Кто станет новым пролетариатом после длительного и сложного капитализма?

Александр Богданов. Наука об общественном сознании. Краткий курс идеологической науки в вопросах и ответах. М.: URSS, 2016

Сложно переоценить количество крупных и не очень мыслителей, предсказывавших конец капитализма. В этом факте есть нечто большее, чем простое стремление выдать желаемое за действительное. Хотя некоторые апологеты и утверждали, что лежащую в основе капитализма борьбу всех против всех можно удерживать вечно (сперва — невидимой рукой рынка, затем — госрегулированием), естественно предположить, что рано или поздно кто-то должен в ней выиграть.

«Средний класс», массы индивидуальных предпринимателей и мелких юрлиц должны либо разориться, либо стать монополиями. Надежды на антимонопольное законодательство беспочвенны: сами государства исторически зависели от крупного бизнеса, и не понятно, почему бы им просто не вступить с монополистами в сговор, не стать их прикрытием, или хуже — проводником их интересов.

Собственно, проявления этой тенденции с конца ХIХ века ощущали все: одни трактовали её как переход капитализма в коллективистский, более или менее плановый коммунизм; другие предрекали приход нового феодализма, когда выигравшие капиталисты вместо конкуренции устанавливают более-менее прямую диктатуру (к этому адресуется и фашизм, и «варварство» у западных марксистов, и «общество потребления» или «постмодерн» у ряда современных авторов); третьи пытались выставить новый этап как «мутацию», как «глобального» врага традиционного «национального» капитализма.

Как ни странно, именно в первые десятилетия ХХ века эта развилка стала практической проблемой для марксистов. Русский революционер Александр Богданов в 1914 году, как и многие его соратники, конечно, был больше озабочен проблемами строительства социализма, чем возможными «негативными сценариями» развития капитализма. Однако последние нашли своё отражение в его «Науке об общественном сознании». Следуя Марксу, Богданов замечает: «…Будучи порождёнными определённым уровнем производительных сил, общественные отношения далее развивают эти силы, и процесс этот не так прямолинеен, как кажется детерминистам». В работе он как раз пытается описать «организационную» роль идеологии на каждом историческом этапе.

Характерно, что по Богданову капитализм является «длительным и сложным переходным процессом», противоречивым сочетанием разных экономических и культурных элементов, индивидуалистической и авторитарной идеологии. С одной стороны, каждый индивид считается здесь независимым экономическим субъектом, продающим как минимум самого себя (свою рабочую силу) и покупающим товары у таких же индивидов. На рынке компании и государства действительно, в известной степени, выступают как отдельные силы, стремящиеся не к общему благу, а к собственным корыстным целям.

С другой стороны, в рамках фирмы и государственной структуры устанавливаются иерархические отношения подчинения, одновременно и перенимающие на себя остатки авторитарной идеологии предыдущего исторического этапа, и воспроизводящие её.

Более того, индивидуалистические тенденции при капитализме держатся во многом за счёт видимости — «отвлечённого фетишизма». Человек ошибочно рассматривает явления, имеющие общественную природу (связанные с обществом как целым), как индивидуальные феномены.

Иными словами, реальный человек гораздо менее индивидуалистичен и независим, чем ему кажется из-за особенностей функционирования капиталистической системы. Собственность, суверенитет, товар, прибыль — всё это результат общественных усилий, общественного соглашения, а не индивидуального усердия и качеств. Усиление общественных связей, усложнение труда (переход его от ручного к инженерно-управленческому), повышение среднего уровня образования и т.д., вкупе с работой социалистов по формированию классового сознания трудящихся, — всё это составляет коллективистскую тенденцию при капитализме.

