Нужна ли России полемика с такими «монархистами»?

Не могу не прокомментироватьответ г-жи Чавчавадзе на мою статьюот 10 февраля «Государственное ТВ нашло для России нового вождя».

Прежде всего, следует отметить, что речь не идет о «качестве» тех историков, которые привлекаются к производству фильмов, прославляющих достаточно одиозные исторические фигуры. Речь о тенденциозном подборе таких историков, из которых выбираются именно те, кто люто ненавидит советскую власть и готов эту свою субъективную ненависть нести в массы. Так и получаются мифы о Колчаках, Корниловых и прочих «борцах» с советской властью с нимбами вокруг забрызганных кровью голов. Проигравшихся в пух и в прах, ибо, по знаменательному признанию гетмана Скоропадского, такого же ненавистника большевиков, «самый крупный человек, которого выдвинула наша эпоха, — это, к нашему ужасу, Ленин». Вот они и несут то, что несут, огульно обвиняя советскую власть во всем и нимало не озабочиваясь со своих «зияющих высот», например, нюансами предоктябрьской расстановки сил внутри самой большевистской партии. В которой Троцкий, на котором они делают 90% своей антисоветчины, оказался только в канун VI съезда, то есть в конце июля 1917 года. И имеются очень серьезные основания подозревать, что он был в нее внедрен определенными внешними силами, особенно если учесть его картинное задержание в Галифаксе с последующим триумфальным коридором, в отличие от Ленина, до самого Стокгольма. Историк Александров, отнюдь не сторонник Советов, кстати, приводит убедительные доказательства, что денег, изъятых у Троцкого англичанами, было не 10 тыс. долларов, а намного больше, ибо эта цифра — 10 тыс. — содержалась в директивной телеграмме, поступившей в Галифакс из Лондона.

В доказательство этой точки зрения приведу фрагмент своей докторской диссертации.

Дискуссия вокруг содержания советского проекта, продолжавшаяся на протяжении «перестройки» и в постсоветское время, сводится к двум основным точкам зрения, которые в реальной жизни, как правило, трансформируется в соотношение курсов Ленина и Сталина.

Одна, апеллирующая к решениям XX съезда КПСС (1956 г.), их противопоставляет, считая сталинизм искажением ленинизма. В качестве аргументов обычно приводятся: замена НЭПа индустриализацией и коллективизацией, обновление партийного руководства, деградация и упразднение Коминтерна (в этом Сталина особенно обвинял Троцкий), свидетельства Авторханова, Кожинова, Романова и других авторов, утверждавших, что к концу жизни Ленина Сталин от него отошел, а Троцкий, наоборот, приблизился.

Другая точка зрения, более глубокая, во многом преемственная взглядам Бердяева, Ильина, Федотова, евразийцев, которой вместе с Жуковым, Карповым, Нарочницкой, Панариным придерживается и автор диссертации, рассматривает обоих советских вождей в контексте исторической преемственности. Она видит советский проект глобальным (и потому, разумеется, самостоятельным) продуктом глубокой (в том числе теоретической и концептуальной) традиционалистской трансформации коммунизма, нашедшей отражение в теории и практике государственного строительства в СССР, а впоследствии и в КНР. При этом отмечается, что без традиционалистского преобразования советский проект не имел шансов быть реализованным ни как глобальный, ни как альтернативный западному.

Получается, что первая из упомянутых позиций требует ортодоксально-идеологического единства формы и содержания советского проекта: государство диктатуры пролетариата, представляющее собой «площадку» дальнейшего формирования путем «мировой революции» единой мировой коммунистической общности — с постепенно отмирающей государственностью и приходящим ей на смену коммунистическим общественным самоуправлением. Вторая, в отличие от первой, признает лишь коммунистическую форму, не только выхолащивая коммунистическое содержание (идею «мировой революции»), но и по сути заменяя его национально-государственным. Таким образом, генезис советского глобального проекта выглядит как поочередное доминирование различных фаз, представляющих собой соответствующие этапы: от Октябрьского переворота к «военному коммунизму»; от него — к ленинскому НЭПу, а от НЭПа — к сталинской модернизации (индустриализации, коллективизации, культурной революции) — коммунистической по форме, но традиционалистской по содержанию.

