Визит Си Цзиньпина в Пхеньян — вектор геополитических перемен

Итоги государственного визита в КНДР председателя КНР Си Цзиньпина интересны прежде всего даже не сами по себе, а тем контекстом событий, в которые они погружены. Поэтому общественность о ходе переговоров информировали мало, что объясняется сложностью расстановки региональных сил и ведущейся вокруг нее «большой игры». Причем в этой «игре» буквально на днях ожидается важный промежуточный итог — саммит «Группы двадцати» в японской Осаке, где ожидаются перекрестные двусторонние встречи по всем «азимутам» знаменитого глобального треугольника. Анонсированы переговоры Дональда Трампа и с Владимиром Путиным, и с Си Цзиньпином. Ну, а российский и китайский лидеры за этот месяц провели уже четыре встречи — в Москве, Санкт-Петербурге, Бишкеке и Душанбе; встреча в Осаке будет пятой. И эта беспрецедентная интенсивность обменов на высшем уровне вкупе с обстоятельной подробностью московского Совместного заявления России и КНР (от 5 июня), а также во многом сенсационных заявлений, сделанных китайским лидером на саммите СВМДА, включая намек на военную составляющую «восточной» интеграции, очень о многом говорит. Как и ее сопряжение с интеграцией евразийской, в которой, судя по утечкам от источников, близких к российско-белорусским переговорам, тоже ожидается существенное ускорение.

Первое, что очевидно уже сегодня, — Большая Евразия пришла в движение, факторами которого следует считать:

Элементами такого переформатирования, наиболее отчетливо показывающими общие доминирующие тренды, без сомнения, служат, во-первых, углубляющиеся планы сопряжения «Пояса и пути» с ЕАЭС в формате Большого Евроазиатского партнерства. Во-вторых, наметившееся в последние недели, особенно после завершения длительных выборов в Индии, сближение Дели и Пекина. Речь уже идет о том, что к встрече Владимира Путина и Си Цзиньпина в Осаке в какой-то момент присоединится и Нарендра Моди, и что этот формат станет не протокольным, а содержательным. В-третьих, продолжающееся укрепление трехсторонней связки Москвы с Анкарой и Тегераном, которая оказывает серьезное стабилизирующее воздействие на регион Среднего Востока, ограничивая накопленный в нем потенциал дестабилизации. И в-четвертых, особенно заметная на фоне всех этих тенденций и постоянно прогрессирующая нервозность Вашингтона, позиции которого ослабляются как в каждой из перечисленных тенденций в отдельности, так и синергетическим эффектом их взаимодействия в целом.

Барометром этой нервозности выступают резкие шараханья Д. Трампа, которые не объяснить одной лишь предвыборной ситуацией начала новой президентской кампании в США. Они глубже и связаны со страхом хозяина Белого дома, который боится оказаться именно тем президентом, при котором начнется по-настоящему серьезная эрозия всей архитектуры американского влияния в Евразии. Резкое обострение напряженности вокруг Ирана, в котором Д. Трамп откровенно мечется, то посылая, то отзывая (по сути) угрожающие заявления, но не достигает своей главной цели — разыграть карту «реформатора» Хасана Рухани с помощью внесения раскола между ним и верховным лидером аятоллой Али Хаменеи, — лишь наиболее яркое проявление тех тупиков, в которые зашла евразийская политика Вашингтона. Главный из всех тупиков здесь — торговая война с Китаем, в которой американский лидер рассчитывал на блицкриг, а получил перспективы продолжительного противостояния с утратой собственной инициативы и зависимостью от возможных ходов Пекина в наиболее неудобный для себя период выборов. Дивидендов от торговой войны пока ноль, а вот проблем у США — значительно прибавилось. Еще один тупик — другая начавшаяся торговая война, на этот раз с Индией. Американцы очень много усилий предприняли для того, чтобы развернуть Дели против Пекина и Москвы, но результата как не было, так и нет. Скорее, наоборот. Словом, куда ни кинь — всюду клин. И это при том, что влияние США в Евразии и так достаточно поверхностное, ограниченное прибрежными лимитрофными зонами и рубежами, где Вашингтону удается поддерживать нестабильность провоцированием противоречий. Но надо понимать, что с потеплением китайско-индийских отношений резко снижается интенсивность индийско-пакистанского конфликта, а от этого ниточка тянется в Афганистан, где оппозиционные кабульскому режиму талибы (организация, запрещенная в РФ) уже взяли на себя обязательства не создавать проблем Москве и Пекину.

