Система регулирования парниковых газов на Сахалине — стратегическая ошибка

В одной из последних статей (см. «Почему не надо «искать женщину» при оценке природоохранного нормотворчества») я писал о нескольких провалах нашего природоохранного законодательства:

Получив столь токсичное наследство, являющееся уродливым плодом внутреннего и внешнего «зелёного» лоббирования, надо отдать должное энергичным усилиям вице-премьера Виктории Абрамченко по исправлению крайне запущенной ситуации с российской экологией. Однако попытка решать экологические и климатические проблемы по отдельности лишь усугубляет сложившееся положение и позволяет процветать в России внешнему экологическому и углеродному протекционизму. Попробую разъяснить, почему.

Первый вопрос, который возникает в связи инициативой по введению углеродного регулирования выбросов парниковых газов (ПГ) на Сахалине (нужно сказать, выглядящего относительно безвредным для жизнедеятельности граждан области и России), а решены ли на уровне Российской Федерации в целом вопросы регулирования вредных выбросов. Как становится ясно из материалов Минприроды (МПР), по проблемным регионам в рамках нацпроекта «Экология» была проведена инвентаризация вредных выбросов, но так и не решена проблема регулирования их объемов в целях сокращения. И не мудрено, потому что нормирование по наилучшим доступным технологиям (НДТ), предусмотренное в 219-ФЗ, не предусматривает необходимого сокращения выбросов для обеспечения качественного состояния окружающей среды, гарантирующего безопасность жизнедеятельности граждан.

Подобным образом ведётся и борьба за сокращение и переработку отходов в рамках расширенной ответственности производителей (РОП), когда объемы отходов измеряются в весовых единицах, но при этом отсутствует инструмент экологической оценки влияния этих отходов и процессов их переработки на качество окружающей среды.

Но вернемся к углеродному регулированию, осознание значимости которого наконец-то резко возросло в российском обществе в связи со страшилкой стран ЕС о введении пограничного углеродного налога (подробности читайте в моей предыдущей статье «"Зелёное» углеродное ограбление России, или О чём умолчал Чубайс»).

В моих ранних разработках (2000−2006 гг.) рассматривались варианты создания национальной системы углеродного регулирования как «сверху вниз», когда создается сначала федеральная система, а потом — региональные, так и «снизу вверх», когда создаются региональные системы, а потом — федеральная. Это связано с разделением полномочий федерального и регионального уровней в сфере природоохранной деятельности, которые по Конституции РФ находятся в совместном ведении. Полагаю, этот вопрос возникнет и при рассмотрении в Госдуме законопроекта о системе регулирования ПГ на Сахалине.

Кроме того, как сообщил спецпредставитель президента РФ по климату Руслан Эдельгериев, существует намерение распространить сахалинский эксперимент на Калининградскую область, Чеченскую республику и другие Субъекты Федерации. Это уже можно рассматривать как некоторое движение в сторону создания национальной системы регулирования парниковых газов (по схеме «снизу вверх»), а не бесконечное топтание на месте, которое демонстрировало с 2003 года Минэкономразвития РФ.

Все, включая представителей РСПП и Деловой России, желают продавать «углеродные» результаты сокращения выбросов (РСВ) по своим проектам. Но покупателя на них на внутреннем рынке нет и не будет, пока мы не создадим национальную систему управления и регулирования ПГ. Вместо этого информационное пространство насыщено недобросовестной рекламой о возможности прямой продажи РСВ на внешних рынках.

В конце 1990-х — начале 2000-х годов этими идеями были поголовно заражены представители ряда субъектов федерации: Архангельской, Нижегородской, Саратовской, Томской областей и ещё многих, как правило промышленно-развитых регионов, до которых смогли просочиться бесчисленные западные «климатические» агитаторы, на которых СМЕРШа не хватило. Честно признаться, в подобном заблуждении пребывал и автор этих строк, когда в 1999 году возглавил Центр климатических проектов совместного осуществления (ЦКПСО), учредителем которого был Росгидромет. Бизнес-фантазии на этом поприще были грандиозные, типа «вот сейчас быстро оформим нормативные акты, пропишем необходимые процедуры реализации углеродных проектов и начнём зарабатывать». Но мираж «многомиллиардных» прибылей при реализации РСВ на внешних рынках в ходе анализа международных процедур реализации углеродных проектов в рамках Киотского протокола достаточно быстро рассеялся.

