Возрождение Кузбасса в судьбах и цифрах

Вышла книга журналиста Андрея Ванденко об Амане Тулееве, губернаторе Кузбасса с 1997 по 2018 годы. Книга называется «С моих слов записано верно» и представляет собой серию детальных интервью с разбором наиболее важных, знаковых эпизодов более чем двадцатилетнего руководства одним из самых непростых российских регионов. Проработав достаточно длительное время в системе представительства Кемеровской области в федеральных органах власти, не могу не высказать своего мнения. Прежде всего, и это главное: визитная карточка тулеевского губернаторства — сохранение и подъем промышленности региона и полноценное восстановление социальной системы, рухнувшей в 90-е годы. Кузбасс нередко называли «заповедником социализма» из-за мощной и разветвленной системы социальных льгот. Социализма в классическом виде не было, но социальная поддержка широких слоев трудящихся действовала эффективно, причем на основе добровольно-принудительной социальной ответственности бизнеса. Принцип был простой: кто из собственников «греб под себя», игнорируя интересы региона — тот в нем долго не работал. Или поворачивался лицом к насущным нуждам, или с треском вылетал вон. Поводы, надо признать, отыскивались быстро. Но это было требованием времени и жизни. Об этом, кстати, в книге говорит сам Тулеев и без утайки, какими аргументами он приводил бизнес «в порядок». И еще. Кузбасс — это прежде всего уголь, его добыча и переработка. Около двадцати моногородов и крупных шахтерских поселков, образовавшихся вокруг шахт, которые — единственный источник работы и зарплаты. Когда на рубеже 2000-х годов пошла полемика вокруг самой судьбы угольной отрасли, и вопрос в конце концов был поставлен ребром — сделать «как Тэтчер» или сохранить — под Междуреченском, в конце августа 2002 года, было созвано совещание рабочей группы Госсовета под председательством президента России Владимира Путина, на котором Тулеев выступил с основным докладом, предложив абсолютно рыночные меры по спасению отрасли с выводом ее на рентабельное, бездотационное существование. Поскольку наблюдал это событие в режиме онлайн, не могу не поделиться впечатлениями. Самое сильное — от реакции Чубайса, тогда главы РАО ЕЭС. Фабула, которую он для себя сложил, была понятна: сейчас Тулеев начнет говорить лозунгами, и мы-де первому лицу скажем: «Вот видите, с этими «краснопузыми» — ничего не сделаешь, их обратно не родишь». И будет как при Тэтчер, чего они и добивались.

…По итогам тулеевского доклада на Чубайсе не было лица. Президент, как бы подначивая, спросил его мнение одним из первых. И «главный реформатор» не сразу нашелся, что сказать. Только выдавил из себя, что доклад сильный, с новыми подходами, и все нужно обдумать. Крах угольной отрасли не состоялся, ей было предписано жить. «Реформаторы» пожевали воздух и заткнулись. Это главная заслуга Тулеева перед страной и народом. Если иметь в виду, что в 90-е годы отрасль выживала на кредиты Всемирного банка, условием которых было направление 75% на закрытие предприятий и лишь оставшихся 25% на консервацию, рекультивацию, социальные программы и перепрофилирование, — то о чем говорить дальше. Разве непонятно, к чему все шло? Точнее, к чему вели.

А вторая тулеевская заслуга — сугубо политическая: остановка по сути «оранжевой революции», запустить которую определенные силы пытались именно с Кузбасса, и не раз. Перечислю только основные попытки: «Профцентр» экс-губернатора Кислюка, тесно связанный с польской «Солидарностью» Леха Валенсы. А еще в Кузбассе регулярно «отмечались» структуры, замкнутые на политические штабы на Украине, не говоря уж о Каспарове и Ходорковском. Сколько усилий отняла эта борьба, не позволившая «раскачать» регион в самые сложные моменты, вроде упоминаемых в книге трагических аварий на шахтах «Ульяновская» и «Юбилейная» весны 2007 года или взрывов на знаменитой «Распадской» в мае 2010-го, знает только сам Тулеев. До нас эти сведения доходили в форме задач по подготовке «наверх» писем по сложившейся ситуации с просьбой о принятии профилактических мер. Скажут: какая «революция», где Москва, а где Кузбасс! И будут неправы. Сведущие люди недаром говорят, что Советский Союз добили два события: Чернобыль и шахтерские забастовки в Кузбассе. И это очень недалеко от действительности. Разрушители хорошо знали, что делали, и были в курсе наиболее уязвимых звеньев общей конструкции. И в Советской России, и в постсоветской. Кстати, тем шахтерским забастовкам, которые начались на закрытой сегодня шахте имени Шевякова, в книге посвящена глава «О куске мыла». При чем здесь мыло? При том, что первая волна возмущения началась именно с его отсутствия: вышли на-гора со смены — а помыться нечем. Вот и началось; все остальное после добавилось.