Общий вектор данного процесса отразил ряд особенностей внутрипартийной борьбы в преддверии, в момент и после взятия большевиками власти, обусловленных, по-видимому, не только взаимодействием, но и органически присущим России внутренним противоборством властного легального и, как правило, оппозиционного латентного и тайного институционального участия.

Во-первых, тактически верное решение большевиков взять власть в момент, когда делегаты II Всероссийского съезда Советов уже собрались, но еще не сформировали фракции и группы, без проблем легитимировав первые декреты советской власти, принадлежало не Ленину, требовавшему восстания уже с конца сентября 1917 г., а Троцкому. Причем в начале октября 1917 г. Ленин, протестуя против отсутствия реакции на его письма по поводу безотлагательного проведения восстания (на отсрочке которого настаивал Троцкий), писал о готовности подать в отставку из ЦК, оставляя за собой право «свободной агитации в низах и на съезде партии». Преодолеть замалчивание ЦК своих обращений по поводу сроков восстания Ленину, как указывает историк Рабинович (со ссылкой на Лациса), удалось благодаря Петроградскому комитету партии. С одной стороны, добившись решения о восстании, которое, как показывает Плимак, впоследствии затягивалось Троцким до 24−26 октября, Ленин будто бы исчерпал конфликт в ЦК; с другой стороны, появился новый конфликт: Зиновьев и Каменев, не соглашаясь с этим решением, обнародовали план восстания, но, несмотря на требования Ленина об их исключении из партии, остались в составе ЦК.

Во-вторых, в преддверии и непосредственно во время восстания между Лениным и Л. Д. Троцким наблюдалась скрытая борьба за власть, которая в ряде случаев балансировала на грани перехода в явную форму. Так, сразу же после решения политбюро ЦК РСДРП (б) о восстании (10 октября) руководством военного отдела Петроградского совета, а также его солдатской секции было принято решение о создании при возглавляемом Л. Д. Троцким Петросовете Военно-революционного комитета (ВРК) (11 и 13 октября), которое 16 октября было утверждено пленумом Петросовета. (Троцкий настаивал на проведении восстания одновременно со съездом Советов, утверждая, что этой точки зрения, в отличие от Ленина, а также оппозиции в лице Зиновьева и Каменева, придерживалось большинство членов ЦК). Как подчеркивается Рабиновичем, партия большевиков не принимала участия в деятельности ВРК вплоть до 15−16 октября, когда данный вопрос рассматривался сначала поддерживавшим Ленина Петроградским комитетом РСДРП (б), посчитавшим необходимым «уточнить статус ВРК», а затем ЦК, сформировавшим для участия в ВРК большевистский Военно-революционный центр (ВРЦ) в составе Свердлова, Сталина, Бубнова, Урицкого и Дзержинского. (Троцкий и его сторонники, как видим, в нем отсутствовали). После этого ВРК, несмотря на крайнюю остроту момента, оттягивал организационное заседание до 20 октября, на котором сформировал бюро из 5 членов, включая близкого к Троцкому Антонова-Овсеенко; причем ни он, ни два других избранных в его состав большевика (Подвойский и Садовский), в свою очередь, не вошли в ВРЦ РСДРП (б). Первый официальный документ, подтверждавший совершение революционного переворота, датированный 25 октября, был подписан ВРК, что выглядит явной претензией на власть Троцкого, который признавал впоследствии, что документ «явно забегал вперед», но оправдывал его появление историческим значением данного момента. (При этом действовал запрет ЦК на появление в Смольном Ленина, который он в сложившейся ситуации проигнорировал). Однако в ночь с 25 на 26 октября появилось написанное Лениным Воззвание II съезда Советов, в соответствии с которым власть из рук ВРК, номинальным руководителем которого являлся левый эсер Лазимир, а фактическим — Троцкий, передавалась Советам. Съездом были избраны Центральный исполнительный комитет (ЦИК) Советов и Советское правительство — Совет народных комиссаров (СНК). Во главе СНК был утвержден Ленин, а Троцкий был назначен Народным комиссаром иностранных дел.

Диссовет плюс Экспертный совет ВАК по политологии (когда писал, был госслужащим). Тридцать три доктора наук — политологи и историки, диссовет смешанный был, этому ничего не возразили. Да, в цитате опущены инициалы (занимают много места); оригинал, во избежание измышлений — в библиотеке РГСУ, а автореферат — здесь.

