Кликушество «либеральной интеллигенции» (строго — в кавычках) в связи с назначением Ольги Васильевой на должность министра образования и науки России не только заставляет задуматься о жизненной необходимости расширения практики экзорцизма в повседневной деятельности Русской Православной Церкви. «Визг жалобный и вой», которым надрывают нам сердце соответствующие товарищи, ещё и ставит перед нами с небывалой остротой вопрос о необходимости практической защиты ценностей либерализма и прав человека.

Модест Колеров ИА REGNUM
Храм Христа Спасителя. Москва

Дело в том, что «казус Васильевой», в вину которой поставлены и недослышанное корреспондентом слово (вместо «долженствования» услышали «божествование» и устроили вокруг этого хэппенинг в лучших традициях Божены Рынски), и перечень совершенно традиционных (в том числе для советской исторической науки) тем её трудов, и само упоминание Православия в биографическом контексте, — всё это вместе взятое окончательно расставило точки над «ё». То, что мы всё это время называли «либерализмом», никакого отношения к либерализму не имеет. Нужно совершенно другое слово — и оно не должно быть оскорбительным (как всякого рода «либерастия» и «либерота»), оно должно быть констатирующим. И такое слово есть: либерасизм.

Я исхожу из того, что система либеральных ценностей, при которой на первом месте находятся права человека и его личные свободы, — это система, с которой можно спорить, можно её принимать или не принимать, полностью или частично. Но это — система ценностей, сыгравшая большую роль в истории человечества, и это система ценностей, которая подкреплена не только историей, но и Конституцией России, и сложившейся в обществе моралью. Так вот: либерасизм — это, несомненно, высшая и последняя стадия отрицания либерализма, его не просто дискредитация, но практическое уничтожение.

Что характерно для либерасового подхода к чему угодно — будь то образование, религия, культура, нравы, политика и т.д. Тоталитаризм («единственноверность» правильных суждений) и «генетический» критерий правоты (правота полностью обусловлена авторством — «правильный», либерасово чистый автор не может ошибаться, все остальные не правы просто потому, что у них нехорошие лица). Единственное отличие либерасизма от традиционных (правда, радикальных) форм расизма — это самопровозглашённость источника либерасовой чистоты: если у старых добрых расистов дело сводилось к неким объективным факторам — цвету кожи или гаплоидным группам, — то либерасисты занимаются произволом. Они придают зоологическое (абсолютное, не поддающееся коррекции) значение довольно неустойчивой системе взглядов, в данный конкретный момент сакрализованной в тусовке. То есть конкретика может плавать — сейчас, например, одним из критериев либерасовой чистоты является гомофилия, но это штука ситуативная: окажись завтра какой-нибудь известный и популярный каминг-аутист на ватной стороне силы — либерасисты быстро качнутся в другую сторону.

В настоящее время случилось так (так должно было случиться), что одним из главных критериев для либерасистской черепомерки стало отношение к религии. Забыты недавние заслуги христиан-диссидентов, забыты собственные духовные метания с оглядкой на западные нравы («Ты знаешь, — сказал мне почти ровно 25 лет назад один из лидеров тогдашнего демдвижения, по образованию теплофизик, объясняя внезапное появление крестика на шее, — я побывал в Штатах, пообщался с цивилизованными людьми и понял, что настоящий демократ не может не верить в Бога»). Всё — православный крест стал для нашей айнзатц-интеллигенции абсолютным аналогом жёлтой звезды или обрезанной крайней плоти эйхмановских времён: сразу, без разговоров — в топку!

И уровень кликушеской истерии либерасистов в связи с назначением в Минобрнауки объясняется прежде всего тем, что наложились две самые главные для них на данный момент сакральности: тема религии и тема обреза (простите) образования.

Потому что к уровню ярости невзоровской и иже с ним христофобии можно приравнять разве что декларацию Германа Грефа о его отношении к устаревшей и чрезмерной «советской» системе образования или — более ранние — суждения Анатолия Чубайса о его физиологической ненависти к Достоевскому.

Конечно, благообразный Ливанов не так пассионарен, как Невзоров или Греф, но именно ему удалось в каком-то смысле олицетворить либерасово чистый подход к образованию как к «сфере услуг», в которой единственным реальным критерием результата является «успешность» (понимаемая сугубо в потребительском духе), а единственным требованием к системе — «оптимальность» (понимаемая с бухгалтерской точки зрения минимизации затрат).

И, конечно, при всём богатстве обзывательств в адрес Ливанова со стороны «интеллигенции» (потому что ненависть к режиму и всем, кто к нему относится, входит в набор либерасовых критериев, но не на первом месте, конечно, а только после христофобии, русофобии и ненависти к смысловому и ценностному образованию-воспитанию) — уход Ливанова был воспринят именно как катастрофа. Как покушение на основы основ миропорядка. Да это хуже чем «Эхо Москвы» закрыть!

