Фальшивая борьба с «семейно-бытовым насилием»

(Продолжение, начало https://regnum.ru/news/2681350.html, https://regnum.ru/news/society/2685265.html)

Слушаешь феминисток, выступающих на митингах, и поражаешься: неужели они и вправду собрались бороться с «семейно-бытовым насилием» с помощью «психологических программ» и некоего чудодейственного ордера, способного, по их мнению, парализовать преступника?

Давайте разберёмся, что это за мера профилактики и нет ли уже в действующих российских законах аналогов этому «чудо-лекарству» от насилия.

Согласно пункту 11 статьи 3 Проекта N 1 183 390−6 «О профилактике семейно-бытового насилия» (ПФЗ о профилактике СБН), «защитное предписание — документ, выданный органом внутренних дел, который определяет меры защиты пострадавшего». Защитное предписание (ст. 22 ПФЗ) выносится незамедлительно на месте совершения семейно-бытового насилия (авт.: то есть в момент совершения или после совершения преступления! При чём же тут профилактика, когда нужно речь вести уже о пресечении преступления?). Выписывает его сотрудник полиции по заявлению пострадавшего (авт.: то есть та же процедура, что и с возбуждением уголовного дела по побоям, которую так яро критикуют феминистки, требуя перевести побои из разряда дел частного обвинения в публичные, то есть, возбуждаемые без заявления потерпевшего).

Контролировать исполнение защитного предписания предписывается сотруднику полиции. Ну, как контролировать? Вызывать на беседу в служебный кабинет и беседовать не более часа, по итогам беседы составлять акт, отражающий краткое содержание собеседования (ст. 20 ПФЗ).

Вот и весь контроль.

Данная мера «профилактики» — защитное предписание, — дублирует уже имеющуюся норму Федерального закона от 23.06.2016 N 182-ФЗ «Об основах системы профилактики правонарушений в Российской Федерации» — объявление официального предостережения (предостережения) о недопустимости действий, создающих условия для совершения правонарушений, либо недопустимости продолжения антиобщественного поведения (п.3, ч.1 ст. 17), которое также выдаётся нарушителю под роспись, и которым также предписывается не допускать совершения правонарушений и преступлений, НО в отличие от «защитного предписания», не в момент совершения правонарушения или преступления, а ещё до совершения оных, когда у работника полиции имеются жалобы от домочадцев на поведение родственника или какие-либо другие основания подозревать подучётное лицо (например, домашнего дебошира, алкоголика, ревнивца и др.) в совершении правонарушения или преступления. То есть, это и есть та самая профилактика преступлений на ранней стадии.

Кроме простого, «полицейского» защитного предписания ПФЗ о профилактике СБН предлагается ввести «судебное защитное предписание» (ст. 23 ПФЗ).

«Судебным защитным предписанием запрещается (авт.: на каком основании феминистки решили, что этот запрет будет действовать сильнее, чем УК или КоАП РФ?): совершать семейно-бытовое насилие (авт.: да, в ситуации нападения на жертву главное — запретить, глядишь, и подействует, если «насильник» из пугливых); преследовать пострадавшего (авт.: как этого избежать, проживая, например, в одной квартире с обидчиком и без охраны?); приобретать и пользоваться любыми видами оружия (авт.: можно подумать, что «насильник» не справится с женщиной с голыми руками или с попавшимися под руку бытовыми предметами).

Этим же защитным предписанием, кроме того, на нарушителя возлагается обязанность пройти специализированную психологическую программу, к которой он должен приступить в течение 10 суток (авт.: а что он будет делать эти десять суток, не будучи психологически отпрограммированным? Найдётся ли в стране столько квалифицированных психологов? Будут ли их программы сертифицированы? Будут ли получать лицензию указанные специалисты, чтобы исключить набеги шарлатанов?).

Кроме того, с учётом конкретных обстоятельств дела, судебным защитным предписанием (из формулировки неясно, должно ли оно выдаваться после возбуждения уголовного дела или это не обязательно) предлагается дополнительно применять одну или несколько следующих мер (ст. 25 ПФЗ):

«1) обязать нарушителя покинуть место совместного проживания с пострадавшим на срок действия судебного защитного предписания, независимо от того, кто является собственником жилого помещения; (авт.: а срок действия без суда и следствия у такого предписания, которое не является ни мерой пресечения преступления, ни мерой наказания, может тянуться до двух лет — ч. 7 ст.23 ПФЗ, что будет нарушать конституционные права граждан — часть 1 ст. 27: «Каждый, кто законно находится на территории Российской Федерации, имеет право свободно передвигаться, выбирать место пребывания и жительства»; ст. 35: «1. Право частной собственности охраняется законом. 3. Никто не может быть лишён своего имущества иначе как по решению суда.»