К сведениям из фрагмента можно добавить разве что сближение в период болезни Ленина Троцкого с Крупской, откуда и пошли слухи и спекуляции о переходе на его позиции Ленина. Имеется пока не доказанная, но вполне достоверная и имеющая право на существование гипотеза, что знаменитое ленинское «Письмо к съезду» с критической характеристикой Сталина было состряпано как раз Троцким и Крупской, питавшей к Сталину личную неприязнь. Помещение его затем в неполные и полное собрания сочинений Ленина для троцкистов, сохранивших влияние в партаппарате, несмотря на все чистки, было делом техники.

В приведенном фрагменте заодно содержится ответ на вопрос об «опломбированном вагоне», ставший предметом спекуляций для всех «честнейших» историков, защищаемых г-жой Чавчавадзе и ей подобными, сделавшими очернение советской власти профессиональным родом деятельности. Для этого они идут даже на откровенные пакости, пытаясь поставить на одну доску с большевиками Керенского на основании его принадлежности к Петросовету. Но скромненько так «забывают» о большевизации Советов после корниловского мятежа, когда подал в отставку весь эсеро-меньшевистский президиум Петросовета и его возглавил Троцкий. Керенского среди отставников, однако, не обнаружилось, и понятно почему. Должность в Совете, которую г-жа Чавчавадзе ему приписывает, почерпнув эти «сведения» из Википедии, где «ошиблись номером», будущий премьер третьего и четвертого Временных правительств занимал после Февральской революции, где вместе со Скобелевым был одним из товарищей (заместителей) председателя Исполкома Петросовета Чхеидзе.

И да, если Брестский мир плохой, то как плохим может быть Троцкий, который ему препятствовал? В логике записных «монархистов», возомнивших себя «элитой», Троцкий вроде бы — или агнец, или сами они расходятся с логикой, впадая в когнитивный диссонанс. А скорее всего, просто про логику в фонтане эмоций позабыли, вымазывая всех одной краской и не считаясь с тем, что у цветов существуют оттенки. Или вот такое соображение от г-жи Чавчавадзе: Брестский мир плох потому, что после этого Антанта начала интервенцию. Разве это не доказательство, что против Советской России немцы действовали в фактическом сговоре с Антантой? И когда не получилось задушить советскую власть руками кайзеровской Германии, так называемые «союзники» сначала предложили Ленину за продолжение войны по сто рублей за каждый русский штык «пушечного мяса», а после отказа принялись валить его собственными силами. Это, кстати, и ответ на инсинуации о заинтересованности в большевиках американцев. Есть такое понятие — информационная спецоперация. И г-жа Чавчавадзе, когда подобными публикациями таковую проводит, на голубом глазу думает, будто это только она такая умная. Да и насчет «проиграли проигравшим» — неудачное высказывание, пусть и президентское. Брестский мир по содержанию ничем не отличался от пакта Молотова — Риббентропа. В обоих случаях останавливалось пролитие русской крови, мы получали передышку, зато рекой начинала течь кровь солдат и офицеров западных армий. А итог Брестского мира общеизвестен: как и предсказывал Ленин на VII чрезвычайном съезде партии, через полгода все вернулось на круги своя. Чтобы не быть голословным:

Я вернусь к товарищу Рязанову, и здесь я хочу отметить, что подобно тому, как исключение, случающееся раз в десять лет, лишь подтверждает правило, так и ему случилось сказать нечаянно серьезную фразу. Он сказал, что Ленин уступает пространство, чтобы выиграть время. Это почти философское рассуждение. На этот раз вышло так, что у тов. Рязанова получилась совершенно серьезная, правда, фраза, в которой вся суть: я хочу уступить пространство фактическому победителю, чтобы выиграть время. В этом вся суть, и только в этом. Все остальное — только разговоры: необходимость революционной войны, подъем крестьянства и пр. (Ленин, из заключительного слова по обсуждению Политического отчета ЦК съезду).

Съезд особо подчеркивает, что ЦК дается полномочие во всякий момент разорвать все мирные договоры с империалистскими и буржуазными государствами, а равно объявить им войну (Из резолюции съезда «О войне и мире»).

Да, и насчет «отданных территорий» не надо сказок: их за месяц до большевиков в том же Брест-Литовске сдала немцам украинская Центральная рада. Г-жа Чавчавадзе, наверное, это в школе не проходила, а потом, в более зрелом возрасте, восполнить пробел оказалось непосильной задачей.

Идем дальше. Американский историк Роберт Уорт (а не Джон, как перепутала г-жа Чавчавадзе, обвиняющая других, что они пишут «с бодуна» — не правда ли, глубоко «дворянский» эпитет, а она — по трезвой лавочке) ненавистен этой публике за правдивую книгу. В которой он показал, кто и чего стоил в бывшей «императорской» элите. Не только Колчак. Пусть свидетели полемики сами оценят, из каких побуждений обанкротившийся кандидат в диктаторы, с пеной у рта защищаемый в фильме и вокруг него, попал на прием к «архитектору» Версаля президенту Вильсону из следующего фрагмента из книги «Антанта и русская революция». И сравнят прочитанное с тем, что пишет обиженная на Уорта г-жа Чавчавадзе. Цитата объемная, но ничего не поделаешь, она того стоит.

Несколько иной по характеру миссией, потому, что она прошла практически без публичных фанфар, стала поездка в Соединенные Штаты делегации морских офицеров во главе с адмиралом Александром Колчаком, командующим Черноморским флотом, который позднее, во время Гражданской войны, стал вождем Белого движения. Во время визита миссии (госсекретаря при Теодоре Рузвельте) Рута адмирал Гленнон и его коллеги совершили поездку в Севастополь, где располагалась Черноморская морская база, и встретились с Колчаком, который только что оставил свой пост под давлением взбунтовавшихся матросов. Будучи убедительным оратором, Гленнон сумел успокоить матросов, но ему не удалось устранить их протесты против Колчака. Русский адмирал вместе с американцами вернулся в Петроград и, очевидно, произвел на них очень благоприятное впечатление, поскольку Гленнон пригласил его посетить Соединенные Штаты. Предложение главным образом было жестом доброй воли с неопределенной мыслью использовать знания и опыт Колчака в американской морской экспедиции за овладение турецкими проливами. Сначала Временное правительство отнеслось к этой идее весьма прохладно, но, когда сам Рут обратился по этому вопросу к Керенскому, неохотно было дано разрешение. Ходили слухи, что Колчака назначат командовать флотом Соединенных Штатов, и американского военно-морского атташе в Петрограде забросали прошениями русские морские офицеры, которые стремились сменить внушающую им отвращение революционную обстановку на службу за границей. Адмирал с группой из четырех офицеров покинул Россию ближе к концу июля, и некоторое время они провели в Англии, инспектируя там средства морской авиации. Делегация отплыла на британском крейсере в Канаду и уже оттуда направилась в Нью-Йорк и Вашингтон в качестве гостей американского правительства. Колчак встречался с (послом России в США) Бахметьевым, (госсекретарем) Лэнсингом и другими официальными лицами и выяснил, что предполагаемая морская экспедиция отменена — если о ней вообще когда-либо серьезно помышляли. Он провел несколько недель, работая и рассматривая коллекции в военно-морском колледже в Ньюпорте, а затем наблюдал за маневрами в Атлантическом океане на борту военного корабля «Пенсильвания». Разочарованный отсутствием полезной деятельности, Колчак решил вернуться в Россию. Он нанес прощальные визиты и был представлен президенту. Один из офицеров его группы остался в Соединенных Штатах, трое остальных вместе с Колчаком отплыли из Сан-Франциско на японском пароходе вскоре после ноябрьского захвата власти большевиками. Адмирал оставался на Дальнем Востоке до тех пор, пока ему не представилась возможность принять активное участие в антибольшевистском движении в Сибири.

Один вопрос к г-же Чавчавадзе: говорить американцы могли все, что угодно, в том числе и между собой. А вот на кого они в России ставили — на большевиков или все-таки на Колчака? Ответ понятен сам собой, как и то, что на организацию поездки Колчака в США силенок у его благодетеля адмирала Гленнона не хватило и он прибегнул к помощи «тяжелой артиллерии» — экс-госсекретаря, руководителя делегации, которому зависимый от Антанты, в отличие от большевиков, Керенский, конечно же, не уступить не мог. А когда Колчака не стало, а вместе с ним и альтернативы советской власти в России, кто же будет ставить на проигравшихся? Только вот признал Советскую Россию, вернее, уже СССР, официальный Вашингтон лишь через полтора десятилетия, уже при Франклине Рузвельте.

