Пандемия, ослабляя США и КНР, чревата мировой анархией — Foreign Affairs

В январе и феврале на Западе физически ощущалась иррациональная радость, доходящая до восторга, от того, что пришел, похоже, конец Коммунистической партии Китая (КПК), оказавшейся неспособной справиться со вспышкой коронавируса. Потом эта радость сменилась отчаянием: болезнь, которую к тому времени удалось отчасти победить в КНР, распространилась и на Запад. Стали звучать новые голоса, опасающиеся, что пандемия может поспособствовать победе Пекина в его противостоянии с Вашингтоном.

Тем не менее, вопреки самым активным усилиям как американских, так и китайских пропагандистов, неудобная правда состоит в том, что с высокой долей вероятности США и КНР выйдут из нынешней пандемии значительно ослабленными, как внутриполитически, так и на международной арене. «Из руин» не появится ни новый Pax Sinica, ни обновленный Pax Americana. В результате стоит ожидать дрейфа международного сообщества в сторону анархии, появления различных форм национализма, который заменит собой порядок и сотрудничество, пишет бывший премьер-министр Австралии Кевин Радд в опубликованной 6 мая статье для Foreign Affairs.

Как и прежде, когда ход истории переживал перелом, будущее глобального миропорядка определят три фактора: изменение относительной военной и экономической мощи великих держав, как эти изменения воспринимаются по всему миру и какие стратегии они возьмут на вооружение. Если принять эти три фактора во внимание, получается, что у Китая и США есть все основания беспокоиться об своем глобальном влиянии в мире после пандемии.

Так, вопреки общему мнению, национальная мощь Китая пострадала от нынешнего кризиса по нескольким направлениям. Вспышка коронавируса стала причиной значительных политических разногласий в КПК, даже вызвав тонко завуалированную критику высокоцентрализованного стиля руководства председателя Си Цзиньпина. Эти противоречия нашли отражение в ряде полуофициальных комментариев, которые загадочным образом оказались в открытом доступе в апреле. Драконовские меры по борьбе с распространением вируса, инициатором которых стал китайский лидер, поддержали многие, но это не значит, что закрытие половины страны на два месяца могло пройти бесследно. По-прежнему идут яростные обсуждения точного количества умерших и заразившихся, об опасности второй волны заражений, а также о будущем направлении экономической и внешней политики.

Экономический ущерб от пандемии оказался огромным. Никакие внутренние стимулы во второй половине 2020 года не компенсируют потери экономической активности в первом и втором кварталах. Сжатие экономик основных торговых партнеров КНР также усложняет Пекину задачу восстановления своей экономики, если учесть, что в докризисный период на долю экспорта приходилось 38% ВВП. В целом рост в 2020 году, вероятно, будет около нуля — худший результат со времени Культурной революции.

Отношение долга к ВВП Китая уже составляет около 310%, что сдерживает другие приоритеты китайских расходов, включая образование, технологии, оборону и иностранную помощь. И всё это происходит накануне празднования столетнего юбилея партии в 2021 году, когда руководство взяло на себя обязательство удвоить ВВП Китая за десятилетие. Из-за пандемии сейчас это стало невозможным.

В свою очередь из-за хаотичного руководства администрации Дональда Трампа о США в мире сложилось неизгладимое впечатление как о стране, которая неспособна справиться с собственными кризисами, не говоря уже о чьих-либо еще. Важнее другое: из нынешнего кризиса США могут выйти более разобщенными, из-за чего Вашингтон может еще меньше претендовать на мировое лидерство.

По консервативным оценкам, экономика США в 2020 году сократится на 6−14%, что является крупнейшим сокращением со времен Второй мировой войны. Фискальные интервенции Вашингтона, призванные остановить экономический спад, уже составляют 10% ВВП, увеличив отношение государственного долга США к ВВП до 100% — почти как во время войны. Благодаря статусу доллара как мировой резервной валюты правительство может продолжать продавать казначейские обязательства США для финансирования дефицита. Тем не менее крупномасштабный долг рано или поздно скажется на расходах, в том числе и военных. Кроме того, существует риск метастазирования текущего экономического кризиса в более масштабный финансовый кризис. При этом, с точки зрения китайских лидеров, в основе американской мощи лежат два основных фактора: вооруженные силы и валюта. Всё остальное — детали.

Пострадала и международная репутация Китая, в частности из-за географического происхождения вируса и неспособности Пекина сдержать эпидемию в критически важные первые месяцы. Не исправляет ситуацию и новая генерация дипломатов, которые воинственным образом отстаивают престиж своей страны. По ряду причин у США ситуация ничуть не лучше. Так, мир с ужасом наблюдал, как американский президент действует не как лидер свободного мира, а как шарлатан-аптекарь, рекомендующий бездоказательные «методы лечения».

