Кто предотвратит войну между США и Северной Кореей?

Главное событие уходящей недели, затмившее все остальные, уже вошло в анналы истории США как «война слов». Этим броским выражением американские журналисты окрестили обмен угрозами, произошедший между лидерами Америки и Северной Кореи. Сперва лидер КНДР пригрозил жестким ответом странам, поддержавшим в ООН введение новых санкций в отношении Пхеньяна. На это тут же среагировал Трамп, заявивший, что не позволит запугивать США или союзников, а если Ким Чен Ын продолжит, то будет встречен «огнем и яростью, которых мир еще не видывал». Причем сказано это было накануне очередной годовщины ядерной бомбардировки Нагасаки, когда-то наглядно продемонстрировавшей, что американцы порой совсем не стесняются в средствах по части рекордных «огня и ярости». После этого заявления КНДР объявила о наличии у нее разработанных планов ракетного удара по Гуаму — островному владению США в Тихом океане с населением около 160 тысяч человек. Трамп тут же выступил с новым заявлением, где пояснил, что он все же ратует за мирное и дипломатическое решение вопроса, и в этом плане ждет многого от Китая, но в случае любых военных действий со стороны Пхеньяна он будет вынужден прибегнуть к силе. Военный вариант, по его словам, уже продуман и готов к исполнению.

Этим, собственно, и ограничилась фабула пресловутой «войны слов», взбудоражившей весь мир и заставившей многих американцев вновь убояться ядерного удара и вспомнить про бесполезные, но такие успокаивающие домашние бомбоубежища, превращенные в кладовки после развала СССР. Весь мир отреагировал на обострение напряженности между КНДР и США, как на красную тряпку. Китай через подконтрольные СМИ дал понять что «всеми руками за» мирное разрешение конфликта, Россия на всякий случай подняла по тревоге ПВО.

Все остальные значимые события на американском политическом поле, произошедшие на этой неделе, сводятся к высказываниям Трампа на трех-четырех встречах с прессой, а также к вполне ожидаемой реакции на эти заявления со стороны всех заинтересованных игроков. Это и похвала от президента-бизнесмена Владимиру Путину — за то, что тот сохранил американскому Госдепу кругленькую сумму, выслав более 700 дипломатов, от которой, правда, Трамп позже открестился, назвав сарказмом и пообещав ответные меры к первому сентября. Это и расплывчатое заявление о недопустимости продолжения гуманитарного кризиса и нарушения демократических свобод в Венесуэле, а также о теоретической возможности введения в эту страну военного контингента. Это и критика в адрес лидера большинства в Сенате Митча Макконнела, который не обеспечил успеха проекту реформы здравоохранения.

Эти достаточно разрозненные заявления — скорее информационные поводы, чем настоящие политические шаги, они лишь обрамляют «войну слов», которая, наоборот, имеет непосредственное отношение к сути происходящих в мире эпохальных изменений. Словесная пикировка лидеров США и КНДР, которую многие уже причисляют к ядерным державам, и созданный ею вакуум настороженного ожидания дают возможность еще раз взглянуть на общую картину происходящего на мировой арене.

После трагического крушения СССР в США праздновали победу в холодной войне — грандиозной гонке экономик, идеологий и вооружений, продлившейся более 40 лет. Наконец-то Америка доказала всему миру свое исключительное положение и может ни с кем не считаться. Облегчение чувствовалось во всех сферах: политики, более не объединенные общим врагом, смогли снова в полную силу грызться до последней капли крови по несущественным вопросам, журналисты — перестать без конца отрабатывать пропагандистские госзаказы и перейти к созданию «независимых» материалов про бедность Африки и глобальное потепление. А главное — капиталисты, более не сдерживаемые монетарными оковами национальной безопасности и гонки вооружений, смогли массово выводить производство за рубеж, чтобы перестать уже, наконец, кормить американских трудящихся с их странными запросами на какой-то там образ жизни, медицинскую страховку и прочие социальные радости, а попросту платить копейки рабочим, чьи страны никогда не пытались угнаться за советским всеобъемлющим соцпакетом. Так или иначе, вся американская элита смогла, наконец, отвлечься от опостылевшей заботы о стране и позаботиться о себе любимых: о карьере, славе, банковском счете.

Это расслабление и почивание на лаврах было на тот момент вполне оправдано, ведь от главного экономического соперника — Советского Союза — остались лишь разрозненные и экономически жалкие государства, а другим участникам мировой экономической гонки было так далеко до лидирующей сверхдержавы, что их, казалось, можно и не принимать в расчет. Их и не принимали.