Эти возможности, как оказалось, были серьезно ограничены положениями Киотского протокола (КП) и Марракешскими решениями к нему о правилах, условиях и процедурах реализации статьи 6 КП. Стало понятно, что на внешних рынках в рамках КП продаются «права на выбросы» («квоты» или, по терминологии КП, «установленное количество»), а отнюдь не РСВ. То есть продается часть объема «суверенных прав страны на выбросы парниковых газов», установленного ей в рамках КП. В странах ЕС продажа этих прав (квот) за пределы стран ЕС была с самого начала запрещена Еврокомиссией. Наши «продавцы углерода» в регионах попадались на удочку западных экспертов о перспективах реализации этих «механизмов гибкости» КП, не понимая разницы правовой и экономической сущности РСВ и квот.

Например, в 2000 году мне прислали соглашение Нижегородской области с Нидерландами по передаче последним 80% результатов проектов совместного осуществления (ПСО) по ст. 6 КП, реализованных на территории области. Для этого у них был создан под руководством одного из депутатов Госдумы РФ специальный региональный фонд с иностранным капиталом. Потом был «разбор полетов» с моим участием в областной администрации, в процессе которого мне пришлось раскрыть реальные перспективы их соглашения: «Вы что тут, совсем…». Закончилось это совещание тем, что в качестве выхода из сложившейся ситуации, дабы не оставить Нижегородскую область без энергоресурсов, рассматривалась даже возможность возобновления строительства законсервированной АЭС. Тогда ещё не осознавали ситуацию в целом, которую позже президент РФ описал в 2008 году в Мюнхене.

Сегодня подобные инициативы по выстраиванию национальной системы регулирования ПГ «снизу вверх», о чём я подробно написал в предыдущей статье, будут способствовать только развитию сепаратистских настроений и цветным революциям в регионах. За примерами далеко ходить не надо. Сегодня это происходит в Белоруссии, куда закачивали «зеленые» финансы, в том числе и через ПРООН. В Казахстане генераторами провалившегося внутреннего рынка квот были Тони Блэр и дочка Назарбаева, на развитие которого Зелёный климатический фонд (ЗКФ) выделил $280 млн. Ярким примером является Украина, которая для решения той же задачи при Юлии Тимошенко получила $300 млн от Японии, а при Викторе Януковиче ещё $80 млн от Испании. Где сегодня находится экономика Украины, полагаю, читателю объяснять не надо. Аналогичные процессы протекают и в среднеазиатских республиках. В прибалтийских странах в период выхода из состава СССР было реализовано несколько десятков проектов в рамках РКИК по «совместно осуществляемой деятельности», финансировавшихся в основном Швецией.

Система ЕТS торговли правами на выбросы (квотами) странами ЕС была разработана в 1996 году для выполнения обязательств по РКИК. Но после появления Киотского протокола (1997 г.) эта система была введена в странах ЕС только в 2005 году.

Описание системы ЕТS было с английского переведено в ЦКПСО Росгидромета под моим руководством в 2001 году. Стратегически она была нацелена не на сокращение выбросов в странах ЕС, а на приобретение прав на выбросы в других странах для покрытия фактических объемов выбросов в странах ЕС в рамках Киотского протокола. Именно поэтому я первым в 2004 году дал в СМИ оценку Киотскому протоколу как международному «лохотрону», стал противником Киотского протокола и в последующем — Парижского климатического соглашения. Конечно, это не могло понравиться президенту ЦКПСО Александру Бедрицкому, которого в 2003 году избрали президентом Всемирной метеорологической организации (МВО). После этого Центр климатических проектов совместного осуществления был ликвидирован.

