«Назло мейнстриму, телевидению»: Александр Зиненко о фильме «Непобедимая»

Смотреть что-либо на телеканалах давно стало невозможно. Часто — пошло и примитивно. Однако везде есть исключения. Даже на телевидении. В 2018 году на НТВ вышел документальный фильм журналиста, основателя программы «Профессия: репортер» Александра Зиненко о 13-кратной чемпионке мира по армрестлингу среди инвалидов-опорников Ольге Буниной «Непобедимая».

Это сильная история про чемпионку, многодетную мать и самую сильную женщину на планете. Ольга вместе с женихом подавала заявление в ЗАГС, но их машина попала в аварию. Очнувшись, женщина узнала, что её возлюбленный погиб, а сама она больше не сможет ходит, и к тому же она беремена. Женщина решила оставить ребенка, а потом усыновила ещё троих, двое из которых — дети её брата. Ольга Бунина живет в поселке на Южном Урале и работает в спортзале для тренировок и реабилитации, куда к ней приезжают люди с инвалидностью со всей Челябинской области. Это история о человеке с инвалидностью, который каждый день себе и окружающим вынужден доказывать, что он полноценный и самодостаточный.

Мы познакомились с Александром Зиненко на международном кинофестивале в Железноводске «Герой и время» (25 мая — 2 июня), куда он вместе с оператором постановщиком Романом Минлишевым привёз свой фильм. После показа я наблюдала за реакцией зрителей: Александра окружила толпа, люди благодарили создателей за фильм, за историю. По итогам кинофестиваля картина «Непобедимая» получила специальный приз в конкурсе документального кино. Режиссёр и оператор-постановщик рассказали о деталях создания картины и сложностях создания такого кино в условиях современного коммерческого телевидения.

Это была непростая история, потому что история дорогая. Формируется бюджет фильма, это должно быть обосновано: зачем, для чего, какой будет рейтинг. С этим были связаны все сложности, потому что, как вы знаете, современное телевидение — коммерческое ТВ. Это ток-шоу, это абсолютно известный всем тот же Безруков. Медийные лица — на это ставят, в это вкладывают. Хотя абсолютно не факт, что это может принести доход. Они настолько надоели, настолько уже обрыдли всем, они неинтересны, но по инерции на них ставят и в них вкладывают.

Здесь другая история. Здесь не медийный человек, человек из народа — в него нужно вложить. Потому что как я могу вложить в то, что, скорее всего, не принесет доход. Что это принесет другие дивиденды, об этом сейчас никто не думает, а это дороже денег. Это вечные ценности. Кто хочет вкладывать в вечные ценности? Вот вопрос.

Если я буду говорить скромно, то я ничего не скажу. Если я буду хвалиться, то это тоже не очень хороший вариант. Но я все-таки предпочитаю второй вариант: он близок к истине и к тому, что на самом деле происходило.

Я работаю на канале НТВ с основания. Я во многом создал этот канал, потому что НТВ создавалось на коленке. Ничего не было в начале. Это нервы, это здоровье, это бессонные ночи, командировки. Я практически 10 лет не бывал дома (бывал, но периодически). Мой ребенок рос практически без меня. Это мой вклад. Соответственно, у меня авторитет. Дальше — я лауреат ТЭФИ в номинации «Публицистическая программа» (премия за вклад в телеиндустрию, — прим. ред.). У меня три ЛАВРа (национальная премия ЛАВР в области неигрового кино и телевидения, — прим.ред.). Короче говоря, авторитет.

Я пришел и попросил: «Дайте денег, чтобы снять фильм, в котором будут ценности, вечные ценности». Для телевидения это абсурд. Это нонсенс, потому что телевидение — это то, что продается. Вечные ценности плохо продаются или вообще не продаются. Вот так все получилось.

Потому что сложно утверждалась тема — это один момент. Второй не имеет отношения к телевизионной бюрократии, это технология съемок телевизионного документального кино.

Мы не можем приехать и снять за неделю жизнь героини. Мы должны съемочный период растянуть, потому что сегодня происходит одно, а через месяц происходит другое. Мы должны это зафиксировать, должны ждать. Как и получилось в этой истории, и слава богу, потому что я уже начал расстраиваться. Но это все тв-стереотипы: тут же снять, за два дня.

Когда ты работаешь 25 лет на телевидении, тебя заедают профессиональные стереотипы. Один из стереотипов: ты должен снять и выдать. Это даже не стереотип — это требование. Снял — выдал в эфир.