Отметим, что именно на той волне пошла «демократизация» угольной отрасли, которая и привела ее к порогу 2002 года, когда решалось, быть ей или не быть. Когда на волне финальной части перестройки в Кузбасс приезжал президент Ельцин, Тулеев не раз вспоминал, что любимым популистским приемом «всенародного» — между мероприятиями по злоупотреблению — было популистское подписывание указов по шахтерским льготам прямо на митингах, на подставленных шахтерских спинах. Когда уже после распада СССР, поработав министром по делам СНГ, Тулеев вернулся в Кузбасс, куда тот же Ельцин назначил его за неделю до общерегиональной забастовки шахтеров со словами «Аман, сделай, что можешь», на встречах с трудовыми коллективами он не раз задавал повисавший в воздухе вопрос: «Вы же тогда получили все, что просили. А сейчас что, хотите вернуть все назад? Не так все просто оказалось?».

Кстати, после 2010 года сопоставимых катастроф в Кузбассе больше не было. До самой «Зимней вишни». Почему? Хорошо помню, сколько копий было сломано вокруг областного закона о безопасности на угольных предприятиях. Проблем было две. Первая состояла в том, что предлагаемые меры выходили за рамки действующего федерального закона, а новый еще только стоял в плане. Вторая, как отмечает Тулеев, — в особенности горно-геологических условий Кузбасса, где угольные пласты насквозь пропитаны метаном; именно он в шахтах и взрывается, унося жизни. Приходилось доказывать, что буква — буквой, а жизнь требует своего. Так или иначе, но закон, по требованиям которого были по сути кардинально переоборудованы системы безопасности шахт, был принят и под личным контролем Тулеева проведен через областной Совет народных депутатов. И центр с ним согласился. С соответствующим результатом — в сохраненных шахтерских жизнях.

Отдельной «строкой» в книге прописана эпопея с реорганизацией второй системообразующей отрасли региона — металлургии, прежде всего черной, связанной с двумя известными на всю страну комбинатами — КМК (ныне НКМК), первенцем первых пятилеток, и введенным в эксплуатацию уже в ранних 60-х годах ЗапСибом. Это как раз классический пример того, какие приходилось применять методы, чтобы «выкуривать» с предприятий владельцев-временщиков, работающих по давальческим схемам — сырье завозится из-за рубежа, куда вывозится готовая продукция, и единственное, что остается дома — зарплата работникам. Предприятия эксплуатируются «на износ», матчасть толком даже не обслуживается, и задача стоит — выкачать с них все, что можно, а затем слить в банкротство. Что это означает для экономики — понятно. А для социальной сферы? Одна-единственная цифра об этом расскажет: 32 тыс. работников на том же ЗапСибе. А с семьями — следует помножить натрое, а то и вчетверо.