Тем не менее в 2011 году А. Бедрицкий воспользовался моей идеей десятилетней давности о возможности создания углеродного рынка в России без Киотского протокола (см. «Вершки и корешки на Киотском поле»).

В странах ЕС система ETS прогнозируемо провалилась уже в первый период Киотского протокола (2008−2012 гг.). Зачем сокращать выбросы в странах ЕС при себестоимости результатов сокращения выбросов $100−150 за тонну в эквиваленте СО₂, когда можно купить РСВ в развивающихся странах по $2−5 за тонну. Попытки исправить «ошибки» ЕТS на втором этапе КП при введении странами ЕС углеродного налога на распределяемые квоты также провалилась в связи с потерей конкурентоспособности европейских компаний на мировых рынках. Именно поэтому они запустили аферу с пограничным углеродным налогом, чтобы как-то исправить ситуацию за счет других стран, которым предлагается «наступить на те же грабли». И ещё не факт, что ЕС введет этот налог при сопротивлении не только России, но также США и Китая. Введение пограничного углеродного налога в чистом виде ещё более снизит конкурентоспособность компаний Евросоюза по сравнению с российскими. В отличие от намерения США ввести глобальный углеродный налог, все страшилки наших потерь от введения пограничного налога ЕС высосаны из пальца. Можно не соглашаться с моим выводом, но многолетний анализ всей «климатической» стратегии и тактики стран ЕС на протяжении 25 лет подтверждает это.

Введение глобального углеродного налога для нас тоже не страшно, если он будет действовать для стран, не соблюдающих равновесный углеродный баланс.

Но для этого в первую очередь надо заявительным порядком представить в ООН и в органы РКИК наш положительный углеродный баланс, чего не сделал министр экономического развития Максим Решетников, представляя отчет об устойчивом развитии РФ в Нью-Йорке в 2020 году.

Подобная практика саботажа, в принципе, наблюдается в правительстве РФ уже много лет, когда «углеродные» устремления не только региональных руководителей, но и представителей ряда министерств и ведомств РФ напоминают крыловских лебедя, рака и щуку, а воз экологического и углеродного регулирования в России, как положено, стоит на месте. Для столь пессимистического вывода автора настоящей статьи накопилась слишком убедительная доказательная база, состоящая из многочисленных невостребованных разработок, необходимых для создания полноценной национальной системы экологического регулирования и выбросов ПГ. Читатель может подумать, что, может быть, вместо этих разработок придумано что-нибудь получше? Давайте посмотрим.

1. Так, мною ещё в 2002 году была разработана «Автоматизированная контрольно-информационная система учета источников антропогенных выбросов и стоков ПГ, результатов мероприятий по сокращению их уровней и операций по переуступке достигнутых результатов» (Изобретение №2 225 640, Москва. 2003 г.), позволяющая ввести в России государственный кадастр углеродных выбросов по источникам, вплоть до уровня цехов предприятий. Но в 2006 году Росгидрометом с подачи Института глобального климата и экологии РАН был утвержден кадастр по данным Госкомстата, который вообще не содержит данных по источникам выбросов предприятий и регионов, а также о поглотительном ресурсе территорий (стоках) России.

2. В 2004 году был разработан «Способ оценки антропогенного воздействия на окружающую среду» (Способ). (Изобретение, №2 267 768, Москва, 2004 г.), позволяющий вести оценку «углеродного следа» продукции. Ещё в 2006 году основам этого российского изобретения Способа англичане дали бренд «Сarbonfootprint», и он стал использоваться во многих странах для оценки, начиная от эффективности использования б/у запчастей при производстве новых автомобилей в Японии до эффективности выращивания овощей в Лотарингии во Франции. У нас же выражение «углеродный след» вошло в лексикон чиновников только в последние два-три года, и я больше чем уверен, без понимания сути этого термина, того, что он в действительности выражает. Использование этого Способа во внешней торговле, в соответствии с правилами ВТО, ещё с 2005 году могло бы приносить экономике России многомиллиардные доходы. Но чиновникам МЭР и МПР, судя по их действиям, доходы российского бюджета не интересны.

3. Несколько лет назад чиновнику из МЭР было предложено внедрить «Способ для оценки экологической эффективности импорта и сбора за импорт продукции и её утилизацию на территории РФ». Утилизационный сбор на импорт ввели, но почему-то в весовых единицах, без учета экологической и углеродной эффективности импортируемой продукции.

И сегодня, когда предпринимаются попытки наладить систему расширенной ответственности производителей (РОП), переработка отходов как механизм сокращения антропогенного воздействия опять учитывается в весовых и объемных единицах. А потом мы удивляемся, почему в России внедряются грязные технологии переработки отходов, подобные мусоросжигательным заводам Hitachi Zosen Inova, под видом «возобновляемых источников энергии», под чутким и заинтересованным покровительством АнатолияЧубайса. И это происходит в то время, как в стране не полностью используются существующие мощности электрогенерации.

4. Что означает термин «зеленое финансирование», созданием инфраструктуры которого сегодня активно занимаются ЦБ РФ, ВЭБ. РФ, Минэкономразвития и т.д. Если «зелёное» — это экологически эффективное, то почему на сайте ВЭБ. РФ ответственность за методологию оценки «зелёности» возложена на соискателей «зеленого финансирования», в то время как субсидирование «зелёного финансирования» идет из федерального бюджета. Или «зеленость» — это цвет валюты, которой оплачивается внедрение в России грязных и устаревших технологий, которые Запад начал сбрасывать благодаря принятию 219-ФЗ от 21.07.2014 «О внесении изменений в Федеральный закон «Об охране окружающей среды» и отдельные законодательные акты Российской Федерации», зафиксировавшего антиконституционную подмену системы санитарно-экологического регулирования промышленности системой технического, то есть не на основе научно обоснованных норм безопасности для человека и окружающей среды, а… «по доступности» технологий. Подготовленные Минпромторгом справочники НДТ здравомыслящие эксперты назвали «кладбищем устаревших технологий». Какого снижения выбросов и улучшения экологической ситуации можно ожидать, если предприятия 1−2-го класса опасности, использующие технологии, включенные в справочники НДТ, освобождаются от платы за негативное воздействие на окружающую среду (НВОС) и получают налоговые льготы. Ничего удивительного, что вместо реализации благих намерений по сокращению негативных выбросов предприятия полностью избавились от принципа «загрязняющий платит».

5. Что касается внедрения «технологического нормирования по наилучшим доступным технологиям» (НДТ), то представительство Еврокомиссии в Москве на различных конференциях и круглых столах промывало уши и мозги нашим экологическим чиновникам и представителям НПО, начиная с начала 2000-х годов. Фактически эта норма закона открывает окно для сброса в Россию грязных устаревших технологий. После принятия 219-ФЗ в 2014 году один из наших депутатов Госдумы (как ни странно, от КПРФ) с гордостью отчитался об этом перед своими австрийскими кураторами, о чем даже написал статью на сайте КПРФ после своего возвращения из Австрии.

6. В 2008 году был разработан инвестиционный проект совестного ведения лесного и сельского хозяйства по одному из районов Смоленской области, с комплексной оценкой углеродной эффективности применяемых технологий переработки отходов ведения лесного и сельского хозяйства. Расчеты по этому проекту показали увеличение поглотительного углеродного ресурса территории леса и сельхозугодий в два раза. При этом решались социальные вопросы по созданию рабочих мест и круглогодичная занятость местного населения, как в старые «барские» времена — летом крестьянин в поле, зимой в лесу. Экологическую эффективность подобной деятельности для комплексной оценки экологической углеродной эффективности заготовок леса и его переработки, которая почти в два раза увеличивает поглотительный ресурс территории леса, сегодня, спустя более 10 лет, осознали и бизнес, и чиновники.

Но куда же исчезла сельхоз деятельность, ведущаяся одновременно с лезозаготовительной, после того, как Рослесхоз вывели из подчинения Минсельхоза РФ? Неужто потребуется ещё 10 лет для осознания выгодности ведения совместного лесного и сельского хозяйства и даже не за счет углеродной эффективности, а за счет технологической замкнутости и природоподобности? Однако вместо перехода на природоподобные технологии создается искусственный ведомственный барьер и дополнительные рабочие места для чиновников, и каждое ведомство теперь самостоятельно борется с парниковыми газами с помощью «передовых» западных НДТ. Если же жителям сельских и лесных территорий отдать половину причитающихся им углеродных активов, а это $19 000 в год на каждого жителя (расчёт приведен в предыдущей статье «Зелёное» углеродное ограбление России, или О чём умолчал Чубайс»), то расцвет нашей глубинки произойдет без всякого чиновничьего старания и нищенской господдержки, которая большей частью присваивается агрохолдингами.

7. В 2009 году был разработан инвестиционный проект федерального уровня под названием: «Повышение энергетической и экологической эффективности экономики Российской Федерации с применением механизмов стимулирования ресурсоэнергосбережения и сокращения антропогенных выбросов в хозяйственной деятельности и сфере потребления» (проект). Проект был представлен на Всероссийском инвестиционном конкурсе, проводимом секцией «Международного сотрудничества регионов» Сенаторского клуба Совета Федерации. Первоначально в названии была отражена и основная концепция проекта, «с созданием экологического углеродного рынка». Но под давлением эксперта Минэкономразвития РФ, который был категорически против создания национальной системы экологического и углеродного регулирования, эта фраза из названия проекта была убрана. И даже после этого эксперт МЭР все равно проголосовал против награждения проекта дипломом. Почему? Объясняется это достаточно просто, как, впрочем, и вся деятельность МЭР по углеродному и экологическому регулированию, вплоть до настоящего времени. Представители наших министерств и ведомств, РСПП и Деловой России заинтересованы в коммерческой реализации результатов сокращения выбросов (РВС) своих углеродных проектов, но не желают введения квотирования и каких-либо экологических и углеродных налогов, и это естественно.

Однако в системе ETS стран Евросоюза РСВ по проектам определяется как разность между объемом установленной квоты и фактическими объемами выбросов по реализованным проектам. Концепцией вышеупомянутого Проекта федерального уровня ещё 10 лет назад предусматривалось, что на первом этапе продолжительностью 5−10 лет предприятия и корпорации России, желающие реализовывать проекты с углеродными РСВ, регистрируют в добровольном порядке свои фактические выбросы в кадастре Росгидромета по предприятиям (которого до сих пор в России нет). Верифицируют фактические выбросы в органах Росприроднадзора как величину установленной им квоты и после этого получают основание для регистрации будущего РСВ как разницы между величиной зарегистрированной квоты и величиной достигнутых выбросов по проекту. Для введения этого логичного порядка в рамках Проекта был разработан проект соответствующего закона.

Однако подобный порядок ещё не решает всех проблем государственного регулирования объемов выбросов и поглощения парниковых газов при сохранении возможности так называемых «утечек углерода». Например, когда недобросовестный участник переносит часть своих выбросов на другое незарегистрированное в кадастре предприятие, чтобы уменьшить объем фактических выбросов по проекту для увеличения РСВ. С подобными недобросовестными действиями столкнулись и на углеродных рынках Европы, Великобритании и США. Поэтому для устранения подобных действий Проектом и законопроектом к нему предусматривался ряд ограничений. Одновременно в Проекте был сформирован и порядок экономически эффективного формирования бюджетного и внебюджетного финансирования подобной системы, а также порядок формирования так называемой «цены на углерод» и на квоты, и на РСВ. Но об этом я подробно расскажу в другой лекции, если изложенное решение концепции Проекта понравится его будущим участникам.

Также в рамках Проекта разработана программа курсов повышения квалификации для руководящих работников, принимающих решения, а также для будущих участников реализации концепции Проекта.

Главное, что этот Проект можно было реализовать в России ещё 10 лет назад, если бы не его блокировка организаторами и участниками серой схемы торговли «углеродом» в рамках Киотского протокола, которая была реализована по постановлению правительства от 15.09.2011 №780 руководителями МЭР, МПР, Сбербанка РФ, ЦБ РФ и рядом корпораций.

В целом проблема управления и регулирования использования в России экологических и углеродных ресурсов территорий и субъектов хозяйственной деятельности обращает на себя особое внимание в связи с многолетним саботажем со стороны представителей среднего и высшего звена ответственных федеральных органов исполнительной власти указа президента РФ Д. А. Медведева от 04.06.2008 №889 «О некоторых мерах по повышению энергетической и экологической эффективности российской экономики», а также ряда указов и поручений президента РФ В. В. Путина, в частности, нескольких поручений по итогам заседания Государственного совета по вопросу «Об экологическом развитии Российской Федерации в интересах будущих поколений», состоявшегося 27.12.2016:

Прошло три года. И вот в 2020 году министр экономического развития Максим Решетников представил доклад об устойчивом развитии РФ в ООН, в котором поглотительный ресурс территорий РФ оказался занижен в 20 раз, что превращает Россию из страны экологического донорства в одного из главных загрязнителей планеты. О кардинальном расхождении оценок авторов доклада с мнением президента относительно донорства России министру стало известно, самое позднее, на обсуждении проекта доклада в Аналитическом центре правительства. Однако он предпочел не обращать внимание на поручение президента РФ.

Интересно отметить, что оценки западных экологов масштабов общемировых экосистемных услуг, обеспечивающих поддержание условий жизнедеятельности на планете, и их распределения между странами, опубликованные в последнем Кембриджском докладе 2020 года, занимают позицию, подтверждающую точку зрения Владимира Путина. По их оценкам, общий объем мировых комплексных экосистемных услуг оценивается в $140 трлн, большая часть которых приходится на нейтральные воды мирового океана. Авторы Кембриджского доклада считают, что для предотвращения глобальной экологической катастрофы треть мирового океана должна быть срочно превращена в заповедник, полностью закрытый для какой-либо хозяйственной деятельности: судоходства, рыболовства, добычи полезных ископаемых и т. п. Немалая часть экосистемных услуг приходится также на территории юрисдикции стран-доноров, к которым относится и Россия. Поэтому требование Путина по оценке экосистемных услуг России выглядит совершенно логично. Но вот по вопросу необходимости оплаты экосистемных услуг странам-донорам в соответствие с базовым принципом Устава ООН и Рио-92 — «загрязнитель платит» английские учёные едины с нашим министром — они называют почему-то такие услуги «неоплатными», то есть которыми можно пользоваться «на халяву» и за них не платить.

При этом важно отметить, что оценки балансов выбросов и поглощения парниковых газов территориями России, полученные четырьмя независимыми спутниковыми системами мониторинга (двумя американскими, европейской и японской), которые прекрасно видят источники дегазации метана, показывают, что территория России приблизительно в два раза больше поглощает парниковых газов, чем выбрасывает. Таким образом, западная кошка прекрасно знает, чью рыбку есть.

Как мы видим, принцип «бесплатности экосистемных услуг» незаметно сменил не устраивающий развитые страны принцип ООН «загрязнитель платит». Принцип «экологической халявы» был блестяще реализован в отношении экосистемных услуг России по поглощению парниковых газов с помощью обнуления поглотительной способности российских территорий. Более того, теперь Россия должна будет ещё и расплачиваться за свою «углеродную» щедрость углеродными налогами и покупкой сверхдорогих устаревших грязных западных НДТ. За что расплачиваться? За «углеродные взятки», полученные нашими климатическими лоббистами в виде денег за проданные по дешевке национальные права на выбросы Российской Федерации под видом «углеродных единиц».