А это немного другое: ты должен это растянуть, не должен торопиться. Выжидать, когда в жизни героя произойдут события, которые ты можешь зафиксировать. Поэтому и растянулось. Это расстройство нервное потом прошло: до меня дошло, что это нормально. Вот сегодня у нее счастливый день. Ты приезжаешь через месяц, а состояние меняется, и ты это состояние фиксируешь. Здесь наша героиня попадает в больницу. В фильме все это сжато, концентрировано. На самом деле —это растянуто по времени.

Осенние съемки, зимние съемки, весенние съемки — вот такой период. Полгода примерно.

Нет. Опять же благодаря тому, что у меня особый статус, я могу себе это позволить. Я отработал свое: могу не ездить на съемки, которые «сегодня снял — выдал». Но это редкий случай на телевидении. Я счастливый человек в этом смысле: могу выжидать. Слава богу, что наша компания это финансировала.

Тот же чемпионат Мира, который был в Польше, — в фильме непонятно, когда этой было. То ли это ее воспоминания, то ли это её представления том, что произошло потом (после больницы, — прим. ред), и она все-таки поехала на этот чемпионат мира, несмотря на то, что она больна.

Я бы так не сказал. (Смеется, — прим. ред.) Это символ. Эти планы передают суть человека.

Ольга не может без спорта. По большому счёту, она самоубийца. Она себя губит. А ради чего? Можно сказать, что ради большого спорта, а можно сказать — ради того, чтобы доказать. Она же доказывает всем, что она полноценный человек. Спорт — это метафора.

Нам это сложно понять. Был нормальный человек, потом она теряет способность ходить. По сути, она превращается в неполноценного человека — в общепринятом понимании. Очень важный момент: не с рождения инвалид, а после автокатастрофы. Это полная переоценка, это радикальный шок, который все меняет. Сознание, отношение к жизни. И сильный человек с этим не может смириться. Он будет себя убивать, но будет всем доказывать, что он — полноценный.

Она доказывает, что имеет право на место под солнцем… Она взяла детей. Почему она взяла детей? Проявила гуманность и доброту… Но есть, как мне кажется, ещё одна причина. У неё нет мужа (её жених, первая и последняя любовь, погиб, — прим. ред.). Что такое женщина без мужчины у нас в обществе? В нашем патриархальном обществе — неполноценная.

Дальше — спорт. Опять она доказывает, что не лузер. Ведь что такое инвалид? Он лишен всех прав, по сути. Не может передвигаться, ничего не может. Только сидеть тупо в интернете. Она доказывает, что она не такая, что к этой социальной группе не имеет никакого отношения.

«Тебе это зачем надо?» — стандартный вопрос у нас в стране. «Зачем ты взяла детей?», «Зачем напрягаешься с этим спортом, чемпионатом?». «У тебя есть ученики, вот их и воспитывай дальше». А она говорит: «Надо». Кому? Непонятно. Им, себе, нам… кому? Надо, чтобы себя чувствовать достойно.

Вот нам зачем надо было снимать это все? Зачем нужно было рисовать эту картину? (Александр Зиненко решил помочь Буниной с ремонтом ванной комнаты в её старом доме: разыграл на аукционе картину, которую сам написал. Аукцион проходил в киноклубе «Благосфера», — прим. ред.). Могли бы просто снять, какая у Буниной отвратительная ванная комната с плесенью после ремонта строителей-бракоделов… Нам это нужно, чтобы себя чувствовать нормально, достойно.

Дело было так: мы писали первое интервью с Буниной, речь шла о спорте, о том, что ей не хватает настоящих соперниц и т. д. И вдруг она в конце интервью начинает мне рассказывать (как бы между прочим!): «А я хотела покончить с собой…». Сказать, что это было неожиданно, — не сказать ничего. И это был реально неподходящий момент: во-первых, я устал; во-вторых, морально был не готов. Говорю Буниной: «Стоп, поговорим об этом в следующий раз…»

Догматики с журфаков, наверное, пришли бы в ужас: не по методичке! Пошли откровения, а журналист выключил камеру! Но все было именно так. Не хотелось говорить с ней на такую тему в спешке. Вернулись к попытке суицида спустя год…

Она настолько многогранна… Поэтому никто из ее близких не удивился. Она способна на все.

Я не могу ничего советовать. Она самодостаточный человек. Я советовал как бы косвенно. У нее есть очень хорошая подруга — волонтер Анжелика. Она мне часто звонит — мы обсуждаем ситуации. Суть в том, что Оля перегибает палку: опять она пытается доказать, что она человек не просто полноценный, а достойный… Хочет пойти в самодеятельность, ей говорят: «Оля, меру знай. Силы, здоровье — не безграничны». А ей всего хочется.