Теперь по эпизодам в самой книге. Самое пронзительное, с чего начинается повествование, — конечно же, трагедия «Зимней вишни». Откровенно сказано всё, о чем хорошо знали те, кто был связан с Кузбассом, но о чем не говорили в СМИ. Прибыть в день трагедии к горящему зданию Тулеев действительно не мог по состоянию здоровья. Он на самом деле не мог ходить после сложнейшей операции на позвоночнике. Потому что если бы мог — был бы там, на месте, как всегда в сложных ситуациях, которых случалось немало. Те, кто принялся муссировать его отсутствие — знаю об этом не понаслышке — были в курсе ситуации, но сознательно подливали масло в огонь, сбрызгивая его еще и бензином. На человеческом языке это называется провокацией. И откровенной подлостью. Неразбериха, которую Ванденко описывает со слов Тулеева, когда несколько часов было непонятно, что именно происходит — следствие другой причины. В начале марта, за те самые три недели до трагедии, до области, наконец, добрался ее нынешний губернатор Сергей Цивилев, назначенный тогда одним из заместителей Тулеева. Широкой огласки подробностей, которые приводятся в книге — что это будущий преемник — не было. Хотя все, кто хоть немного был в теме, понимали, а многие — просто знали. И начался период так называемой пересменки: один — «уже не», а другой — «еще не». Любой, кто служил в структуре госслужбы — военной или гражданской — знает, что это всегда время разброда и шатаний, вызванных размыванием ответственности и притуплением бдительности. Отсюда и результат. Что касается возможности «злого умысла», то достоверно судить об этом не могу, а поверхностно — не буду. С одной стороны, торговый центр — всегда перекрестье людских противоречий и конфликтов интересов; с другой, конфликты эти по большей части мелкие, приземленные, и масштаб зла «по умыслу» представляется не только несоразмерным, но и недостижимым чисто по организационной части. Более похоже на обычный, «родной» бардак. С такими вот кошмарными последствиями.

Описанный в книге «стихийный» митинг у здания обладминистрации в Кемерово с неизвестно откуда взявшимися «крепкими парнями» («сами мы не местные…») — отнюдь не эксклюзивная ситуация, а вполне узнаваемый «оранжевый» почерк. Точно так же было и в Междуреченске, после трагедии на «Распадской», когда такие же «не местные» люди в день первых похорон заполонили площадь перед Домом культуры, где проходили поминки. И начали показывать на услужливо предоставленные камеры зарплатные квитки в 15 тыс. рублей якобы с «Распадской». Чистая провокация! Не было таких зарплат ни на этой, ни на других шахтах на подземной добыче. Разве что у самого низко квалифицированного наземного (!) обслуживающего персонала. За шахтерские зарплаты работодатели отчитывались почти ежедневно. Из добытчиков в то время меньше 40−50 тыс. никто не получал. А когда, возбудившись, пошли перекрывать пути Транссиба, кто-то мигом подвез к месту событий спиртное, горячий ужин (пельмени), да и политические лозунги, исполненные типографским способом, к услугам «протестующих» уже были заготовлены.

К чему в книге хочется обратиться особо? Максимум внимания уделяется периоду до Кузбасса, а о самой губернаторской службе — лишь в конце и очень скромно. Хотя по достоинству оценить сегодняшний Кузбасс можно, только если видеть его в 90-е годы. Чтобы было, с чем сравнивать. Достаточно скромно рассказывает Тулеев и о работе министром по делам СНГ в правительстве Евгения Примакова с высочайшей оценкой итогов деятельности самого премьера. И благодарностью за полученную от него школу в конкретных эпизодах, среди которых переговоры в Молдавии, которые Примаков успешно завершил благодаря своим «особым папкам» с наиболее «сильными» аргументами. А также наставления мэтра большой политики перед поездкой в Белоруссию. Вот пример, яркий своей внезапной нынешней актуальностью, — опыт общения с Александром Лукашенко. Тулеев дает «батьке» исчерпывающую характеристику: с виду открытый, на деле — хитрый. Рассказывает, как лихо тот общался с журналистами, цепляясь и обыгрывая в свою пользу любой словесный промах кого угодно. Вплоть до откровенных подставок приехавших из Москвы гостей. Как же это контрастирует с белорусским народным гостеприимством! В августе 2001 года автору этих строк пришлось участвовать в кузбасской делегации под руководством Тулеева, которая посетила сначала Могилев, а затем Минск и, безусловно, Жодино, где расположен легендарный БелАЗ, чьи машины незаменимы на угольных разрезах Кузбасса. Первое, что сделал Тулеев в белорусской столице, — посетил и возложил венки к могиле Петра Мироновича Машерова и к монументу Победы на одноименно минской площади. По окончании официальных мероприятий состоялась неформальная часть, с которой нас попросту не хотели отпускать. Обнаружились десятки знакомств и пересечений трудовыми биографиями. И, видимо, понимая, что если вылетать на следующий день утром, половину делегации можно не собрать, Тулеев принял волевое решение: возвращаться в Кузбасс вечером. Не без обид восприняли, что и говорить, но другого выхода, наверное, действительно не было.