Нанесен удар и по тому, что осталось от отношений США и Китая. В условиях кризиса ни о каком возвращении к стратегическому взаимодействию Пекина и Вашингтона не может быть и речи. Если Трамп пойдет на второй срок, стоит ожидать дальнейшего отдаления США и КНР, а также начала политики сдерживания, подогреваемого избирателями Трампа, которые будут винить Пекин за пандемию. Избрание Джо Байдена этот процесс не остановит: стратегическая конкуренция и отказ от сотрудничества в некоторых областях неизбежны, только проводиться они будут более систематическим способом, хотя останутся и такие сферы, где взаимодействие двух стран сохранится. В этом плане, отмечает автор, для Пекина было бы выгодно возвращение Трампа на второй срок, поскольку тот склонен разрушать традиционные альянсы и время от времени играть на руку Китаю.

В самой КНР с 2018 года, когда по-настоящему началась торговая война с США, идет пересмотр стратегии Пекина, которая прежде заключался в том, чтобы занимать выжидательную позицию до тех пор, пока соотношение экономической и военной мощи двух стран не изменится в пользу Китая, и только потом добиваться каких-либо серьезных корректировок регионального и международного порядка, в том числе в отношении Тайваня, Южно-Китайского моря и присутствия США в Азии. После прихода к власти председателя КНР Си Цзиньпина страна стала активнее проводить свою политику, в том числе в Южно-Китайском море и при осуществлении проекта Нового шелкового пути. Раньше Пекин вполне мог позволить себе не замечать принимаемых со стороны Вашингтон мер противодействия, что нельзя сказать об условиях, сложившихся после начала торговой войны и пандемии. Китайский лидер мог бы попытаться ослабить напряженность в отношениях с США, в том числе и по вопросу Тайваня. Тем не менее велика вероятность, что США, стремящиеся расширить международную роль Тайбея, будут всё больше отходить от поддержки «политики одного Китая» — ключевого принципа американо-китайских отношений.

Автор обращает внимание и на то, что послевоенный либеральный миропорядок стал разваливаться и до нынешнего кризиса, поскольку из-за Китая под сомнением оказалась военная и экономическая мощь США — тот геополитический фундамент, на котором зиждился этот порядок. Сначала это происходило на региональном уровне, а в последнее время и на глобальном уровне. Не поспособствовало его укреплению и избрание Трампа, чья администрация ослабила ряд структурных альянсов и нанесла ущерб имиджу международных учреждений.

Нынешний кризис может усилить такие тенденции. Весь спектр отношений — военных, экономических, финансовых, технологических и идеологических — США и Китая теперь будет определять стратегическое соперничество двух стран, скажется оно и на отношениях Пекина и Вашингтона с третьими странами. До нынешнего кризиса представление о том, что мир вступил в новую холодную войну, или холодную войну 2.0, в лучшем случае казалось преждевременным. Финансовые системы двух стран были настолько переплетены, что подлинное разделение было маловероятным, и казалось, что перспективы геополитических или идеологических опосредованных войн в третьих странах невелики. А именно они были определяющим признаком соперничества между США и СССР.

Тем не менее из-за новых угроз всё может измениться. Решение властей США прекратить инвестиции американских пенсионных фондов в Китай, ограничить будущие китайские запасы казначейских облигаций США или начать новую валютную войну (усугубленную недавним запуском новой цифровой валюты Китая) быстро устранит тот «финансовый клей», который удерживал две экономики вместе. Со своей стороны решение властей КНР пойти на большую милитаризацию проекта Нового шелкового пути повысит риск начала опосредованных войн. Более того, по мере роста конфронтации между США и Китаем многосторонняя система, а также нормы и институты, лежащие в ее основе, начинают давать сбои. Многие учреждения сами становятся аренами для соперничества. С ослаблением же КНР и США у международной системы не окажется «системного менеджера», который бы смог поддерживать международную систему в рабочем состоянии. Такое развитие событий может оказаться еще не холодной войной 2.0, но она начинает походить на холодную войну 1.5.

Такой пессимистический сценарий, заключает автор, не неизбежен, но для того чтобы процессы пошли по другому пути, необходим новый курс Вашингтона и Пекина. США и КНР должны пойти на свой вариант разрядки во избежание военной катастрофы. Потребуется участие и других стран, которые должны быть готовы выделить средства для поддержания международных институтов.