Для меня это нерешенный вопрос. Иногда, мне кажется, стоит. Но как ее останавливать? Она переживает по поводу своих учеников: у нее там целая диаспора. А еще дети: на детей должна оставаться душевная сила, теплота. Невозможно все охватить.

Она пытается охватить все: и спорт, и учеников, и детей. Не нам судить о результате, но мы прекрасно понимаем, что это сложно. Безумно сложно.

Плюс здоровье, болячки… А с другой стороны, сказать «остановись» — это как взять ножницы и резать. Это отрежем, это тоже. Сиди дома и занимайся воспитанием детей. Что это будет? Депрессия начнется, а может, еще хуже… Непонятно. Надо следить, наблюдать, съемки продолжать.

Есть один очень серьезный момент — ее тыл, база — это ее родители. Мы снимали в тот момент, когда ее старики еще в силе. А что будет дальше? Вопрос, которого боятся все, и мы в том числе.

Кстати, такие письма на НТВ приходили: «Мне бы такую мамочку, я бы добилась небывалых высот. А моей мамочки уже нет в живых. Какое счастье, что у Оли такая мамочка». Пока она может поехать на чемпионат на неделю: всё надежно. Но кто мы такие, чтобы советовать, мол «у тебя в этом сельском спортзале есть возможность работать — заканчивай с амбициями». Как мы можем такое сказать? Очень все зыбко здесь, но есть такая проблема.

Отвечает оператор-постановщик Роман Минлишев: Для некоторых людей был шок, что приехала съемочная группа из Москвы. Много камер, много техники, но как только люди узнавали, про кого мы снимаем, все вопросы отпадали. Более того, пытались нам рассказать что-то. Чего-то мы, действительно, не знали.

Допустим, эпизод с церковью возник прямо на месте. Мы увидели церковь недалеко от ее дома. Подумали, что это красиво будет выглядеть в кадре. К нам подошли жители. В итоге узнали про эту историю с фотографиями, о которых она рассказывает в фильме (в доме у Ольги Буниной нет фотографий погибшего жениха: в фильме объясняется, что сжечь все фотографии жениха ей посоветовали в церкви, чтобы женщину не терзали воспоминания, — прим.ред.).

Александр: Для общей массы — она белая ворона: на коляске, напрягается. Другая история — ее близкие и ученики. Здесь — любовь тотальная. Культ личности.

Роман: Зрители, которые посмотрели фильм, могут обратить внимание: мы не делаем практически никакого акцента на то, что перед нами инвалид или, не дай бог, человек с ограниченными возможностями. Даже в жизни, находясь рядом с Ольгой Буниной, ты не воспринимаешь ее как инвалида. Она не с ограниченными возможностями. Она выше этого и большинства людей. Находясь рядом с ней, уже тебе хочется отдохнуть от бесконечной работы, а она продолжает и продолжает, и ты не можешь остановиться.

В фильме очень четко и к месту показано крупно, что она на инвалидной коляске и что у нее недействующие ноги. Буквально три раза в фильме это всплывает.

Роман: Она едет по улице с дочкой: мы заявляем дочь как ее помощника, она ее ноги. Второй момент: она пытается подняться — опять дочка ей помогает. Третий момент (мы ставим точку) — в бассейне: человек без ног.

Дальше косвенно мы показываем: девушка рассказывает, что она с рождения не умеет ходить, но при этом мы видим, как Ольга Бунина позволила ей встать на ноги и пойти. Я не знаю, насколько это понятно обычным зрителям и людям, которые ходят каждый день, но вы на секунду задумайтесь, что вы просыпаетесь и не знаете как ходить. И вдруг некий человек делает что-то, что позволяет вам встать и пойти. Это сравнимо с каким-то божественным чудом.

Еще момент, когда мы показываем, что она на коляске, на чемпионате мира. Показываем, что очень трудно и очень сложно жить человеку, который ограничен в передвижении в нашем современном мире. Но при этом, в фильме видно, что рядом находятся люди, которые эту сложность сглаживают и позволяют почувствовать себя обычным человеком, которому ничего не сложно.

Роман: Визуальным рядом мы пытались показать ее душу и внутренний мир. Из-за этого — обилие сверхкрупных планов. Как правило, ее глаза. Все знают выражение «глаза — это зеркало души», и вот мы пытались в это зеркало заглянуть. Пытались заглянуть, когда она спортсмен. Зрители обратят внимание: все моменты, где она как спортсмен, жесткие. Жесткие тени, черты, свет — и показывается ее жесткая натура.

