«Власовское движение» придумали финны, еще до немцев: интервью

Как очень напряженное. Наверное, излишне говорить об очевидной стратегической и политической ценности Ленинграда. Но именно это объясняет, что со стороны обеих воюющих сторон здесь с 1941-го по 44-й гг. велась крайне насыщенная прифронтовая, фронтовая, зафронтовая и тыловая разведывательная и контрразведывательная работа.

Конечно, по опыту, отмобилизованности, системности и, в конце концов, численности с немецкими спецслужбами не могли состязаться ни финские, ни, например, испанские. Здесь, при северной группировке немецких войск, располагался штаб Абвера, зондеркоманды службы безопасности (СД), органы тайной полевой полиции (ГФП), добавьте к этому сеть военных комендатур, полевой жандармерии, гражданской полиции, карательных органов и так называемых «отрядов самообороны». При этом совершенно понятно, что главной ценностью и, если хотите, инструментом в их работе была агентура.

Задачи отличались в зависимости от того, где работал агент — за линией фронта или на оккупированной территории. Последние в большей части ориентировались на выявление коммунистов, комсомольцев, партизан и подпольщиков, красноармейцев, бежавших из немецких лагерей. Серьезное внимание уделялось пропаганде, восхвалению немецкого режима, вовлечению населения в карательные и полицейские формирования, а чуть позже во власовскую РОА («Русскую освободительную армию»).

Иное дело — зафронтовая агентура. Она нацеливалась на сбор всеобъемлющей разведывательной информации, а также проведение диверсионной и террористической деятельности в советском тылу. Некоторым также поручалось распространять дезинформацию и панические слухи.

Безусловно. Пройдя победным маршем по Европе, нацисты и в России рассчитывали на блицкриг. Поэтому на начальных этапах войны они вообще не предполагали активного использования населения СССР в военных и иных целях (за исключением жителей Прибалтики и Финляндии, из которых формировались карательные отряды).

В первые военные месяцы немецкие спецслужбы в качестве разведчиков и радистов использовали литовцев, латышей, карелов, поляков, чехов и лиц других национальностей, знающих русский язык. Изредка вербовали детей белоэмигрантов в оккупированных европейских странах.

После быстрого обучения их небольшими группами переправляли в глубину прифронтовой полосы (до 150 км и на срок до двух недель) с заданиями разведывательного характера. Отдельные разведгруппы с радистами направлялись в тыл Красной Армии, чтобы оставаться на месте до прихода немецких частей.

Но по мере затягивания военных действий гитлеровцы приступили к активной вербовке агентов из числа местного населения и особенно пленных красноармейцев. Причем сама вербовка зачастую проводилась в день пленения и в полевых условиях. Были случаи, когда одновременно вербовалось от 4 до 30 человек, а для психологического давления расстреливались те, кто отказывался изменить Родине.

Кроме красноармейцев, использовались и мирные жители, которые также «накоротке» вербовались и без подготовки перебрасывались под видом беженцев, жителей Ленинграда, глухонемых. Очень «котировались», например, матери с ребенком.

Именно. Это было время массовых вербовок и заброски агентуры в тыл, не считаясь с людскими потерями. Немцы в принципе относились к ней как к «биомассе», плюс циничное удовольствие уничтожать русских руками русских. О многоуровневой специальной подготовке, тщательно разработанной легенде и документах прикрытия тогда речь не шла. Всё изменилось вслед за провалом плана «молниеносной войны» и неудовлетворительными результатами работы такой зафронтовой агентуры. Вот тогда была создана сеть разведывательных, контрразведывательных, диверсионно-террористических, пропагандистских и иных специализированных школ. Причем с учетом того, что здесь, на Северо-Западе, линия фронта была относительно устойчивой до 1944 года, концентрация таких школ была одной из самых плотных. Соответственно, и спектр задач был самым широким — от сбора развединформации и пропаганды до организации терактов и диверсий.

По моему субъективному мнению, это печать и распространение в блокадном Ленинграде в 1941−42 году фальшивых продовольственных карточек. Причем немцы печатали не только сами карточки, распространяя их через свою агентуру, но и корешки от них. И здесь, к сожалению, стоит говорить о криминальном следе со стороны отдельных ленинградских торговых работников. Ведь формат карточек периодически менялся, а значит, у немцев были возможности вовремя получать информацию как о технологии производства, так и о готовящихся изменениях. Без информаторов в торговой среде этого сделать было невозможно.

Выдавая скудный паек, в качестве отчетности у продавца оставался отрывной талон. И вот приходил к нему некто и предлагал: «Слушай, даю тебе пять талонов. На четыре ты отовариваешь меня, а один оставляешь себе». И находились те, кто соглашался на такую сделку. Как вы понимаете, побочный ущерб от этой немецкой спецоперации для голодающего Ленинграда был чудовищным.