Особенно в расчет не принимали Китай, который во многом благодаря перенесенной на его территорию американской промышленности именно с 1991 года стал наращивать свой до этого довольно нестабильный ВВП в среднем на 10% в год без единого заметного колебания на курсе. В это же время пока американские производители радовались тому, как мало надо платить китайцам, и считали свои сверхприбыли, ВВП США рос в среднем на 2,5% в год, в некоторые годы показывая даже отрицательную динамику.

К 2011 году наметившаяся тенденция достигла своего пика, а торговый дефицит между Америкой и Китаем достиг 300 миллиардов долларов. Фактически в угоду наживе своих капиталистов американские потребители ежегодно отдавали китайской экономике сумму, равную более чем половине ее раздутого военного бюджета. Многим экономистам стало ясно, что экономическое, а значит и политическое первенство Штатов под угрозой. Тем не менее выход из сложившейся ситуации не был найден — оказалось, что в рамках сформировавшейся за 20 лет новой политической культуры победившей американской исключительности, подразумевающей расслабленность и вседозволенность, решение такой проблемы просто невозможно.

К 2016 году, когда Трамп вышел на политическую арену, ситуация еще усугубилась, и ее стало трудно игнорировать. Чуть ли не каждый месяц из Срединного Государства приходят вести в лучших традициях экономической гонки времен холодной войны: строятся самые длинные и высокие мосты, самые большие электростанции, запускаются самые быстрые поезда, а китайские школьники берут призы на всех подряд мировых олимпиадах… У Китая появилась даже собственная космическая станция. В США тем временем инфраструктура разрушается день ото дня, космическая программа «подсела» на русские ракеты, да и «за школьной партой», где некогда СССР победил США, по словам Кеннеди, тоже дела плохи.

Именно лозунги возвращения Америке ее величия (читай — исключительности) и привели Трампа в Овальный кабинет. Недаром ключевой для него слоган «America first» можно перевести не только как «Америка прежде всего», но и как «Америка — первая». Именно сохранение первенства США по всем направлениям: в экономике, геополитике, военной мощи — и является вполне осознанной задачей 45-го президента США.

Напрашивается вопрос: почему же львиная доля правящей элиты так сопротивляется этим благим начинаниям и применяет все средства для блокирования Трампа или даже его смещения. Ответ прост. Китай набрал огромные темпы роста и уже дышит Америке в затылок. Он даже превзошел Штаты по многим формальным параметрам, и их «первенство» еще держится во многом только за счет вассалов-союзников, которыми «самая свободная страна» обзавелась за годы холодной войны с СССР. Пытаться тягаться с КНР без мобилизации элиты и широких масс населения — бессмысленно. Именно поэтому Трамп так торопится проводить реформы во многих стратегических областях — ведь ему удалось мобилизовать народ на свое избрание и важно не упустить момент. А вот элита — политики, журналисты, «креативный класс», капиталисты от IT — совсем не готовы ни к какой мобилизации. Сплочение вокруг национальной идеи для этих людей значит связывание себя по рукам и ногам: ведь быть патриотом — очень обременительно. Политики потеряют свободу блокировать действия президента, журналистов заставят говорить о своей стране хорошо, креативный класс обнаружит, что все подорожало, так как «сделано в США», а капиталисты потеряют источники своих сверхприбылей. Вся верхушка общества, целое поколение элиты, выросшее за 25 лет неоспоримого господства США и выкормленное этим господством, должно отказаться от многого, чтобы получить всего лишь шанс сохранить ведущее положение Америки.

Старые политические воины в то же время продолжают по привычке обвинять во всем Россию, у которой из аргументов осталась только ядерная дубинка, а Китай всерьез воспринимать не хотят. В этой ситуации Трампа, который ради своей исторической миссии отказался от безоговорочной любви элиты и спокойной жизни, поддержали только капиталисты-промышленники, хорошо понимающие, что стоит Китаю вырваться вперед, они тут же окажутся «за бортом» и будут вынуждены искать новый род занятий. То же самое верно и в отношении противников Трампа, но, не встречаясь с повсеместным китайским присутствием день ото дня, они умудряются упорно игнорировать очевидное. Как, например, «Нью-Йорк Таймс» будет содержать такой колоссальный штат, если весь прогрессивный мир резко перейдет на «Синьхуа» или «Жэньминь Жибао»?

В этой ситуации Трамп должен либо заставить элиту сотрудничать, либо еще сильнее мобилизовать народ под одним лозунгом, чтобы элита не могла сопротивляться напору «снизу». Такие мобилизации в истории США уже случались: после «дня позора» — японского разгромного авианалета на Пёрл-Харбор и после теракта 9 сентября 2011 года в Нью-Йорке. В обоих случаях государственная пропаганда использовала трагедии в своих целях и мобилизовала народ на новую войну. В обоих случаях чрезвычайная эффективность такой мобилизации даже привела к появлению конспирологических теорий о причастности правительства к организации нападения.

