Какие вопросы внутренней повестки решал в Пекине президент Казахстана?

Новый президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев побывал с трехдневным государственным визитом в Китае. Он провел переговоры со всеми высшими должностными лицами КНР — председателем Си Цзиньпином, премьером Госсовета Ли Кэцяном, главой Постоянного комитета (ПК) китайского парламента ВСНП Ли Чжаньшу. Казахстанский лидер, пока еще не вышедший из тени Елбасы, первого президента Нурсултана Назарбаева, зафиксировал в итоговом документе переговоров (Совместном заявлении) отношения «вечного всестороннего стратегического партнерства», о которых шла речь во время его первой встречи с китайским лидером 11 сентября.

С одной стороны, ничего непредвиденного в ходе визита Токаева в Китай, если брать его в отдельности, вне более широкого контекста, куда он, разумеется, помещен, не произошло. С другой стороны, значение этого контекста слишком велико. На него завязаны важные сюжеты во внешней и, главное, внутренней политике Казахстана, которые вряд ли случайно предварили сам визит, и, как часто бывает, он во многом сыграл роль «вспышки в темноте», которая эти сюжеты осветила. Кстати, это верный признак нарастания кризисных факторов, причем не только регионального, но и глобального развития. Для примера: в эту же тенденцию внезапной засветки определенных раскладов укладывается сенсационный июньский визит в Лондон американского президента Дональда Трампа. Традиционная, весьма инерционная дипломатия застойной стабильности в наши дни явно уступает место динамичной подвижности и даже непредсказуемости не только на постсоветском пространстве и вокруг него, но и в мире в целом. Какие же факторы сформировали контекст, в который оказался погруженным визит казахстанского президента в Пекин?

Первый: 29 августа в Нур-Султане (бывшей Астане) прошла церемония вручения «Назарбаевской премии за мир без ядерного оружия и глобальную безопасность», на которой экс-президент Казахстана выступил за проведение глобального саммита по фактическому ядерному разоружению. Надо сказать, что Назарбаев и раньше высказывался на эту тему, ставя себе в заслугу отказ от ядерного потенциала на фоне распада СССР (под сильным давлением госсекретаря США Джеймса Бейкера), но оговаривал сроки ее реализации столетней годовщиной ООН, до которой еще далеко и много воды утечет. Поэтому когда он сегодня пытается форсировать события, это не может не вызывать подозрений в игре на западные интересы. В конце концов, именно в США разработана доктрина «глобального неядерного удара», которая направлена на достижение американской гегемонии в высокотехнологичных конвенциональных вооружениях на фоне повсеместного сокращения ядерных арсеналов.

Однако вскоре выяснилось, что у этой инициативы существует и внутриполитическое измерение. Через несколько дней, 2 сентября, Токаев выступил с ежегодным посланием, содержание которого в целом ряде кругов, близких к Назарбаеву, было воспринято как неоднозначное, с креном в либерализм. Основания для такого взгляда имеются, что видно из текста документа. Вот лишь краткий перечень затронутых в нем тем, которые, безусловно, напрягли окружение Назарбаева. Это и модернизация общественно-политической ситуации с постановкой под мягкий вопрос монополии правящей партии «Нур Отан», лидером которой является Елбасы, и сокращение на 25% государственного аппарата, и ограничение деятельности госкомпаний, и многое другое. Причем тезис о межпартийной конкуренции особенно своеобразно выглядит в интерьере новых досрочных выборов, которые многие казахстанские эксперты пророчат уже ближайшей осенью. В пользу этого говорит и ускоренное обновление правящей партии, порученное Назарбаевым своему партийному заместителю Бауыржану Байбеку, которого источники относят к одному из «столпов» назарбаевской команды.

7 сентября, еще через несколько дней после послания и в канун визита Токаева в Пекин, Назарбаев отправился в Москву. По оценкам уже даже не казахстанских, а киргизских источников, он по собственной инициативе поднял и поставил перед российским президентом Владимиром Путиным вопрос о новом, «обратном» транзите власти — вновь к себе или к Дариге Назарбаевой. Сегодня она председатель Сената, и именно таким конституционным путем, через эту должность, на первую позицию в марте пришел сам Токаев. Ну, а Назарбаев — почетный сенатор, и превращение в председателя палаты для него, надо полагать, дело техники. Или нет?

Общая картина будет неполной, если не упомянуть о протестных акциях в ряде казахстанских городов, начавшихся в начале сентября с Жанаозена и охвативших в том числе и обе столицы — бывшую и нынешнюю. Протестовали против договоренностей премьера Аскара Мамина с первым вице-премьером Госсовета КНР Хань Чжэном, которые заключались в финансировании китайской стороной 55 промышленных и сельскохозяйственных объектов, о чём и должны были договориться (и договорились) в Пекине. Содержание договоренностей не имело однозначной трактовки: представители власти настаивали на том, что они дают как минимум 20 тыс. новых рабочих мест, а их оппоненты в ответ выдвигали обвинение, что Китай «сбагривает» Казахстану отработавшие свое морально устаревшие собственные предприятия, трудиться на которых станут китайские рабочие. Отдельной острой темой является перспектива продажи земли иностранцам, которая продолжает муссироваться даже несмотря на то, что в послании Токаева однозначно прозвучало, что этого не будет. Просто пример Украины, где тоже многие годы действовал аналогичный мораторий, который со сменой власти отменили, у всех перед глазами.

Вот на этом весьма сложном фоне и прошел китайский визит. Забегая вперед, нельзя не отметить, что казахстанские расклады, учитывая векторы и содержание синхронных внешних поездок двух первых лиц, объективно, в силу, возможно, растущих между ними противоречий вбивают клин между Москвой и Пекином. Не исключено, что в ход здесь на каком-то этапе будут пущены, если уже не пускаются, определенные международные связи. Если говорить об этом, то, с одной стороны, Назарбаев гораздо более глубоко укоренен в мировые расклады. С другой — бэкграунд его взаимодействия с западными элитами, во-первых, существенно ограничен англосаксонским миром, прежде всего Лондоном, а с другой, относительная слабость этих позиций заключена в их непубличности. Позиции же Токаева выгодно отличаются тем, что связаны с опытом руководства Женевским отделением ООН в высоком официальном статусе заместителя генерального секретаря ООН. Но при этом учеба в Китае еще в 80-е годы, где нынешний президент обучался китайскому языку у преподавателя пекинского иняза, которого в ходе нынешнего визита посетил, позиционирует китайский вектор его внешней политики как приоритетный. И в этом заключается объективное расхождение его интересов с Елбасы, которое, если брать современную глобальную геополитическую ситуацию, отдельным вопросом «зависает» в противоречиях уже между Пекином и Лондоном, и шире — Западом.

И еще один момент, который не может не обращать на себя внимания. В недавнем послании Токаев ни словом не обмолвился ни о геополитических вопросах, ни о внешней политике как таковой. За исключением вряд ли случайного упоминания о 750-летии Золотой Орды. И сам факт, что об этом событии вспомнили, пусть и в культурно-туристической коннотации, не может не наводить на мысль о возможном начале поиска либо альтернативных путей евразийской интеграции, либо о повышении новым руководством Казахстана ставок в глобальной игре. Поясним. В ЕАЭС Нур-Султан тесно связан с Москвой. И выходит на более широкие перспективы Большого Евроазиатского партнерства, предложенного Путиным, только за счет сопряжения стратегий развития ЕАЭС с проектом «Пояса и пути». В ШОС статус китайско-казахстанских связей уже выше, ибо членство сторон в организации равноправное, пусть и формально. А вот в БРИКС, где представлены только большие державы, являющиеся региональными лидерами, которые предъявляют амбиции и на уровне глобальной политики, Казахстана нет. И судя по тезису послания Токаева о региональном лидерстве Нур-Султана, вектор новым президентом, в отличие от прежнего, прочерчивается от локального участия уровня ЕАЭС к формированию представительства уже на глобальном уровне. При этом опора делается на неплохие объективные экономические показатели: ВВП Казахстана вдвое больше суммарного ВВП остальных четырех среднеазиатских республик, вместе взятых, плюс у Нур-Султана, как показывают специалисты, накоплены достаточно серьезные валютные резервы.