С учётом того, что и защитное предписание и судебное защитное предписание может выноситься в отношении лица, достигшего на момент совершения семейно-бытового насилия шестнадцатилетнего возраста (ч. 3 ст. 22; ч.2 ст. 23 ПФЗ), может сложиться вообще парадоксальная ситуация: из дома будут изгоняться в нарушение ст. 54 Семейного кодекса РФ подростки по заявлениям тех, кто обязан их воспитывать и содержать. В таком случае, видимо, жертва должна будет написать сама на себя заявление о лишении родительских прав, поскольку не смогла воспитать достойного наследника?);

2) «обязать нарушителя передать пострадавшему его личное имущество, документы, если они удерживаются нарушителем» (авт.: согласно действующему УПК РФ — ст. 183, — вещи и документы потерпевшего изымаются у виновного без его согласия и уговоров);

3) «обязать нарушителя возместить имущественный и моральный вред пострадавшему (авт.: то есть обязанности налагаются в нарушение гражданского и уголовного процесса, без рассмотрения дела по существу, без установления вины «нарушителя», не понятно, в рамках какого именно процесса — гражданского ли, административного ли, или гражданско-административного, что вытекает из анализа всего ПФЗ. В то время как в правовом поле Российской Федерации гражданско-правовая ответственность устанавливается решением суда, вынесенным по итогам гражданского процесса, проходящего по принципу состязательности сторон на основании ГК РФ: в частности, Статьи 151. Компенсация морального вреда, Статьи 1064. Общие основания ответственности за причинение вреда, а уголовная ответственность устанавливается приговором суда, вступившим в законную силу. Правовая основа гражданского иска в уголовном процессе представлена ст. 44, 230, п. 1 ч. 1 и ч. 2 ст. 309, ч. 2 ст. 389.1 УПК РФ. Согласно ст. 44 и 54 УПК лицо, понёсшее имущественный вред от преступления, вправе при производстве по уголовному делу предъявить гражданский иск к подозреваемому (обвиняемому) или лицам, несущим имущественную ответственность за их действия),

«а также возместить расходы на оплату консультирования или пребывания в гостинице, кризисном центре либо в ином временном жилом помещении, расходы по найму пострадавшим жилого помещения в разумном размере, если совместное проживание пострадавшего и нарушителя невозможно, судебные расходы пострадавшего, в том числе расходы на оказание юридической помощи».

Кто и в каком процессе будет устанавливать «разумность размера» расходов пострадавшего, если имущественный ущерб ещё не наступил, а вина «нарушителя» никем не доказана? Про судебные расходы, к которым относится, в частности, госпошлина, в ПФЗ ничего не сказано (процесс-то предлагается проводить по правилам гражданского судопроизводства), поэтому неясно, что имеют в виду авторы. Что же касается возмещения судебных расходов в гражданском процессе, то этой теме посвящена целая Глава №7 в действующем Гражданском процессуальном кодексе РФ. Ст. 131, 132 Уголовно-процессуального кодекса РФ регламентируют порядок и основания возмещения процессуальных издержек в уголовном процессе. Поэтому регламентация аналогичных действий новым законом представляется излишней.

Удручает предложение авторов законопроекта о порядке рассмотрения вопроса о судебном защитном предписании.

Согласно Статье 24. Порядок вынесения судебного защитного предписания

«1. Суд рассматривает заявление о вынесении судебного защитного предписания по правилам, предусмотренным гражданским судопроизводством с особенностями, предусмотренными настоящим Федеральным законом» (авт.: следовательно, не в рамках уголовного процесса, а речь-то ведь идёт, как бы, о преступлении!).

2. Судебное разбирательство должно быть начато не позднее 5 суток и окончено не позднее 15 суток со дня поступления в суд заявления о вынесении судебного защитного предписания» (авт.: вот вам и срочность и оперативность! То есть, наутро, после избиения, пострадавшая должна составить заявление по образцу, попасть на приём к судье, подать заявление. В течение 5 суток судья будет решать — принять, не принять заявление, и, возможно, 15 суток жертва будет ждать решения суда о выдаче ей спасительного «судебного защитного предписания», которого судья может и не выдать? Авторам, видимо, не известно, что в семьях, где действительно процветает истязание, жертва может в один прекрасный момент, понадеявшись на этот ордер, до такого светлого утра и не дожить?).

Судебное защитное предписание, также как и защитное предписание, может выноситься по заявлению любого постороннего лица — субъекта профилактики, если будет считаться, что пострадавшая находится в какой-либо зависимости от виновного лица (ч. 3 ст. 23, ч. 1 ст.22 ПФЗ): работника опеки, соцзащиты, различных органов и организаций, представителей общественности.

Ещё более запутывая будущих правоприменителей, законотворцы предлагают обжаловать защитное предписание «в суд в порядке, предусмотренном Кодексом административного судопроизводства Российской Федерации» (ч. 12 ст. 22 ПФЗ).

Несмотря на рассмотрение вопроса о выдаче судебного защитного предписания по правилам гражданского судопроизводства, законопроектом предлагается вручать постановление неявившемуся в суд нарушителю «в порядке, предусмотренном Кодексом административного (авт.: ?) судопроизводства» (ч. 7 ст. 24 ПФЗ).

И главное, что контроль исполнения виновным лицом судебного защитного предписания, вынесенного по ч. 3 ст. 25 ПФЗ «возлагается на службу судебных приставов в соответствии с их компетенцией» (ч. 11 ст. 24 ПФЗ).

И это неважно, что нет у службы судебных приставов таких компетенций: нет в законе такого исполнительного документа, как «судебное защитное предписание», по которому можно было бы взыскать требуемые пострадавшей суммы, нет таких средств и возможностей у службы и для контроля за передвижением «насильника», для предотвращения его возвращения в жилище. Всё это для феминисток неважно! Главное — они уверены, что именно «судебное защитное предписание», выданное в рамках придуманного ими «процесса», в нарушение установленных в стране законов, соответствующих Конституции РФ, это «заморское чудо» спасёт женщин от домашнего насилия!

К чему авторы выдумывают такие правовые лабиринты, понять невозможно, но такой закон нежизнеспособен, а потому — бесполезен.

Если кто-то не понял, что означают перечисленные «пассажи», обращаю внимание на то, что указанная профилактическая мера (судебное защитное предписание) должна и может, по мнению авторов ПФЗ, выносится до возбуждения уголовного дела, оно, возбуждение, в принципе не обязательно, как и желание, заявление самого «пострадавшего». То есть, пригрезилось какой-то соседке этажом ниже, которой постоянно мешают топотом ваши малые дети, что вы плачете, в то время, когда вы, например, смеялись до истерики, она тут же на телефон. И в опеку идёт телефонограмма: «Прошу принять срочные меры: у соседей сверху «акт» семейно-бытового насилия». Тут же, видимо, должна выдвинуться бригада психологов, НКО-шников из социально-реабилитационных центров для спасения «пострадавших». А поскольку домочадцы могут быть не готовыми к такому визиту, то глава семейства может встретить бригаду неприветливо. Вот и все основания для отобрания детей из семьи согласно ст. 77 Семейного кодекса РФ, так как они, дети, находятся в ситуации, опасной для их жизни и здоровья, а также есть предпосылки для спасения матери (авт.: а как же? Звонок-то был, соседка подтвердила, она «всё» слышала: вы же так плакали, так плакали!).

Читать такие перлы юристам, получившим юридическое образование в Российской Федерации, без ужаса невозможно. Мало того, что многие из предлагаемых норм так называемого проекта закона нарушают основополагающие принципы права (УК РФ: Статья 3. Принцип законности; Статья 4. Принцип равенства граждан перед законом; Статья 5. Принцип вины; Статья 6. Принцип справедливости; Статья 7. Принцип гуманизма; Статья 8. Основание уголовной ответственности; ГК РФ Статья 1. Основные начала гражданского законодательства), уголовного процесса (Статья 14. Презумпция невиновности; Статья 15. Состязательность сторон; Статья 16. Обеспечение подозреваемому и обвиняемому права на защиту; Статья 17. Свобода оценки доказательств), рушат систему уголовного судопроизводства в России, но они без зазрения совести покушаются на Конституцию Российской Федерации.

Сравним чудо-меры, предлагаемые для защиты женщин феминистками, и те меры, которые должны применять по действующему российскому законодательству.

Федеральный закон от 20 августа 2004 г. N 119-ФЗ «О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства» предусматривает, что государственной защите подлежат потерпевший; свидетель; частный обвинитель; эксперт, специалист, переводчик, понятой, а также участвующие в уголовном судопроизводстве педагог и психолог; законные представители, представители потерпевшего, гражданского истца, гражданского ответчика и частного обвинителя.