Такие отличия были. Во-первых, финны не практиковали массовую засылку своей агентуры ни в начале войны, ни тем более когда она приняла затяжной характер. Во-вторых, они делали ставку на местное население, и это легко объяснимо. У финнов был гарантированный особый подход к ингерманландцам, вепсам, карелам и другим родственным народам. Согласитесь, это прекрасный «материал» для вербовки и последующей заброски в советский тыл. С одной стороны, они хорошо понимали финский язык, с другой — прекрасно говорили на русском. Прибавьте к этому мельчайшее знание особенностей работы советского государственного аппарата.

С одной стороны, это так. С другой — учитывайте неразбериху войны и то, что можно назвать национальным менталитетом. К разработке задания и его выполнению финны подходили со свойственными им основательностью, хладнокровием и, я бы сказал, въедливостью.

Никто не подгонял агента к срочному выполнению задания. Наоборот, сначала он должен был как следует легализоваться. Вернуться, например, в свою ленинградскую квартиру, не спеша восстановить связи и дальше ждать. То есть их агентура в основном направлялась на «глубокое оседание» и должна была начинать активные действия только при наступлении финских войск. Подчеркиваю, по приказу из Хельсинки, а не Берлина. Именно поэтому им не давались задания по распространению слухов и формированию панических настроений, чтобы «не спалиться» раньше времени.

Некоторым агентам давалось задание самостоятельно завербовать своих родственников. При этом, если не было уверенности в положительном ответе, то вербовочное предложение делалось не лично, а передавалось письмом от третьего лица. В случае отказа объект предупреждался о возможных репрессиях по отношению ко всей его родне.

Знаете, если генерал-лейтенант русской армии Карл Маннергейм очень любил свой почти родной город Санкт-Петербург, то, как маршал Финляндии, весьма негативно относился к Ленинграду. Поэтому для достижения цели — захвату и уничтожению города Ленина — были все средства хороши. Спектр заданий был всеобъемлющим: от сбора развединформации об обстановке на фронте и в советском тылу до диверсий (для чего шпионы снабжались взрывчаткой).

Конечно, для финских, так же как и немецких спецслужб, одним из главных источников являлись военнопленные красноармейцы. Но и здесь были особенности. В немецких концлагерях в отношении народов СССР практиковалась тактика тотального геноцида. Это означало, что военнопленным оставляли единственный выбор — мучительная смерть или жизнь в обмен на предательство. В этом смысле финские лагеря всё-таки отличались чуть большей лояльностью к пленным. И они первыми стали применять идеологический фактор. Уже в 1942 году красноармейцам предлагали принять присягу не только Великой Финляндии, но и некоему новому единому русскому демократическому правительству.

Совершенно верно. Просто у последних было по определению больше ресурсов, что позволило им масштабировать этот процесс. А осознание того, что идеологически подкованный (или обработанный) предатель намного эффективнее держит в руках оружие, воюя против собственного народа, пришло именно к финским «специалистам».

За годы войны им удалось создать достаточно разветвленную сеть спецшкол, дислоцировавшихся в Петрозаводске, Сортавале, других населенных пунктах. Достаточно мощная школа по подготовке террористов находилась непосредственно в Хельсинки. Их выпускникам ставилась задача физического устранения руководителей партии, правительства и высшего командного состава, для чего рекомендовалось устраиваться на работу в качестве шоферов на машины или аэродромы, где бывают указанные лица.

Набор дисциплин в целом совпадал с немецким, да и сама система тоже мало чем отличалась. А вот преподавательский состав несколько отличался. Здесь можно выделить финских офицеров, служивших до 1917 года в царской армии, а значит, хорошо знающих русский язык. Во-вторых, это наиболее подготовленные военнопленные красноармейцы, которые дали согласие на сотрудничество и доказавшие верность новому режиму. Совсем небольшую часть составляли эмигранты первой волны, поскольку так исторически сложилось, что большой эмигрантской диаспоры в Финляндии не было.

Наверное, лучше меня об этом сказал начальник 2-го отдела УНКГБ СССР по Ленинградской области Иван Васильевич Речкалов. 22 июня 1943 года, выступая на совещании личного состава, приуроченного ко 2-й годовщине нападения Германии на СССР, он заявил, что силами Управления удалось выявить более семисот немецких и около шестидесяти финских агентов. Выводы делайте сами.

А со своей стороны добавлю, что об активности вражеских спецслужб на территории Северо-Запада СССР можно опосредованно судить и по советской пропаганде. Если проанализировать ленинградские блокадные газеты, то получится, что при создании образа врага на первом месте окажутся немецкие оккупанты, а далее по убыванию — финские, испанские, норвежские, и наконец, бельгийские. К сожалению, сейчас очень часто забывают, что в годы войны нам пришлось воевать не только с нацистской Германией, но и с половиной Европы, где каждая из стран-сателлитов пыталась вести свою игру.