Когда она с детьми работает или со своими детьми общается, мы, наоборот, добавляли мягкости. Мягкие черты лица, свет, душа. Таким образом мы пытались создать ощущение того, что человек, который смотрит фильм, находится рядом. Он не подсматриватель, не подслушиватель, он живет вместе с ней. Живет в этой среде, находится рядом. Тем самым, наверное, этот фильм и вызывает те чувства, которые спрятаны у нас глубоко.

Почему у многих подступает ком в горле, накатываются слезы? Потому что каждый может увидеть свою частичку. Самое главное, что каждый, хочет он или нет, перекладывает эту историю на себя.

Александр: Мне кажется, эта история про самореализацию. И вообще не про инвалида, а про каждого из нас. Звучит, может быть, странно, но Бунина — это в каком-то смысле мы. Ни один из нас (в душе) не смирится с тем, что он должен занять место убогого маленького человека. Так же, как героиня фильма, мы часто хотим изменить свою жизнь. Вопрос только в том, какую цену мы готовы за это заплатить.

Есть ли силы для этого? Моральные, физические, материальные? Мне кажется, про это история. Даже я, казалось бы, много чего достиг, но я не хочу лузером выглядеть. Постоянно хочешь чего-то доказать, а кому? Ради чего. Уже все сделал, доказал. И вот это все продолжается.

Интересно же. Можно было бы снять просто —как живет человек. Это вариант «наблюдение». Второй вариант — участвовать в этом. Вопрос выбора. Одни говорят, что, если вмешались, то это плохо, мол, нарушили каноны. А кто их придумал? Кто сказал, что можно и что нельзя? Кто сказал, что это хорошо, а это плохо? Нет правил, границ и этой черты, которую можно или нельзя переходить. Это моя позиция.

Здесь и документалистика, и телевизионный репортаж. Смешение жанров. Героям фильма от этого стало хорошо — это прекрасно. И мы довольны.

Она благодарна. Знаете, есть умение или, может, дар давать, а есть умение брать. Человек должен уметь брать. Тебе дают — возьми и будь благодарна. Не комплексуй и не считай себя лузером. Она это сделала очень достойно. Без перегибов. Там настолько все органично.

Самое сложное было беспокойство, тревога: а что с этим человеком будет дальше? Я получаю сообщения постоянно от нее, от подруги, нахожусь в больнице. Ты уже не журналист, а человек.

Роман: Мы понимали, что съемки будут в достаточно сложных климатических условиях. Урал все-таки суровый, поэтому продумывали, что нужно из техники, как обеспечить работу. Оператору нужно знать, какие будут съемки: натурные, в помещении, какую технику брать. Мы пошли следующим путем: мы взяли в прокат машину, в которую загрузили технику, которой неважны погодные условия, а сложную технику мы заносили в номер. Потому что мы не знали, какой эпизод будем снимать, что будет происходить. И нам важно было, чтобы под рукой было все.

Еще была сложность в том, что какой-то техники просто еще не существовало, как сейчас. В тех условия, которых мы находились, мы сделали все по максимуму. Конечно, нет пределов совершенству. Сейчас, глядя на этот фильм, я отмечаю для себя какие-то вещи, которые можно было сделать еще интереснее. Но в целом —отработали мы на 5+.

Роман: Это подарок для оператора. Она буквально читала мои мысли. Глядя в кадр, на монитор, в экран, я думал, что было бы круто, если бы произошло то и то. В ту же секунду у меня в кадре это происходило. Я до сих пор не понимаю, как это. Герой фильма чувствует — или я чувствую этого героя. Кадры сами клеились друг к другу. Сами возникали эпизоды.

Никто же не знал, что она поедет по своим делам и пробьет колесо (в фильме эта ситуация запечатлена, — прим.ред.). Я, наверное, открою секрет. Мы вообще поехали обедать в этот момент, и по пути она сказала: «Сейчас я быстренько смотаюсь и вернусь». И вот поехала она, мы поехали следом — пробивает колесо. У нас с собой была только одна камера для спецсъемок, и мы сняли эпизод, который стал одним из основополагающих в фильме.

Александр: Страшно хотелось интересного человека. Чтобы все сказали «какая классная»: фантастическая женщина, оторваться нельзя. Плюс инвалид. Вот назло (снять, — прим.ред.). Назло мейнстриму, телевидению. Сделать антителевидение. Показать, что есть другие герои.

Безруков — не герой. И Киркоров не герой. Все попсовики — не герои. Это люди, которые живут в комфортной зоне. С них нельзя брать пример. Они скучные, неинтересные. Они стерильные. И Басков — не герой, и Лазарев — не герой. Они даже не сексуальны. Хотя их это расстроит, потому что сексуальность для них — это заморочка номер один.

