Тавреньга: здесь в марте 1921 года началось восстание против продразверстки

В начале 1920 года закончилась гражданская война на Севере, все ждали мирной жизни и отмены фронтовых повинностей, а главное отмены перераспределения хлеба. Но этого не произошло.

«Осенью 1920 года у крестьян были изъяты продовольственные запасы и семенное зерно и помещено в специальные ссыпные пункты… причин было несколько, в том числе — не позволить населению проесть семенное зерно, а также, чтобы лишить крестьян возможности подкармливать дезертиров и «зеленых» (1).

Власть держала хлеб, этот крестьянский источник жизни, как бы в заложниках, маневрируя им между волостями в зависимости от поведения.

К этому привыкли, но ожидания тащили в одну сторону, а слухи о вывозе зерна за пределы губернии в связи с голодом в стране — в другую. В начале 1921 года «разрыв сознания» произошел.

«14 марта произошли волнения граждан Тавреньгской волости. Собравшимися числом около тысячи человек объявлено о препятствовании предназначенных к вывозу 2600 пудов хлеба из местного ссыппункта для Вожегодского райпродкома. На стихийном собрании принято решение просить Вельский райпродком не вывозить хлеб из волости… Некоторые ярые противники вывозки зерна за пределы волости заявляли собравшимся на митинге, что не желают накануне весеннего сева отдавать и без того скудные запасы, а те селяне, кто не пойдет с ними протестовать против произвола прибывших с подводами представителей райпродкома, будут подвергнуты каре вплоть до огня и меча» (2).

Толпа собралась в Тавреньге у церкви. Верховодили женщины:

«58-летняя монахиня Павла Соловьева, которую население воспринимало как «святую женщину»… ходила между людьми с криками: «миряне, ради бога не давайте увозить хлеб проклятым коммунистам, они все равно его украдут!» (3)…

Крестьянка Надежда Капустина «первая подняла всех женщин, разбудила страсти толпы и вела агитацию против власти советов, настаивала, чтобы все мужики ехали в Вельск, первая драла горло на улице по поводу продовольственного вопроса, настаивала не давать увозить хлеба и даже стала часовым у ссыпному пункту» (4).

«В каждой волости признавалась необходимость «бить и убивать коммунистов», но здравомыслящее большинство убеждало, что расправу следует осуществить после победоносного возвращения из Вельска… с чисто крестьянской осторожностью, стремясь сохранить пути для отступления и переговоров с властью… коммунисты «вырывались» из рук толпы представителями вновь избранных властных структур и… находились под охраной, с тем, чтобы потом, в случае неудачного для повстанцев развития событий, подтвердить властям хорошее к себе отношение…» (5).

Возможно, была законспирированная организация, готовившая выступление. Намеки на нее есть в перехваченных из тюрьмы письмах арестованного после восстания председателя Тавреньгского волисполкома Федора Лазаревского: «если будет дознание насчет восстания и меня спросят, как было дело, что я могу сказать? Если я скажу и мне поверят, то сотни человек могут пострадать…» (6). Несмотря на ходатайство следователя дать Лазаревскому 6 лет лагерей, суд приговорил его к расстрелу за «организацию» массовых беспорядков.

Жители Тавреньги разослали посланцев в соседние волости, а 15 марта для привлечения массы сами пошли в крупнейшее торговое село Вельского уезда — Верховажье. Толпа в 3000 человек с дробовиками была встречена верховажской милицией, настроенной «договориться миром». Милиционеры отправили крестьян в Вельск, к уездным руководителям, но на всякий случай арестовали 9 переговорщиков. Последовал взрыв ярости, раздались призывы «убивать коммунистов». По звону церковного колокола крестьяне пошли на милиционеров, был открыт огонь, убиты и ранены 13 человек.

17 марта 16-тысячная толпа, пришедшая в Вельск, захватила почтовую контору, но была разоружена красноармейцами и отправлена восвояси под обещание не бунтовать впредь. 18 марта на окраинах Вельска отряд красноармейцев рассеял пулеметным огнем тысячи крестьян, шедших из Верховажья. Трое человек были убиты, шестеро ранены.

Мятеж распространился на Бестужевскую, Никольскую, Успенскую, Двиницкую, Есютинскую, Хмельницкую, Кулойскую, Усть-Вельскую, Шадринскую, Харовскую, Чушевицко-Покровскую волости. Самое мощное выступление началось в Бестужевской и Никольской волостях. Сюда направили вельскую караульную роту — 55 штыков, и 20 человек шенкурских милиционеров. Во внесудебном порядке, у стен церкви в селе Строевское, расстреляли организаторов повстанческого комитета — Александра Филина, Василия и Петра Воловых — за «вооруженное сопротивление повстанцев и попытки к окружению прибывших на усмирение красноармейцев, а также намерение освободить арестованных главарей».

По мнению исследователя В.Ф. Антуфьева «в материалах тех лет не имеется подтверждений массового вооруженного сопротивления со стороны населения. Кроме нескольких винтовок и револьверов, отобранных у красноармейцев и милиционеров, приехавших с обозом на ссыпные пункты, другого боевого оружия у бунтовщиков не имелось, как не было документально зафиксировано и применение его против представителей властей с нанесением урона. Задержанные милиционеры и красноармейцы вскоре были отпущены, и им возвращено оружие» (7).

Если устьянские волости держались дольше всех, то Тавреньга, судя по отсутствию ее упоминаний в финале, быстро поняла провал восстания и что главное теперь — уцелеть:

«…население «демонстрировало раскаяние» перед приехавшими следователями, крестьяне имели «угнетенный вид, и даже в некоторых деревнях поднимался вопрос писать извинения перед уездной советской властью… по слухам, узнав, что «мятеж» оказался «ошибочным», крестьяне освобождали задержанных.» (8).

Всего к суду были привлечены около 400 человек, часть осуждена на сроки от 5 до 20 лет, 16 человек — к расстрелу, который был приведен в исполнение 14 апреля 1921 года. Полыхнувшие по всей стране весной 1921 года крестьянские восстания, наряду с Кронштадским мятежом и волнениями в армии, вынудили большевиков отменить продразверстку и перейти к гибкой экономической политике — НЭПу.

Примечания: