Народная милиция ЛДНР – между ополчением и армией
Народная милиция самоопределившихся республик празднует свой первый юбилей — пять лет прошло с того момента, когда защитники Донбасса начали получать зарплату, взамен пожертвовав вольницей.
Ополчение Донбасса чрезвычайно мифологизированно — в 2014 году в ЛДНР работали профессиональны PR-воротилы, создававшие образ колоритных казаков и суровых шахтеров, чуть ли не голыми руками останавливавших превосходящие силы противника. Образ прижился и для многих стал настолько родным и любимым, что конкурировать с ним у Народной милиции, устойчиво ассоциирующейся с непопулярными Минскими соглашениями, не было ни малейшей возможности.
В какой-то мере этот образ соответствовал действительности — в первые месяцы подавляющее большинство ополченцев шло на врага практически безоружными, без соответствующих знаний и навыков, зачастую впервые держа в руках оружие. Врага сдерживали, хоть и дорогой ценой — сколько тогда хороших людей погибло ни за понюшку табаку, одному Богу известно.
И все же, вопреки распространенным мифам о способности ополчения вернуть Славянск, Мариуполь и даже дойти до Киева, если бы не помощь «отпускников», всю разобщенную, плохо вооруженную и малоопытную массу ополченцев ВСУ перемололи бы уже к августу-сентябрю. К счастью, этого не произошло.
После южного котла пришло время объединить десятки разрозненных отрядов и подразделений, крепко разжившихся трофейной украинской техникой и оружием. Безумства и чудовищные потери летней кампании показали, что полевые командиры не умеют взаимодействовать между собой. Что десятками и сотнями людей часто командуют персонажи, имеющие весьма приблизительное понятие о военном деле. Что бойцам нужно срочно учить матчасть, потому что в противном случае никакой бронетехники и артиллерии на них не напасешься.
В итоге из наиболее боеспособных подразделений были сформированы батальоны, в которые постепенно вливались отряды поменьше (а также бойцы из расформированных подразделений, пытавшихся сопротивляться унификации и объединению). В начале ноября 2014 года солдаты массово дали присягу республикам, после чего произошло знаменательное событие, чрезвычайно обрадовавшее их семьи, — впервые защитники Донбасса получили денежное довольствие.
Повинуясь букве Минских соглашений, вооруженные силы были названы Народной милицией. В какой-то мере это название является отображением глубинного внутреннего противоречия, сохранившегося по сей день. На одной чаше весов «первые» и те, кто пришел позже, но сошелся с бывшими ополченцами во взглядах — люди беспутные, ершистые и непокорные, отрицающие уставщину и прочие неизбывные атрибуты армии, но зачастую также наиболее боеспособные и мотивированные. На другой те, кто смог постичь все премудрости строевой (и тыловой) службы, но использует приобретенные знания вовсе не для главной задачи солдата — максимально эффективно уничтожать противника, а скорее для ублажения начальства, карьерного роста, обогащения.
Воровство ГСМ и вообще всего, что плохо лежит, интриги и казни непокорных, отвратительное выполнение обязательств, когда раненых и убитых увольняют задним числом, зарплаты для мертвых душ и поборы с личного состава на «нужды» батальона — все эти 50 оттенков воровства, равно как и другие подобные пороки, присутствуют в той или иной мере в любых вооруженных силах.
Но, наверное, ни в одних вооруженных силах нет такого размежевания, как в Народной милиции. Это разделение отчасти отображает безумный характер существования самой Новороссии — пока на окраине Донецка идут артиллерийские дуэли и умирают люди, в центре города шикуют хозяева жизни.
Так же и здесь. Часть «милиционеров» месяцами гниет в окопах, ежеминутно рискуя своей жизнью и радостно отнимая чужие. Часто они строят окопы и блиндажи, покупают обвесы, амуницию и экипировку за свои кровные или в лучшем случае получают помощь от волонтеров. Тем временем их коллеги учатся чеканить шаг, постигают тонкости штабной жизни и осваивают различные схемы, порой тяжело сказывающиеся на боеспособности Народной милиции.
Одни все еще горят ненавистью после зверств ВСУ в 2014 году (или же, однажды посмотрев на новые художества украинских «вызволителей», закипают ею здесь и сейчас), мечтают разорить Киев и Львов, верят в идеалы Новороссии (коммунизма, монархизма, национализма и т. д.) и мечтают добиться от Украины покаяния.
Другие — ходят в военную часть как на работу и как к работе относятся к службе, не важно, проходит она в штабе или в красиво покрашенном танке на идеально подготовленном для танкового биатлона полигоне. Они тоже, наверное, во что-то верят и, может быть, все еще немного ненавидят, но рутина, карьерные пресмыкания и прочий быт постепенно приводят даже самых активных в то состояние, которое принято называть зоной комфорта и которое для военнослужащего есть первейшее зло.
Потому что красиво вычерченные карты местности, на которой никогда не был, идеально отработанная на плацу маршировка, слаженные маневры на полигоне, подшитые воротнички и прочая образцово-показательная чушь в условиях боевых действий часто становятся неприменимы. Все идет не так, как планировалось: вместо красивых карт — болота и балки, вместо красивых маневров — смерть и хаос. Противник, убедительно разгромленный не один десяток раз на учениях, отказывается подыхать и активно пытается добиться того же от тебя. И люди теряются… В критических ситуациях пропасть между передовой и теми, кто отвык от боевых действий, может оказаться фатальной.
Подобные явления характерны для любых армий мира, но отрыв между тылом и «передком» редко достигает таких космических (или комических) расстояний, как в том же Донецке, где в 15−20 км от передовой живет особое племя «военных», похожих на племенных свиней, собравших щедрый урожай медалей на сельскохозяйственной выставке, которые на этой самой линии разграничения в боевой обстановке не были вообще никогда. И чуть ли не главная цель в их жизни — так никогда и не побывать там, потому что нет к этому ни стремления, ни интереса.
И с годами невразумительного Минского процесса эта пропасть разверзается все шире и шире. Те, кого война намотала на свои шестеренки, будут стоять до последнего, потому что они уже не могут иначе. Но те, кто ходит в часть, как на работу, их никогда не поймут. И случись завтра серьезное обострение конфликта, далеко не все решатся рисковать жизнью и присоединиться к бойне. Потому что за годы так называемого перемирия они уже забыли, что умирать идут за свою страну и свой народ, а не за денежное и вещевое довольствие, которое, разумеется, того не стоит.
Армия, несмотря на все свои пороки и перекосы, это единый организм, живущий в одном и том же смысловом поле, одном и том же пространстве-времени. В Народной милиции это два параллельных мира, в одном из которых война и народ, а в другом Минск, перемирие и милиция.
Безусловно, Народная милиция ЛДНР прошла большой путь за эти пять лет и, несмотря на все перекосы и недостатки, направление в целом было выбрано единственно верное. Тем не менее, несмотря на повышение боеспособности, накопленные силы и общее улучшение взаимодействия и эффективности, до того, чтобы называться армией, вооруженными силам республик еще далеко.
Впрочем, если война снова станет общим делом (а не уделом тех, кого убеждения или служба забросили на линию разграничения), нет никаких сомнений, что многие из воевавших в 2014—2015 годах и тех, кто хотел, но не мог воевать из-за возраста, пойдут штурмовать военкоматы. И тогда все эти накопленные силы и знания пригодятся и будут использованы по назначению.