Против стереотипов. Вот об этом фильм. Был разговор с одним из известных документалистов. Он сказал, что Бунина — мощная тетка, но он бы снял это по-другому. Так снимите такую тетку, что вы все только говорите! Это история про антителевидение: она идет против течения, и мне захотелось пойти.

Можно снимать то, что они снимают, и чувствовать себя комфортно. А можно вот так стараться и пытаться.

Мои знакомые телебоссы посмотрели фильм и сказали, что все клево, но «зачем ты показал крупно лицо ее брата. Он же физический урод». Да, он урод, но это правда жизни. Нам нужно было объяснить, почему она взяла детей. Он хороший чувак, но он болен, он слаб. Он не может их воспитывать. А они мне говорят, что зрителю неприятно это смотреть. Им неприятна правда жизни. А можно ли показывать уродов моральных? Они отвечают: «Можно».

Этого не будет никогда. Я думаю, что ничего не изменится. Потому что есть коммерческое кино — и его будут смотреть, увы. Это факт. Сегодня на «Непобедимую» пришло 20 человек где-то. На Безрукова пришел весь зал. То, что поверхностно, — пользуется спросом.

Мы шли по красной дорожке (на открытии кинофестиваля в Железноводске — прим.ред.). Слава богу, мы люди с самоиронией. Мы беспредельщики в этом смысле. Дети, студенты бросались ко мне, чтобы получить автограф. Зачем? «Ребята, я не Безруков», — говорю. Они посмеялись. Они даже, не знали кто я. Просто иду по красной дорожке. Я этого не стыжусь, хотя я отдал 30 лет телевидению. Создал программу (в 1998 году Александр Зиненко основал на НТВ телепрограмму «Профессия — репортёр», — прим.ред.).

Александр: Ты попала в точку. Дело в том, что она для меня очень близкий человек оказалась: по своей философии. Мне тоже пришлось все это преодолевать. У меня были громадные сложности в жизни до съемок: тоже была серьезная болезнь. Я ее преодолеваю…

Роман: Благодаря тому, что каждый из съёмочной группы прошел свой тяжелый путь. Мне было очень плохо, больно, но как только видел Бунину, я об этом забывал. Я практически не мог ходить… Она к моменту нашего приезда могла сидеть с тонометром и кучей таблеток, но видя нас, говорила: «Минуточку, пожалуйста». Закрывалась дверь, потом открывалась, и она выезжала в приподнятом настроении. В фильме есть эпизод, где она поднимает штангу (тогда у нее были разорваны мышцы на руке). Когда она сказала, что рука помнит, это значит, что она на одной кости поднимала штангу…

У каждого были проблемы, но, видя Бунину, мы о них забывали. Понимали, что человек может, а мы не сможем? Мы тоже люди. Пытались приблизиться к ней. Надеюсь, что зритель тоже посидит и подумает, сможет ли он? Я думаю, что сможет каждый, кто поверит, в первую очередь, в себя.

Я бы хотел снять продолжение… Я вложил и свои деньги в съёмки (первой части фильма «Непобедимая», — прим.ред.). Потому что там зреет целая история, потому что родители не вечные, очень сложные дети (подростки — беда). Я уже начал копить деньги на продолжение. Это несколько лет.

Александр: Нет. Для телевидения — это антитема. Второй раз это вообще нереально. Телевидение переварило и выбросило: это жуткий и страшный конвейер.

Фильм этот будет только фестивальным. Я категорически не согласен с тем, что фестивальные фильмы — скучные. Это не так. Будем думать. Так что слава богу, что Бунина нашу жизнь обогатила. Она нам благодарна, а мы — ей. Ни с одной из героинь у меня не было таких отношений, чтобы мне кто-то писал после съемок. Я поддерживаю с ней отношения. Это для меня странно. И с Ромой она продолжает отношения.

Роман: Практически каждый день Ольга Бунина желает мне доброго утра, и я ей тоже. Даже сейчас во время интервью от нее пришло сообщение: «Ну, как вы там, ребятки? Что слышно? Когда будут результаты?»

Я думаю, что зрители и ваши читатели тоже понимают, что съемки каждый день — через нас проходят сотни, тысячи людей. Невозможно поддерживать со всеми отношения. Люди разные, интересы разные. Но с Ольгой это что-то не поддающееся объяснению. Это человек, который запал в душу, как основа жизни. Глядя на нее, понимаешь, что жизнь такая. И все твои проблемы, которые ты считаешь проблемами, на самом деле — пшик. Вот человек — у него проблемы. А она не боится их и добивается того, что не могут многие более благополучные люди…