…Очень важно при этом заметить, что история реформы российского образования в постсоветские годы берёт начало в той педагогической (и — шире — интеллигентской) среде, которая выросла именно в традиционной, советской (а на самом деле — русской) педагогической традиции. Основоположники «реформы образования» (а мне довелось достаточно близко и искренне взаимодействовать с ними — в том числе с такими титанами, как Александр Асмолов — в конце 90-х гг.) вышли из среды «педагогов-новаторов», воспитывались сами и поддерживали воспитание других в духе Стругацких (у которых в будущем Полудня XXII века «Учитель» — это самая высокая и самая престижная профессия). Риторика их, казалось бы насквозь западнических либерал-реформаторов, была густо замешана на «вариативности образования» (здесь было и о возможности выбора для детей, и о приоритетах творчества), на «переходе от культуры полезности к культуре достоинства» (честно-честно — это один из излюбленных слоганов Асмолова) и, разумеется, на «обеспечении социальной мобильности» — то есть чтобы хорошее и лучшее образование могли получать талантливые дети из любой социальной среды.

Добавим здесь — про социальную мобильность — что один из важнейших социальных институтов советского образования, так называемые спецшколы (языковые и физико-математические), при всей их элитарности, при всём том, что именно вокруг них кучковались будущие нынешние либерасисты, — так вот, были эти школы с точки зрения соцмобильности великолепны. Чем лучше школа — тем больше возможностей. Потому что в действительно лучших школах работали прекрасные безгрефные учителя, поклонявшиеся таланту и способностям, и с их помощью получали шанс на социальный прорыв выходцы из бедных семей, из рабочих семей, да кто угодно — если ему хватило таланта и энергии добраться до этой конкретной школы со своих Холмогор. Любимый мой (и лучший всех остальных вузов в СССР, хоть убейте меня за это) московский Физтех, кстати, был прекрасным социальным лифтом — с его дальневосточными и киевскими наборами, с его суперпрофессорами, охотившимися на легендарных собеседованиях за талантами, откуда бы они ни понаехали — с Кубани ли, с Приморья, с Украины или непосредственно из Московского суворовского училища (был в моей группе такой — круглый отличник потом оказался, стал хорошим физиком).

Это я всё к чему? Да к тому, что (не будем, памятуя заветы Ольги Васильевой, пользоваться иностранными словами) сегодняшние проводники линии Грефа-Ливанова на «оптимизацию» и «повышение эффективности» «сферы образовательных услуг» — они предатели. Не то чтобы там Родины (хотя часто — и Родины тоже). Они самих себя предатели. Предатели своих собственных корней, своей личной истории, своих детских кумиров. И всё, что они наворотили в образовании и науке — оно разрушает самое главное в их собственной как бы ценностной основе. Мотивировали введение ЕГЭ «социальной мобильностью» (мол, гений из далёкого села получит шанс, равный с выпускником московской спецшколы, на поступление в МГУ или МГИМО) — получили гнилую, мутную и коррупциоёмкую систему, начисто разрушив при этом привычные и (при всех недостатках) действенные традиции выпускных и приёмных экзаменов. Мотивировали объединение школ и детсадов «оптимизацией» (снизить расходы на неэффективные школы и дать дополнительный шанс детям «на районе» поучиться у хороших учителей) — ударили в сердцевину живых, десятилетиями выращиваемых школьных организмов, вышибли не всех, но очень многих учителей от Бога, «соль земли» русской педагогики. Объясняли форс-мажорную «реформу» РАН соображениями эффективности и результативности (мол, пусть великие учёные работают свою науку, а мы поставим им под начало эффективных менеджеров, чтобы помогали им тратить деньги без потерь) — создали специальную систему, при которой первое и последнее слово в планировании науки и управлении исследованиями принадлежит Модесту Матвеевичу Камноедову и его заму по научным вопросам — профессору Выбегалле, — а все маги, волшебники и мировые гении должны выклянчивать у этой сволочи копейку.

Это я всё к тому, что «либеральная модернизация» образования и науки в нашей стране стала либерасистским разрушением образования и науки. Ударом по социальной справедливости и правам человека. Возведением новых и укреплением старых социальных границ. В общем, колоссальным отходом от принципов защиты прав человека, от ценностей образования, культуры и знания. Ото всего того, что на самом деле является «ценностями свободы».

И очень знаменательно, что такое важное место заняла во всей этой катавасии религия. Это я напоминаю о том, что новый министр у нас — «клерикальная канабалка» (не опечатка, цитата из либерасистского блога) и будет насаждать мракобесие.

Дело в том, что свобода совести, свобода исповедания любой религии (или не исповедания никакой) — это одна из «икон» либерализма. Такая же, как свобода слова или там свобода собраний. Ну и, соответственно, права человека как же? Например, право человека реализовать свою свободу совести?