Помимо десяти совместных документов, подписанных Токаевым в Пекине по итогам визита, обращает внимание его выступление перед профессорско-преподавательским составом и казахстанской частью слушателей Академии общественных наук Китая (АОНК), одной из ключевых кадровых «кузниц» китайской политической элиты. Выступление важное еще и потому, что оно в известной мере заполняет лакуну послания с внешнеполитической точки зрения, которая по понятным причинам оказалась в центре всей речи нового президента Казахстана. Типичный глобалистский подход, в котором приверженность глобальной унификации шифруется под «мировые интеграционные тенденции». Казахстанскому президенту не нравится «эрозия международного права» и «ослабление глобальных институтов». Он высказывается в пользу «реформы ООН», которая, заметим, в ряде пунктов, связанных с перспективой расширения Совета Безопасности, ущемляет интересы как Пекина, так и Москвы, и обе наши столицы из года в год включают пункт о противодействии «необоснованной спешке» при проведении такой реформы в итоговые документы саммитов БРИКС.

Нынешнюю конфронтацию преемник Елбасы оценивает как «более жесткую» по сравнению с биполярной, связанной не с идеологическими, а с национально-стратегическими разногласиями ведущих государств. Однако если советско-американское противостояние в холодной войне носило проектный характер и являлось отражением конкуренции двух моделей будущего, то современная борьба за лидерство разворачивается не столько в одной и той же парадигме, сколько всё-таки между глобализмом и его распадом на «многополярные» сферы влияния крупнейших держав. Поэтому не вполне ясно, является ли этот тезис выступления в АОНК отражением стремления к созданию собственной сферы влияния, для которой Средняя Азия недостаточна как рынок, или попыткой встроиться в другую сферу. И как такая попытка может выглядеть с точки зрения не столько даже внешней политики (о готовности выйти из ЕАЭС в свое время говорил и Назарбаев), сколько внутренней, с учетом приоритетов Елбасы — тоже непонятно.

Словом, на данном этапе в казахстанской внешней политике наблюдается некое подобие тактического маневрирования вокруг определенного круга внутренних задач, важных как для самого Казахстана, так и для его соседей. И если перевести эти маневры в плоскость конкретных сценариев, то следует обратиться к набору из трех вариантов, предложенному в преддверии визита политологом Андреем Чеботаревым, директором казахстанского Центра актуальных исследований «Альтернатива». Первый сценарий — последовательное укрепление позиций нового руководства республики. Второй — консервация существующего баланса с тенденцией к сохранению нынешним президентом статуса номинального лидера. И третий — дестабилизирующий, конфликтный, чреватый расколом элит. К этому анализу, ценному тем, что он исходит изнутри, необходимо добавить еще один малозаметный штрих. В момент пребывания Токаева в Китае правлением Азиатского банка развития (ADB) было одобрено предоставление казахстанскому предприятию «Казводхоз» займа в 250 млн долларов на восстановление ирригационных сетей четырех областей республики. Напомним, что в структуре акционерного капитала ADB ключевые позиции принадлежат Японии и США, а Китай с Индией и Австралией находится в списке акционеров «второго порядка». Следовательно, решение о выделении этого пусть небольшого, но знакового займа принималось отнюдь не в Пекине, а прежде всего в Токио и Вашингтоне.

Является ли выделение этих символических денег «встречной игрой» Назарбаева или это попытка Запада «вставить палки» в колеса китайско-казахстанского сближения — важная и интересная, но отдельная тема.