И хотя повторение такого сценария один в один маловероятно, тот или иной способ получения Трампом от народа исключительного мандата на реформы (возможно, выраженного в чрезвычайных полномочиях, а возможно — просто в ошеломляющей всенародной поддержке) кажется на данный момент почти единственным шансом нового президента на успех. В противном случае он будет лишь наблюдателем заката американской Империи.

Таким образом, два судьбоносных для современного мироустройства конфликта связаны между собой. Обострившаяся геополитическая конкуренция старой сверхдержавы США и новой — Китая приводит к внутриполитическому конфликту в самих Штатах. От этого же столкновения сверхдержав, как круги по воде, расходятся последствия в международной политике.

В условиях новой холодной войны, которая, возможно, официально никогда и не будет объявлена, вновь стали чрезвычайно актуальны сферы влияния и верность союзников. Так, КНР всеми силами пытается отбить у Америки ее традиционных вассалов: проводит экономическую экспансию на Ближнем Востоке и в Латинской Америке, прокладывает Новый Шелковый путь в Европу. Трамп же пытается не растерять старых и наиболее надежных союзников (Израиль, Японию, Ю. Корею), а в разрозненных и экономически незащищенных регионах пытается создать новые межгосударственные объединения, накрепко связанные с США родовыми узами (проекты «исламского НАТО» и «Троеморья»).

Северная Корея, которая занимает, так или иначе, внимание президента США с самого начала его срока, играет в этой борьбе за союзников очень важную роль. Стремление Пхеньяна к обретению ядерного оружия, которое, по некоторым данным, уже осуществлено, по словам лидеров КНДР, вызвано лишь желанием защититься и отстоять право на свой собственный путь. Тем не менее их заклятыми друзьями и лучшими врагами из Сеула это воспринимается только как нарушение паритета сил. В этом свете осторожное высказывание Трампа, тогда еще кандидата, о возможном предоставлении Южной Корее и Японии ядерного оружия выглядит не как оговорка, а как проба пера. И хотя от этого проекта пришлось отказаться ввиду урагана критики «нераспространенцев», США все-таки необходимо как-то доказать Сеулу и Токио, что от нового ядерного соседа их защищает именно заокеанский сюзерен, а не ПВО Китая и России. А то ведь они могут случайно подумать, что условия изменились и с КНР дружить куда удобнее. Да и географически проще…

Поэтому Трампу, хочешь не хочешь, приходится отвечать на каждое слово Ким Чен Ына двумя своими словами, все время повышая градус риторики, иначе он рискует показаться союзникам недостаточно преданным. А ведь Япония и Южная Корея — это 4-я и 14-я экономики мира.

Что касается реальной возможности серьезного военного конфликта американского ядерного слона и северокорейской ядерной моськи, то вероятность его крайне мала, хотя бы ввиду того, что вся территория КНДР находится «под колпаком» российских и китайских ПВО, а значит, любые ракетные пуски с этой территории, как и ее бомбардировки без согласования с этими странами либо вовсе невозможны, либо почти бессмысленны. А вероятность, что Владимир Путин или Си Цзиньпин согласятся на ядерную войну в паре сотен километров от своей границы, — равна нулю. А согласие нужно от обоих.

Кстати, Россия, похоже, в геополитической программе Трампа занимает особое место: несмотря на невозможность действовать в открытую ввиду «русского скандала» в США, он стремится если и не втянуть РФ в свою зону влияния, то хотя бы вбить клин между Москвой и Пекином. Именно для этого, несмотря на эпопею с санкциями, контрсанкциями и дипломатической собственностью, Трампом была полностью остановлена какая бы то ни была риторика касательно возврата Крыма, смещения Асада и вывода войск из Донбасса. Для координации курса, он, видимо, пытается, не привлекая лишнего внимания, нарастить количество русско-американских контактов на высоком уровне. Так, на этой неделе госсекретарь Тиллерсон и министр иностранных дел Лавров были в Маниле в один день на одном и том же мероприятии, и хотя об их встрече официально не сообщалось, странно предполагать, что они не воспользовались представившейся возможностью в нынешних условиях интенсивно меняющихся русско-американских отношений.

Ситуация в США и в мире развивается стремительно. Дональд Трамп, пытающийся помешать восхождению нового восточного гегемона, после нескольких серьезных поражений находится в шатком и опасном положении. Весь вопрос в том, способен ли он через голову элиты консолидировать американское общество? И возможен ли для него другой путь к своей заветной цели? Сейчас кажется, что нет.