя идентификация и достойное перезахоронение останков нескольких жертв осетино-ингушского конфликта 1992 г.) оказывают явное положительное воздействие, укрепляя надежду на окончательное примирение и торжество справедливости.

Этическая значимость и актуальность этой темы, а также потенциальный положительный эффект от решения этого спектра вопросов, по-видимому, недостаточно осознаны в политическом руководстве России. Общество на Северном Кавказе отнюдь не столь атомизировано, и напряженность, проистекающая от бездействия государства в области урегулирования вышеперечисленных последствий антитеррористических операций в Чечне и других республиках, передается более широким слоям населения через разветвленную сеть социальных связей. В то же время, текущий период представляет, возможно, уникальное "окно возможностей" для запуска действующих механизмов розыска, идентификации и т.д. в сотрудничестве со специализирующимися в этой области организациями гражданского общества, ассоциациями родственников, молодежными группами и т.д. Существует также богатый международный опыт, который следует изучить и учесть, чтобы не повторять ошибок и подготовить адекватный условиям Северного Кавказа сценарий решения проблемы.

Политизация исторических проблем

Одна из сравнительно новых особенностей ситуации на Северном Кавказе - рост прикладного использования сложных исторических проблем для решения современных политических задач. Это явление не выходило на первый план в 1990-е годы, когда целый ряд межэтнических противоречий выливался в открытую, нередко силовую борьбу за различные ресурсы (властные, земельные и т.д.). Этнические "прочтения" истории стали характерной приметой конца 2000-х, когда острота текущих конфликтов уменьшилась. При этом возник своего рода "сплав": в ряде случаев разговор об истории и о современных проблемах идет параллельно, история (точнее, та или иная интерпретация исторических событий) существенным образом влияет на восприятие современности. Формируется комплекс воззрений на историю, признающийся якобы "обязательным" для того или иного народа. Корневой основой этих воззрений признается историческая "вина" перед данным народом государственной власти или каких-либо соседних этнических групп.

Одновременно растет национальная разобщенность в среде северокавказских ученых-гуманитариев, прежде всего историков: ежегодно выходит по несколько книг, практически целиком посвященных полемике с коллегами по научному цеху, развивается практика "набегов" на заседания ученых советов во время защит диссертаций учеными, чьи взгляды вызывают неприятие. Полемические произведения историков появляются не только в научных изданиях. Их охотно публикуют газеты, издаваемые этническими общественными организациями. Кроме того, достаточно большими тиражами (по несколько тысяч экземпляров) выходят книги по истории, рассчитанные на массового читателя и содержащие, в лучшем случае, спорную трактовку тех или иных исторических событий, отражающую крайне субъективную точку зрения на них и даже не упоминающую наличие альтернативных позиций.

Ниже перечислены наиболее острые проявления таких тенденций:

- Политизация истории земельных отношений между этническими группами. Это имеет место в нескольких республиках. Один из примеров - публичные дискуссии вокруг этнических миграций в равнинной части Дагестана во второй половине 20 века. Эти дискуссии не ограничиваются книгами и газетами. В частности, когда весной 2010 года, во время формирования нового дагестанского правительства, в Махачкале прошел митинг кумыкской общественности, на нем, наряду с декларациями по текущей политической ситуации, неоднократно вспоминались и земельные "потери" кумыкского народа.

- Политизация темы Кавказской войны 18-19 веков. Она впервые ярко проявилась в Адыгее в 2005-2006 гг.: тогда в спорах о правомерности проведения референдума по вопросу о воссоединении Адыгеи с Краснодарским краем ряд черкесских (адыгских) общественных организаций напомнил о массовой миграции черкесов с Кавказа во время войны и в первые десятилетия после нее, потребовав признать "геноцид черкесов". Периодически звучит и другое требование: создание единого черкесского региона в составе РФ. В настоящее время в черкесской общественности нет консенсуса по поводу политических перспектив черкесского движения. Признание Грузией "геноцида черкесов" вызвало практически единодушное одобрение в среде черкесских общественников (спор вызвал не вопрос о геноциде, а цели, которые ставит при этом Грузия, и возможность сотрудничества с этим государством). Национальное движение черкесов представлено необычайно большим количеством организаций, российских и зарубежных, которые существенно отличаются друг от друга по степени радикальности своей программы, а также по степени влияния в северокавказских регионах. Однако все они, как и большинство их "коллег" по национальным движениям других кавказских народов, объясняют нынешнее непростое положение своего этноса его прошлым, говорят о решении современных проблем, как о компенсации исторического урона. Очевидно, что такая "историческая политика" объективно не может способствовать росту общественной безопасности и межэтнического мира, тем более на фоне искусственно конструируемой взаимосвязи между "черкесским вопросом" и сочинской Олимпиадой.

Выход из запутанного лабиринта политизации истории видится в срочном и гласном утверждении общепризнанных критериев качества исторических сочинений. В большинстве республик Северного Кавказа имеются научные институты, занимающиеся историей (либо входящие в систему РАН, либо учрежденные правительствами республик). С некоторыми оговорками следует признать, что чаще всего они удерживаются от позиционирования себя в качестве безоговорочных сторонников той или иной этнической доктрины. Однако эти организации ведут себя пассивно, практически никак не реагируя на выход низкокачественных статей и книг по истории. Между тем, именно местные, известные в регионах специалисты-историки имеют больше всего шансов разъяснить своим согражданам сложность и многогранность исторических событий прошлого, опасность любой схематизации и упрощений истории. Избегая цензуры и "официальных трактовок" исторических событий (что было бы другой крайностью), профессиональные историки Северного Кавказа должны попытаться удержать политически окрашенное мифотворчество на тему острых исторических вопросов в определенных рамках, сформировав стандарты, в случае несоответствия которым сочинения по истории должны подвергаться публичной критике в СМИ. Однако для этого северокавказским научным центрам нужна целевая государственная поддержка, и речь здесь идет не о финансовых подачках и заказах, а о систематическом укреплении их статуса. На фоне повышенного спроса на мобилизующие людей идеи, необходимость сдерживания политизации исторических проблем приобретает особую важность. Это одна из тех сфер, в которых северокавказская интеллигенция должна сыграть роль нравственного и интеллектуального лидера в своем обществе.

Новый опыт общественного диалога

В последние два года на Северном Кавказе по инициативе региональных властей создано несколько диалоговых площадок по наиболее острым общественным проблемам. Среди них следует назвать многоуровневый процесс консультаций руководства Ингушетии с общественными активистами и организациями, который уже привел к значительному снижению напряженности в республике, создание в КБР согласительной комиссии по вопросам границ муниципальных образований, а также целый ряд структур, созданных в Дагестане.

В Кабардино-Балкарии согласительная комиссия призвана работать над наиболее дискуссионной темой как в хозяйственной, так и в этнополитической жизни этой республики - земельным вопросом (в части границ муниципальных образований). В целом можно констатировать, что после создания комиссии данная тема постепенно становится менее политизированной. Однако новой проверкой для этой структуры станут ожидаемые в КБР реформы в области использования сельхозземель: сейчас в этом регионе действует мораторий на приватизацию земель сельхозназначения, хозяйства могут только брать их в аренду. В условиях ожидаемых перемен обеспечение деятельности комиссии в рабочем, неполитизированном режиме представляется принципиально важной.

В Дагестане общественный диалог, привлекающий наибольшее число участников, касается ислама и религиозного экстремизма. После "выставочного" Съезда народов Дагестана, который проводился один день (15 декабря 2010 года) и уже по одной этой причине не мог быть местом для обстоятельных дискуссий, республиканская власть стала способствовать проведению круглых столов с участием представителей разных направлений ислама. Значимость таких мероприятий объясняется тем, что, как мы отметили выше, модель с опорой власти только на какое-либо одно направление ислама в данном регионе на сегодняшний день себя исчерпала. Также представители общественности - как исламской, так и светской - вошли в Комиссию по оказанию содействия в реабилитации к мирной жизни лиц, решивших прекратить террористическую и экстремистскую деятельность. Работа этой комиссии пользуется в Дагестане большим публичным вниманием, ее заседания освещают местные и даже федеральные СМИ. С нашей точки зрения, успех подобных проектов в Дагестане во многом будет зависеть от того, обретут ли созданные дискуссионные площадки характер независимых, самостоятельно действующих институтов. Для достижения поставленных целей представляется принципиально важным, чтобы и комиссия по реабилитации, и круглые столы перестали восприниматься в обществе как элемент пиар-программы руководства республики или отдельных руководителей ее правительства.

Таким образом, частные наработки по организации общественного диалога в СКФО на сегодняшний день есть. Однако следует в приоритетном порядке развивать конструктивный диалог по тем вопросам, которые обозначены выше, а также по ряду других проблем, которые стоят за ростом протестных настроений: нарушение прав и ограничение свобод граждан в ходе борьбы с экстремизмом и терроризмом; права этнических русских и обеспечение добровольного и безопасного возвращения и интеграции русских на территории, а также в социально экономическую и политическую жизнь республик СКФО; трансформация националистических проявлений и межэтнических диспутов в конструктивные диалоговые процедуры. Без открытого и взвешенного обсуждения этих вопросов все другие усилия по созданию общественных советов и совещательных органов, несмотря на их важность, могут привести к дискредитации самой идеи диалога между властью и обществом и дальнейшей поляризации их отношений.

Выводы

Широкое общественное обсуждение вопросов безопасности является сегодня жизненно необходимым для Северного Кавказа. Без него федеральные деньги будут поступать в регион, который не сможет развиваться в позитивном ключе, сколь бы велико ни было выделяемое ему финансирование. Эффективные решения по ключевым вопросам безопасности - в самом широком понимании этого термина - могут быть выработаны лишь с участием населения СКФО, и только если они представляют некий общественный консенсус, а не мобилизованы для "общественной поддержки" волеизъявления госчиновников и тех или иных групп влияния.

Организация подлинного общественного диалога потребует не только создания соответствующих площадок, но и большой объем работы по выявлению тех, кого необходимо к нему пригласить - то есть представителей общественности и гражданского общества, религиозных лидеров, политиков, чиновников, бизнесменов, муниципальных лидеров, экспертов и других участников общественных процессов, имеющих реальный авторитет в республиках Северного Кавказа.

Однако в свете изложенного в настоящем докладе представляется, что в самой логике организации общественного диалога определение состава его участников не должно быть стартовым этапом. Начинать надо с того, что основано на твердой очевидности, то есть с обозначения тех вопросов, которые принципиально не могут быть решены властью без привлечения общественности к выработке решений (религиозный, земельный вопросы, вопросы "исторической политики" и т.д.). Эффективная работа с северокавказской общественностью должна начаться с публичного анонсирования тем диалога, с обоснования их важности для открытой дискуссии, а не с отбора приемлемых участников диалога.

Что касается вопросов, связанных с работой правоохранительных органов и с ликвидацией последствий вооруженных конфликтов, то трудности, очерченные выше, в значительной степени проистекают из-за знаний о мировом опыте преодоления трагических последствий вооруженных столкновений, об опыте работы силовых структур в конфликтных зонах. Едва ли возможно найти готовые рецепты, но изучение успешных подходов и обмен опытом для выработки самостоятельных и эффективных решений на Северном Кавказе являются одной из приоритетных задач.