Также прошло три года. Медведева сменил Мишустин, а расчётов по поглощению как не было, так и нет. Зато на американские и шведские деньги организовали экспедицию на судне «Академик Келдыш» к берегам морей Лаптевых и Карского в поисках выделений метана и доказательства, что нет ничего страшнее с точки зрения роста глобального потепления, чем выбросы метана на российском полярном шельфе (см. «Ученые иудушки»). Все метановые спекуляции и подобные проекты построены на откровенном научном подлоге — многократном завышении продолжительности жизни парниковых газов и их так называемых потенциалов глобального потепления. В результате этой махинации метан сначала оказался в 24 раза, потом в 35, а теперь уже в 84 раза более парниковым, чем углекислый газ.

Ситуация с исполнительской дисциплиной касается большинства из 32 поручений президента РФ по указанному заседанию Госсовета. Если эти поручения невыполнимы или на них нет ресурсов, то зачем их давать, и зачем тогда вообще наступать на парижские климатические грабли.

Не очень сложный вопрос о том, от кого исходят указания по организации климатического саботажа, судя по всему, так и не был поставлен перед нашими спецслужбами, хотя отсутствие ответа на него очевидным образом ведёт к управляемому экологическому и «углеродному» развалу российской экономики. Что и как делать в сложившейся «климатической» ситуации, чтобы не допустить развития катастрофического сценария, детально изложено в механизмах и инструментах приведенных выше проектов.

Не факт, что эти разработки, изложенные в Проекте, будут реализованы, даже если они окажутся на столе у президента РФ и даже если он их одобрит и даст соответствующие поручения. Представители «зеленой» колонны в российских властных структурах прекрасно научились делать всё «с точностью до наоборот», как персонажи известной сказки «двое из ларца — одинаковы с лица». Но надежда на то, что герой сказки всё же изловчится и сделает старухе новое корыто, остается.

* * *

Но вернемся к сахалинскому эксперименту, о задачах которого Виктория Абрамченко сказала следующее:

Господа, «за чей счет сей банкет»? За счет интеграции с международными системами углеродной торговли, чтобы при содействии МИДа продать «за пуговицы» (по €10−30 за тонну) экологические ресурсы России, которые для экономики России стоят $1000?

В 2002 году в Санкт-Петербурге в региональной энергетической комиссии (РЭК) с участием академика РАН Кирилла Яковлевича Кондратьева обсуждалась идея создания в городе и области регионального углеродного рынка на основе разработанных под моим руководством двух программ:

1. Программы создания механизма по стимуляции снижения выбросов и увеличения стоков парниковых газов на предприятиях и организациях ОАО «ГАЗПРОМ» (2001 г.)

2. Программы стабилизации антропогенных выбросов и увеличения стоков ПГ на предприятиях и организациях региона (корпорации)». ЦКПСО Заказ «Национальной организации поддержки проектов поглощения углерода» (2002 г.)

Одним из источников финансирования этого рынка предполагалось сделать стоимость экономии энергоресурсов на региональном рынке. Представители РЭК были руками и ногами «за», при условии если сэкономленные энергетические ресурсы им разрешат реализовывать на внешнем рынке, минуя порядок федерального внешнеторгового регулирования. Конечно, на федеральном уровне подобное решение создает очередную дыру для утечки во внешнеторговом регулировании, тем более что и до настоящего времени наши регуляторы этой деятельности никак не могут справиться с утечкой российских капиталов в офшоры. Другой вопрос — не могут или не хотят?

Идея регионального углеродного рынка на Сахалине сама по себе актуальна, как и во многих регионах России, но без федеральной системы углеродного рынка создание региональных приведет к сепаратизму регионов, тем более что «углеродная» торговля между странами или их корпорациями вполне может обходиться без таможенного контроля, когда документы от продажи РСВ или квот подписываются в одной стране, а деньги от продажи «зависают» в другой стране. Конечно, наших климатических «остапов бендеров» это крайне прельщает, а мы сами готовы согласиться с подобными схемами?