Чтобы пояснить свою нижеследующую мысль, затрону ещё одну икону — «права меньшинств». Вот есть такое абсолютное (очень незначительное в процентном отношении) меньшинство, к которому я с гордостью принадлежу. Это — сообщество любителей классической музыки. Нет, я понимаю, что в Москве несколько десятков тысяч таких наберётся. Ну в Питере. Ну в других городах. Но в целом — это же электорально ничтожная группа! Так вот, давайте разберёмся с тем, как обеспечены наши права — права слушать классическую музыку. А они офигеть как обеспечены. Филармонии. Концертные залы. Государственная поддержка. Престиж. Международные конкурсы. Обязательные (правда, ознакомительные) курсы «музыки» в средней школе. Финансируемые государством консерватории и музыкальные вузы. Целое министерство культуры. Возможность выделять лучшим музыкальным вузам президентские гранты.

Но ведь есть множество людей, которые не знают и не слушают классическую музыку! Которым не нужен Конкурс им. Чайковского. Которым не интересно вообще, кто такой «композитор Юрий Шостакович» и нафига платить зарплаты профессорам Московской или Петербургской консерваторий (не говорю, что большие — но там президентские гранты есть, и кому-то что-то перепадает). Кто вообще в своей жизни ничего, кроме Стаса Михайлова, знать не знает и ведать не ведает! Так с какой же стати все эти люди (огромное большинство) мирятся с тем, как много внимания и денег уделяет государство нашему ничтожному меньшинству? И почему государство не стесняется, не отводит глаза в сторону и на не мямлит ничего про «у нас культура отделена от государства», а гордится успехами наших исполнителей и поддерживает их? Ну, наверное, именно исходя из либеральных, демократических и цивилизационных ценностей. Потому что понимает колоссальную важность музыкальной культуры для страны, для всего мира, для нашего места в мире. Потому что уважает права нашего небольшого, но в целом симпатичного меньшинства, от которого государству — одна польза.

Так вот — право человека ходить в храм, исповедоваться и причащаться, учить своих детей — хотя бы на уровне музыки в средней общеобразовательной школе — общим представлениям о том, что такое религия… Такое право есть право человека? Особенно с учётом того, что это только либерасисты утверждают, что православных верующих у нас мизерное меньшинство, а всё остальное придумали попы. Спорить не буду — не знаю, может быть, вот так вот прямо воцерковлённых, которые на службы ходят не реже раза в месяц и причащаются, их и правда не так много. Но вот ещё о чём я спорить не буду — так это о том очевидном факте, что их в разы, если не в десятки раз больше тех, кто ходит в концертные залы слушать классическую музыку. В принципе, для этого даже соцопросы не нужны — стоит на глазок прикинуть заполняемость (сверхпереполненность) храмов и очереди к святыням, каждая из которых становится незамеченной демонстрацией того, кто у нас в стране на самом деле активное моральное большинство.

Но при этом у нас нет «министерства по делам религий» (как во многих «цивилизованных странах»), которое не насаждало бы клерикализм (как не насаждает министерство культуры бетховенство и моцартианство), но обеспечивало бы такую совершенно естественную для светского государства поддержку права очень большого числа его полноправных граждан на реализацию их свободы совести! Но при этом вся инфраструктура и весь человеческий персонал (говорю на светском языке, полностью оставив за рамками обсуждения категорию Божественного), без которых миллионы верующих граждан не могут воспользоваться своим конституционным правом, категорически выведены из зоны поддержки государства — более того, она якобы прямо запрещена, поскольку государство у нас «светское» (но зато — оно у нас полифоническое, симфоническое и импрессионистское — потому что тратит деньги на поддержку музыкантов, художников, филармоний и музеев легко). Но при этом священники, оказывающие огромную помощь (ещё раз — мы здесь не ведём религиозных споров в стиле Остапа Бендера, а вот то, что верующие есть, и потребности у них есть, защищённые законом и Конституцией — это точно медицинский факт) миллионам людей — они вне закона, вне Трудового кодекса, вне государственной соцзащиты. Почему? Что об этом думает новый министр образования и науки, специалист в сфере государственно-конфессиональных связей?

Очень надеюсь, что что-то думает и что-то понимает. Причём понимает правильно и точно. Но знаю и другое — как только Ольга Васильева попытается сделать хотя бы шаг в сторону от либерасово чистых лагерных пограничных полос (шаг через линию — mobbing без предупреждения!), будь то в сторону основ православной культуры, а будь — в сторону отмены «критериев успеха» и лже-компетентностных подходов в российском образовании, вот тут-то мы и вспомним, кто хоть раз Евангелие читал (или хотя бы кино смотрел на религиозные темы) — как громко и слаженно вопят эти ребята своё «Распни его!» (в данном случае — её).

Получается так, что Ольга Васильева — не просто министр. Кстати, совершенно нет никаких оснований слишком многого от неё ожидать, вполне может быть, что особенного ничего у неё не получится, что система перемелет, что сил не хватит… Всё может быть. Но. Вот мы все — для кого что-то значат права человека, ценности культуры и цивилизации, всё то, что в нашей интеллигентской юности познавали мы через любимые книжки и фильмы — просто обязаны сегодня её защитить. Хотя бы чисто символически. Ну — чтобы потом себя уважать. Да и вообще — права человека и свободы личности достойны того, чтобы подняться за них на бой против либерасизма и вестернацизма.