Однако из описаний Богданова следует, что эта тенденция — не единственная. Концентрация капиталов ведёт к господству крупных корпораций, устроенных весьма авторитарно и стремящихся захватить всё время, всю жизнь сотрудников. Их сращивание с государством позволяет задействовать авторитарный национализм и милитаризм, что и отмечает автор в связи с Первой мировой войной. Экономические интересы капиталистов зачастую ведут к торможению даже технического и научного прогресса. Историческая «уживчивость» капитала и феодального устройства власти отмечается и Богдановым, и многими другими авторами: достигшие успеха капиталисты естественно стремятся упрочить своё положение, задавить конкуренцию и любые свободы. Фашизм (в широком смысле) как раз стал попыткой капитала установить жёсткую диктатуру, потому идеологией его элит стала природная, религиозная и иная сегрегация человеческого рода. Отчуждение, превращение всего в обезличенный товар, видимая потеря связи человека с человеком создали моральную базу этого движения.

Читайте также: Работа без отдыха и без перспектив: новый мировой тренд?

Однако Богданов мимоходом выделяет и третью тенденцию — собственно индивидуалистическую. Революционер связывает её, в частности, с отдалением капиталистов от производства и выделением нового слоя — управленцев. Для Богданова они являются носителями либеральной идеи, противостоящей авторитарному началу в капитализме и тянущей его к классическому индивидуалистическому идеалу гуманизма и французской революции. Характерно замечание, что вся борьба и свелась бы к противостоянию этих двух тенденций, если бы не оформление пролетариата как политического субъекта.

Действительно, как минимум со второй половины ХХ века интеллигенты, управленцы, менеджеры — этот не совсем чёткий слой становится фактором реальной политики. И в знаковом для западных левых 1968 году, и сегодня этот слой является на удивление активным. В ХХ веке неоднократно предпринимались попытки выставить его как новый прогрессивный класс. По иронии, Богданову удалось лучше схватить суть идеологии «управленцев», чем многим последующим авторам: либерализм с упором на требование политических и индивидуальных свобод, относительное равнодушие к социальным проблемам, стремление «оздоровить» капитализм (а не преодолеть его), всё тот же «отвлечённый фетишизм», адресация к «общечеловеческим» абстрактным ценностям. По той же причине опрометчива попытка выставить этот слой локомотивом социалистических преобразований: не ясно, почему они должны вытекать из его места в разделении труда. Впрочем, может ли реальный капитализм, в принципе, ужиться с полноценными либеральными свободами…

Хотя идеология рассматривается у Богданова как инструмент организации (в пределе — всего общества), она носит у него классовый характер. В этом смысле она организует один класс и дезорганизует, подчиняет другие. Несмотря на присущие ему внутренние трения, класс капиталистов, будучи господствующим, имеет и собственное мировоззрение, и хорошую организацию. Богданов обеспокоен тем, что у пролетариата и то, и другое находится в зачаточном состоянии. Тот факт, что социалисты и рабочие поддержали Первую мировую, революционер связывает с тем, что рабочие движения слишком сосредоточились на локальных проблемах и битвах (экономизме и не только), и оказались не готовы к задействованию более глобального, не чисто «капиталистического», а авторитарного фактора. Их организация и их мировоззрение не были готовы «работать» со столь высоким уровнем.

В пределе Богданов требует интегрировать в пролетарское мировоззрение даже предшествующую культуру (переосмыслив её) и создать новое искусство. Понятно, что при капитализме это полностью не осуществимо, но такая работа требуется, чтобы подтолкнуть к осуществлению коллективизм, который содержится в капиталистической системе только как тенденция. В то же время, тенденция эта — самая перспективная, самая радикальная: всё выше описанное можно сказать и про слой «управленцев», однако либеральная тенденция по Богданову не в силах разрешить накопившихся противоречий, да и не ставит себе такой цели. Поэтому исторически наиболее последовательные либералы переходили на социалистические позиции — похоже, сегодня на Западе наблюдается аналогичная тенденция.

Итого, Богданов в общих чертах предсказал борьбу либеральной и «авторитарной» тенденций, довольно ярко проявляющуюся в сегодняшнем мире. Вместе с тем, для реального, продуктивного её разрешения нужно пойти на шаг дальше: опереться не на либерализм, а на коллективизм, коммунизм и не на интеллигентов и менеджеров, а на широкие массы нового пролетариата. Это не произойдёт стихийно (хотя предпосылки для этого и будут «вызревать») — только через кропотливую организационную работу.