Россия и Китай: как преодолеть информационное недопонимание

Никто не говорит, что политическое единомыслие полезно; вместе с тем существуют определенные рамки политкорректности между странами с общими или близкими, совпадающими интересами. Россия и Китай — безусловно такие страны.

Разумеется, и в российских СМИ можно отыскать достаточно материалов, в которых, мягко говоря, по-разному рассматриваются состояние и перспективы российско-китайских отношений, а Пекину навешиваются ярлыки и приписываются намерения, весьма далекие от настоящих. В частности, у нас иногда пишут об «экспансионистских» устремлениях Китая, нацеленных на север и северо-запад, спекулируют на учениях НОАК с переброской сухопутных сил и средств на дальние расстояния и т.д. Авторы подобных материалов, как правило, не в ладах с геополитикой и знакомы с ней поверхностно; не отдают себе отчета в том, что Китай в данном случае отрабатывает ответы на вполне определенные сухопутные угрозы, и отнюдь не со стороны России, которые отсутствуют. Угрозы эти, кстати, для наших двух стран общие, исходящие от международно-террористических конгломератов, действующих в Афганистане. Экспансия этих конгломератов, опирающаяся на поддержку США и НАТО, осуществляется в двух направлениях: на север, в постсоветскую Среднюю Азию, и на восток, в китайский Синьцзян-Уйгурский автономный район (СУАР), являющийся второй после Гонконга (Сянгана) горячей точкой на карте КНР. Северный вектор этой экспансии очевидным образом направлен на дестабилизацию светских среднеазиатских режимов, которые входят в ШОС, а многие — и в ЕАЭС и ОДКБ. Следовательно, своей целью он имеет подрыв национальной безопасности России на исторически наиболее сложном, южном фланге, который последние два века является театром «Большой Игры» англосаксов против нашей страны. Восточный вектор эксплуатирует тему уйгурского сепаратизма, стремясь не допустить полноценной нормализации обстановки в Синьцзяне, на которую Китай бросает беспрецедентные материальные и морально-политические ресурсы и усилия. Причем этот вектор, связанный с темой исламизма, накладывается на другой, связанный с сепаратизмом уже в соседней, буддистской автономии КНР — Тибете, который в известной мере получает подпитку, по крайней мере политическую, из Индии, где многие годы находится в эмиграции духовный лидер далай-лама, сохраняющий жесткую оппозицию к Пекину.

С другой стороны, предвзятое толкование в нашей стране в ряде случаев озабоченностей Китая и связанных с ними целей, задач и направлений его внешней политики во многом опирается на поводы, предоставляемые самим Китаем. Точнее, рядом его частных СМИ, которые, как уже приходилось отмечать, в своем мышлении выросли пространственно и пытаются оперировать «большими» геополитическими масштабами, но по уровню понимания того круга проблем, о которых пишут, остаются на местечковом, полупровинциальном уровне. Отличительной чертой этих публикаций, количество и интенсивность которых стали нарастать, является одномерность взглядов и оценок. Она проявляет себя в некомпетентности в военных вопросах и в неспособности комплексного охвата интересующего круга проблем и их увязки аналитическим путем в единую картину. Ну и, как водится, в обеих наших странах вокруг сближения Москвы и Пекина ведется борьба, у нас явная, в Китае — подспудная, кабинетная; ведут ее те, кто своими либеральными взглядами и интересами ориентирован на Запад и видит приоритеты будущего в собственной односторонней игре с Вашингтоном. К сожалению, такие подходы отдают недооценкой важности российско-китайского взаимодействия, уравновешивающего баланс с США, и непониманием, что слом этого баланса в пользу последних не пойдет на пользу ни одной из наших стран, даже в случае получения какой-либо из них временных преференций от коллективного Запада. Можно сказать, что сторонники этих подходов, пусть они в этом и не признаются, отдают приоритет участию в глобализации перед национальными интересами своих стран, забывая, что Евразия — общий дом прежде всего коренных континентальных народов, и вовлечение западного экспансионизма в евразийские дела, осуществляемое преимущественно за счет окраинных, приморских стран — от Великобритании и Японии, этих «непотопляемых авианосцев» США, до полуостровных аппендиксов — Европы, Кореи и стран Южной и Юго-Восточной Азии — создает плацдарм, по Макиавелли, для пребывания на нашем континенте «чужих государей», мечтающих здесь оставаться как можно дольше, в том числе путем «управления противоречиями» на этих «евразийских Балканах».

Всеми перечисленными недостатками и узостью мышления, как геополитического, так и исторического, изобилует очередной опус китайского интернет-холдинга Sohu, принадлежащего одному из его основателей, миллиардеру Чжан Чаояну. Называется он показательно: «Почему у России становится всё меньше союзников?». Материал, имеющий, по-видимому, статус редакционного комментария (авторство не прописано), включает ряд следующих тезисов:

Сразу вылезает наружу крайняя методологическая слабость, точнее, неподготовленность авторов, не владеющих цивилизационной теорией. Есть цивилизации-страны, такие как Россия и Китай, а есть цивилизации — группы стран, и именно такой цивилизацией является Запад, историческим и культурным ядром которого является Ватикан как средоточие не только духовной, но и светской власти. Являясь главами не только Церкви, но и папских государств, понтифики еще с VIII века, со времен Карла I, основателя Священной Римской империи, формировали вокруг себя Европу по принципу «много королей — один папа, к которому они все стоят в очереди на поклон». Таким образом, центр на Западе изначально был один, и говорить о наличии у этого центра союзников некорректно, ибо на деле эти союзники являлись вассалами, не обладавшими даже правом инвеституры — назначения своих епископов. С этой проблемой, связанной с привычками Ватикана, сегодня в процессе переговоров с ним о будущем католичества сталкивается и Китай, и спор идет ровным счетом о том же самом, что и многие века назад: будут китайских католических епископов назначать в Пекине или в Ватикане.

Второй центр на Западе, ставший экономическим ядром, но остающийся культурной периферией — это англосаксонский мир, появление которого в лидерах связано с протестантской Реформацией, английской промышленной революцией и эпохой великих географических открытий, благодаря которым Англия получила заокеанского двойника, отделенного от потенциальных континентальных врагов уже не узким Ла-Маншем, а широкой Атлантикой. После создания ФРС западные центры объединились на условиях разделения сфер влияния и тесно переплелись экономически; после Второй мировой войны это их объединение было оформлено институционально, в виде постоянно множащейся системы глобальных институтов. На перераспределение квот в этой системе (на примере МВФ) Китай как раз сегодня и надеется, не вполне осознавая, что условием является лояльность к хозяевам этого проекта, а это исключает зеркальные ответы на тарифные санкции.

Таким образом, обилие «союзников» у Америки отражает специфику западной цивилизации, организационным принципом внутри которой выступает децентрализация, а методом управления — сетевой контроль с помощью встраивания в каждый горизонтальный сегмент сети собственного управляющего центра. Специфика внутренней организации России и Китая, как стран-цивилизаций, напротив, в централизации и в приоритете политических инструментов контроля над экономическими. В западной оптике власть формируется и управляется бизнесом, в российской и китайской — бизнес подчиняется власти и на условиях оппозиции ей не работает. Или работает на противоречиях между наиболее влиятельными группами во власти, которые, как уже отмечалось, имеются в обеих наших странах. Никакая «добропорядочность» в духе приведенной китайской пословицы здесь ни при чем; добропорядочность — вообще не есть категория политики; категорией политики являются интересы.

Не выдерживает критики и «воинственность», которую авторы материала в Sohu приписывают русским. Возразить можно с двух сторон. Во-первых, это не в России и не в советской традиции, а в Китае «винтовка рождает власть», поэтому воинственность, казалось бы, можно инкриминировать как раз китайцам. Но мы этого делать не будем, так как этот лозунг был рожден своеобразием китайской революции, которая не предшествовала гражданской войне, как это имело место в России, а подводила ее итоги. Но и у русской революции, унаследовавшей принципы советского государственного строительства, тоже было своеобразие, указанное В.И. Лениным в работе «О нашей революции» (январь 1923 г.). Кроме того, и это во-вторых, своеобразие советского государственного строительства, заключавшееся в сфере национальной политики в собирании земель распавшейся Российской Империи, наложилось на многовековое соседство с Западом, геополитика которого только словесно была оформлена на рубеже XIX и XX веков в виде экспансии «морских» англосаксов в русский «сухопутный» Хартленд. По факту же эта геополитика осуществлялась Западом на протяжении всей второй половины второго тысячелетия, с момента образования в XV веке централизованной русской государственности с центром в Москве. В рамках противодействия этой экспансии российская власть — царская, имперская, советская и нынешняя — видели способом обеспечения национальной безопасности создание геополитического предполья на самом угрожаемом из стратегических направлений. Во все века, и сейчас тоже, таким направлением является Запад. Нынешние угрозы с Юга, которые ошибочно интерпретируются недалекими экспертами как самостоятельные, тоже по большому счету являются частью западной экспансии, как являлась ею «Большая Игра» вдоль южных границ Российской Империи в XIX веке или одновременный поджог Ирана и Афганистана в конце 1970-х годов. Но на европейском направлении Запад никогда даже и не скрывал того, что стремится:

Поэтому приписываемая России авторами из Sohu приверженность «аннексии» территорий, ранее входивших в состав Российской Империи и СССР, объясняется интересами национальной, в том числе военной безопасности и не имеет с экспансией ничего общего. В основе лежит естественно-историческое стремление нашей страны к восстановлению единой государственности, и для придания этому вопросу большей наглядности предлагаем китайским товарищам (и китайским читателям) задуматься над вопросами о том, каковы могли бы быть действия КНР в случае:

И, в конце концов, Китай сам занят сейчас ровно тем же самым, чем озабочена Россия. А именно: обустройством предполья на основном угрожаемом стратегическом направлении, которым является Тихоокеанское, в акватории которого доминируют ВМС США (7-й флот). Составными частями этого обустройства являются:

Отметим: ни по одному из этих пунктов у российских СМИ, если они не компрадорско-либеральные, не возникает к китайской стороне никаких претензий, в том числе насчет «воинственности». Мы прекрасно понимаем уровень и масштаб военно-морских угроз КНР со стороны США и их региональных сателлитов, из которых Вашингтон стремится сколотить «восточную НАТО», а также стремление Пекина отстоять территориальную целостность, которая — и в российских национальных интересах, на которые работает всё, что способствует удалению из Евразии чужаков. Россия последовательно поддерживает Китай во всех этих вопросах, и непонятно, почему китайская «аналитическая» мысль, пусть в случае с Sohu и недалекая, не в состоянии провести политико-историческую параллель между темами, скажем, Тайваня и Украины.

Ну и насчет выбора между «платой за помощь» и «оккупацией». Как учил еще Бисмарк, понимавший толк в Realpolitik, большие нации ведут себя в истории как хищники, а малые — как проститутки (извините за сленг, но это — цитата). Разумеется, Бисмарк мерил другие, незападные большие страны, к которым принадлежат Россия и Китай, западным экспансионистским аршином, который к нашим странам и народам неприменим. Ибо Drang nach Osten, с политикой которого Китай познакомился в ходе «столетия унижений» — это не просто западное изобретение, а инструмент получения морской атлантической периферией геополитического контроля над евразийским Хартлендом, 90% которого сформировано коренными территориями наших двух стран, в одинаковой мере поэтому заинтересованных в его безопасности. Мы не хищники, мы — объект интереса настоящих хищников. И ввиду уникальности своего цивилизационного потенциала и геополитического положения, мы — Россия и Китай — располагаем потенциалом сопротивления глобальному хищничеству, и мы в состоянии, действуя сообща, этот потенциал не просто усилить, а подвергнуть эффекту синергетического увеличения, достаточного для эффективного отпора любому врагу. Но при этом мы должны всё-таки понимать, что сущность малых стран никуда не делась, и они будут искать возможность запродаться кому угодно. И из «любви к древнейшему искусству» халявы на «тридцать сребренников», и из страха перед нашей мощью. А до мысли о том, что такое поведение с высокой вероятностью ведет к превращению этих стран в театры военных действий, их местечковые элиты, мыслящие преимущественно даже не рыночными, а базарными категориями, попросту «не догоняют».

На официальном уровне большой политики в России и Китае это хорошо понимается; свидетельством является взаимная поддержка проектов ЕАЭС и «Пояса и пути», а также планы транспроектной интеграции, уложенные в контекст «Большого Евроазиатского партнерства». Но незрелость на низовом уровне, который, к сожалению, в куда большей мере отвечает за формирование массовых настроений, если не обнуляет, то сильно вредит усилиям наших государственных властей и действиям навстречу друг другу, которые предпринимаются нашими лидерами. Которые, без преувеличения, сделали укрепление двусторонних связей критерием эффективности своего правления, по крайней мере в сфере внешней политики.

Какого-то четкого рецепта о том, как предотвратить появление того, что, не будь двусторонние межгосударственные отношения дружественными, можно было бы счесть информационными провокациями, у автора этих строк нет. Видимо, мало внимания пока уделяется горизонтальным контактам между российскими и китайскими СМИ; протокольных мероприятий вроде ежегодных форумов, на которых собирается информационный официоз двух стран, недостаточно. Может быть, надо спуститься на уровень региональных информационных обменов или подумать над установлением эксклюзивных партнерских отношений между конкретными изданиями двух стран на тех же основаниях, которые существуют между городами-побратимами. Но в любом случае меры сближения в информационной сфере назрели, и отсутствие решений, связанных с этим вопросом, очень скоро начнет тормозить движение в будущее.