Теперь о том, что в книге немного напрягло. Особенно учитывая, что у нее два автора, не только Тулеев, но и Ванденко. Периодически по тексту встречаются «шпильки», с помощью которых недостатки советской эпохи раздуваются, а заслуги уводятся под спуд. Со своей стороны должен внести ясность: никогда за полтора с лишним десятилетия не слышал от Тулеева ничего антисоветского. Напротив, с государственной точки зрения его оценка советского периода — «великая эпоха». С профессиональной и человеческой — «огромная жизненная школа». И эту школу будущий губернатор, по первой профессии железнодорожник, прошедший в транспортной отрасли огромный путь, признававший, что научился в ней государственному мышлению и подходу к событиям повседневности, включая принятие управленческих решений, все эти годы боготворил. Ссора и разрыв с Геннадием Зюгановым, которая началась с разногласий 1996 года, когда Тулеев выступал фактическим дублером лидера КПРФ на президентских выборах и, выполнив предварительные обязательства, снял свою кандидатуру на финише кампании перед первым туром, столкнулся с необъяснимой ревностью «союзника», получила продолжение. Оно находит отражение в книге и весьма показательное: Зюганов попытался «помирить» Тулеева с выброшенным из Кузбасса за хищническое поведение бизнесменом крупной бизнес-группы, которая контролировала комбинаты-гиганты металлургии. И делал это, не зная местной конкретики или обладая извращенным о ней представлением. Понятие «справедливость» в этом споре, конечно же, на стороне Тулеева, тем более, что у автора этих строк имеется и собственный, пусть и давний, сравнительный опыт общения с некоторыми нынешними и бывшими лидерами КПРФ, чтобы сделать собственные выводы о том, кто из них прав, а кто нет. И они ни в чем не противоречат губернаторским оценкам.

Не исключаю, что второй автор книги, будучи опытным журналистом, подсознательно выстроил рассуждения Тулеева сообразно собственным приоритетам. Таким образом, чтобы усилить в них критическое отношение к опыту СССР. И по части хозяйствования, и в связи с пресловутой темой «сталинских репрессий», которые, как мы хорошо знаем, однозначной трактовки не имеют, а представляют собой очень сложное, причем, по-настоящему общественное, явление. Ничего не сделаешь, соавторство оставляет за каждым членом авторского коллектива право на собственное видение окружающего мира. И с нашим оно вполне может не совпадать.

В заключение о двух вещах. Первое. Опыт Тулеева принадлежит истории. В 1997 году Кузбасс, вместе со всей страной, но Кузбасс особенно, стоял на грани краха. Последствием могла стать и непременно стала бы катастрофа гигантских масштабов. Другого выхода предотвратить развитие социального кризиса в регионе по самому острому, вселенско-забастовочному сценарию, кроме как уступить требованиям региональной общественности и назначить губернатором Тулеева, у федерального центра попросту не было. Счет шел уже не на недели — на дни и часы. В постсоветской истории России мало примеров, когда преодоление подобного кризиса осуществляется в относительно короткие сроки — к 2002−2003 годам регион уже работал в полную силу, а его социальная сфера выглядела как после капитального ремонта. И еще меньше случаев, когда локомотивом восстановительного процесса становится не пресловутый «торговый» сектор, в значительной мере связанный с «креативными хомячками» из числа менеджеров «офисного планктона», а тяжелая промышленность. Базовые отрасли реального сектора — металлургическое производство и угольная энергетика, вкупе с обогащением и глубокой переработкой угля, а также изъятием из пластов метана с его последующим промышленным использованием. В Кузбассе до сих пор, спустя три десятилетия после распада СССР, системообразующим фактором социальной жизни остаются крупные трудовые коллективы. Сохранить это, переставив на «новые рельсы», — очень дорогого стоит. Как и сам этот опыт, который со временем, когда следующие поколения будут осмысливать, на чем удержалась страна, получит достойную и заслуженную оценку.

И второе, личное. Многолетняя работа в команде Тулеева стала большой жизненной школой, которая, не скрою, побудила кое в чем к существенному уточнению, а порой и пересмотру прежних взглядов и даже позиций. И за эту школу губернатору, который навсегда для меня останется «моим», низкий земной поклон. И поздравления с выходом книги, повествующей о тех непростых годах и десятилетиях.