А теперь главное. В своем экстатическом «папирусе» г-жа Чавчавадзе приводит обширную цитату своего супруга, который — ну ясно же, «не дворянское дело» опускаться до какой-то полемики с каким-то ученым, да еще и коммунистических взглядов — разразился весьма эмоциональным спичем. Из него следовало, что к нацистским последышам никакого отношения он не имеет. И всегда душой болел за Родину. Так? А теперь факты.

Это из официальной биографии нашего «героя» на сайте nobility.pro, где размещены сведения о представителях грузинской элиты в России. Упоминается, как видим, и «героиня» нашей полемики. Отметим, что в других версиях факт тесной связи с «великим князем» Владимиром Кирилловичем, отпрыском предавшего царя Кирилла Владимировича Романова, объявившего себя в эмиграции «императором» и получившего за это обструкцию остальных эмигрантов, включая военную организацию РОВС — Русского Общевоинского союза, мягко опускается. Ибо — «не комильфо». Почему же? А потому:

Обращение Главы Российского Императорского Дома Государя Великого Князя Владимира Кирилловича. В этот грозный час, когда Германией и почти всеми народами Европы объявлен крестовый поход против коммунизма-большевизма, который поработил и угнетает народ России в течение двадцати четырех лет, я обращаюсь ко всем верным и преданным сынам нашей Родины с призывом: способствовать по мере сил и возможностей свержению большевистской власти и освобождению нашего Отечества от страшного ига коммунизма. Владимир Сен-Бриак, 26 июня 1941 года

Еще помнится плакат художника Любимова, где рядом с Гитлером, на фоне дымящейся немецкой техники, изображен В. К., который сокрушенно изрекает фюреру: «Н-да, Адольф, что-то у тебя тут не получается…«

Может быть, Зураб Чавчавадзе и действительно не является нацистом, но скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Он, конечно, может сделать вид, что служил В. К. только из-за денег, что клюнул на ничего не стоящие побрякушки, которые этот «недоцарь» щедро рассыпал, как дворник противогололедную смесь после снегопада, покупая на них падкую на титулы «элиту». Или возжелал привилегий от властных, не побоюсь этого слова, мерзавцев — Ельцина и Собчака, что организовали предателю и отщепенцу пышные похороны в Петропавловской крепости — слаб человек, что сделаешь…

Кстати о Собчаке и Ельцине.

«Непорочные» связи, правда? Интересно, Ельцину об этом рассказали? Или скрыли — мало ли чего, кто его знает, чья возьмет?.. Другое свидетельство, теперь не из коммунистических источников, а из суперпатриотического «Русского вестника»:

Красиво сказал Ильин, и главное, метко. Не в бровь, а в глаз, особенно насчет недержания…

И еще. Тут вот какая «загогулина»: что коммунистическое, что некоммунистическое патриотические издания едины в одном: дружно называют патронов наших «героев» с маленькой буквы, не обращая внимания на официальные правила правописания. Так что это не авторские опечатки. Случайно ли?

Далее в материале из «Русского вестника», кстати, идет подробное, по пунктам, разъяснение, почему ни о каком престоле этому… этой «ветви» мечтать не приходится. Кому интересно — просим. Наши «князь» с «княгиней» об этом не знают? Или выгоды ради можно и на историческую память плюнуть, и патентованному нацисту послужить? За приемный дом, крашеные пробки от бутылок для «иконостаса» на грудь, да особняк на Воробьевке, комплекс которых в брежневские времена столичные острословы именовали «Заветами Ильича».

Опус г-жи Чавчавадзе можно разбирать еще долго, и отнюдь не только по содержанию, но и по форме — хамски отвратительной манере общаться с теми, кто «ниже сословием». Думайте, читатель, что ЭТИ ОНИ нам готовят, если что. Стойло сословного общества с полным отсутствием социальных лифтов, вот что. «Чтоб служила мне рыбка золотая и была у меня на посылках». Финал их ждет аналогичный пушкинскому.

И последнее. Про Омельяновича-Павленко слышал, только их не один, а двое было — братья; один даже св. Георгия успел получить, служа России. А потом скурвился и стал предателем, вместе с братом. Копаться в том, родня это или нет, — считаю ниже своего достоинства. Для меня они одним миром с Гитлером мазаны. Не интересует. Прямой вопрос — прямой ответ. Честь имею, г-да «дворяне»…