Меры государственной защиты могут быть также применены до возбуждения уголовного дела в отношении заявителя, очевидца или жертвы преступления либо иных лиц, способствующих предупреждению или раскрытию преступления.

Государственной защите, кроме того, подлежат установленные Уголовно-процессуальным кодексом РФ близкие родственники, родственники и близкие лица, противоправное посягательство на которых оказывается в целях воздействия на потерпевших и очевидцев преступления (ст. 2).

Согласно Статье 6. Меры безопасности

«1. В отношении защищаемого лица могут применяться одновременно несколько либо одна из следующих мер безопасности:

Нужно признать, что личная охрана, охрана жилища и имущества, выдача специальных средств индивидуальной защиты, связи и оповещения об опасности, временное помещение в безопасное место — это вам не бумажный «защитный ордер», к которому хорошо бы иметь для эффективности всё перечисленное в статье 6, иначе это предписание сыграет злую шутку, не защитив потерпевшего даже от кулака.

Уточняю, что все перечисленные меры могут уже сейчас применяться по действующему законодательству на ранней стадии начавшегося преступления до возбуждения уголовного дела и сроки вынесения, в отличие от судебного защитного предписания по ПФЗ (до 15 суток), гораздо короче:

«2. Суд (судья), начальник органа дознания, руководитель следственного органа или следователь с согласия руководителя следственного органа, получив от лица, указанного в частях 1 — 3 статьи 2 настоящего Федерального закона, заявление (сообщение) о необходимости применения мер государственной защиты в связи с угрозой его безопасности, а также с угрозой уничтожения или повреждения его имущества, обязан совместно с органом, осуществляющим меры безопасности, проверить это заявление (сообщение) и в течение трёх суток (а в случаях, не терпящих отлагательства, немедленно) принять решение о применении мер безопасности в отношении указанного лица» (ч.2 ст. 18 ФЗ 119).

Кроме того, с апреля 2018 года в Уголовно-процессуальный кодекс РФ была введена и действует в настоящее время новая мера пресечения — Статья 105.1. Запрет определённых действий. Лоббисты законопроекта о СБН из ГД РФ забыли, что сами голосовали за эту меру пресечения полтора года назад? Согласно этой статье, суд может возложить на подозреваемого или обвиняемого (в отличие от судебного защитного предписания — на лицо с неопределённым статусом) следующие запреты:

В постановлении суда об избрании меры пресечения в виде запрета определённых действий указываются конкретные условия исполнения этой меры пресечения с учётом возлагаемых запретов (адрес жилого помещения и периоды времени, в течение которых запрещено покидать жилое помещение, район, населённый пункт, с которыми связаны запреты, места, запрещённые для посещения, данные о расстоянии, ближе которого запрещено приближаться к определённым объектам, лицах, с которыми запрещено общаться. Подозреваемый или обвиняемый может быть подвергнут судом всем запретам, предусмотренным частью шестой настоящей статьи, либо отдельным из них.

Контроль за соблюдением подозреваемым или обвиняемым запретов, предусмотренных пунктами 1 — 5 части шестой настоящей статьи, осуществляется федеральным органом исполнительной власти, осуществляющим правоприменительные функции, функции по контролю и надзору в сфере исполнения уголовных наказаний в отношении осужденных. В целях осуществления контроля могут использоваться аудиовизуальные, электронные и иные технические средства контроля.

И это вам не судебный пристав — один и без оружия!

Запрет определённых действий — это полный аналог, только лучший, судебного защитного предписания, а закон № 119-ФЗ — эффективная мера, способная защитить потерпевшего от любого вида посягательств, в том числе — и от так называемого семейно-бытового насилия.

Почему феминистки не обращают внимания на действующие нормы российского права для защиты своих «согражданок», а стремятся (по их словам — вот уже тридцать лет безрезультатно) провести чужеродные кальки с зарубежных законов, не понятно. Вырисовывается неприглядная картина: на самом деле они НЕ хотят защитить потерпевших от насилия, иначе бы они вели речь о несоблюдении действующих законов правоприменителями разных уровней — от участковых уполномоченных полиции до следователей следственных комитетов, призывали бы к борьбе с коррупцией, разлагающей правоохранительные органы. Но нет: они машут на митингах своим законопроектом — фиговым листком борьбы с семейно-бытовым насилием, надеясь, видимо, получить одобрение зарубежных заказчиков?