Именно поэтому, надо полагать, Вашингтон принялся давить на «кнопку» последней надежды, теоретически способной позволить Д. Трампу вступить в предвыборную гонку хотя бы с немного приподнятой головой. Это — урегулирование на Корейском полуострове, где американская дипломатия после февральского провала в Ханое, откуда Д. Трамп с Ким Чен Ыном разъехались без результата, начинает разворачивать беспрецедентные усилия в расчете на прорыв. Именно в этом контексте и следует рассматривать как истерические заявления Белого дома о том, что «если Си Цзиньпин не приедет в Осаку, то таможенными пошлинами будут обложены китайские товары на сумму еще 300 млрд, то есть по сути весь китайский импорт». При том, что сам китайский лидер, во-первых, о том, чтобы «не ехать» в Осаку, не обмолвился ни разу, а во-вторых, по тому положению, которое занимает Китай в мировой экономике, без его присутствия потерял бы смысл сам саммит «двадцатки». Поэтому Д. Трамп здесь откровенно блефует, делая вид, что зазывает Си Цзиньпина, а на самом деле таким вот экстравагантным способом упрашивает его о встрече.

Поездка китайского лидера в Пхеньян именно сейчас — и есть косвенный ответ Пекина Вашингтону: встреча Си Цзиньпина с Д. Трампом будет, но если американский лидер рассчитывает получить от нее односторонние политические и иные дивиденды, то серьезно заблуждается. Разговор пойдет по существу. Понимая, что никаких иных шансов на внешнеполитический успех, кроме прорыва на корейском направлении, у хозяина Белого дома нет, а прорыв теперь зависит от доброй воли не только Пхеньяна, но и Пекина, и Москвы, Д. Трампу, если он хочет чего-то добиться, придется кое-чем и поступиться. Причем чем-то большим, чем популистские восторги по поводу «красивого, очень теплого и хорошего» письма от Ким Чен Ына, о котором, кстати, в Сеуле узнали едва ли раньше, чем в Вашингтоне. Чем именно придется поступаться? Во-первых, разумеется, перейти от слов к делу в переговорном процессе с КНДР, отказавшись от надежд на одностороннее ядерное разоружение Пхеньяна. Сначала — гарантии безопасности, и не одному Ким Чен Ыну, но и Си Цзиньпину, который успешно примерил в ходе завершившегося визита в КНДР «мантию» посредника между Северной Кореей и США. И только потом — ответные шаги по денуклеаризации, которая — это несомненно — больше нужна не с военной, а с политической точки зрения, и не США как державе, а Д. Трампу как соискателю второго президентского срока. Конечно, все то, что на Капитолийском холме, в Пентагоне, Лэнгли и других подобных местах будет воспринято как уступки, сыграет на выборах против Д. Трампа. Но, с другой стороны, кто же его в эту ловушку зазывал? Не как политик, так как успешный бизнесмен он же должен был понимать, что «бесплатный сыр бывает только в мышеловке». Так что как он будет из этого выпутываться — его собственные проблемы.

Во-вторых, Д. Трампу для того, чтобы добавить «конструктива» переговорам с Ким Чен Ыном (а проведение такой встречи уже анонсировано), придется пойти на компромисс или, по крайней мере, запустить процесс честного, «без дураков», поиска такого компромисса с КНР по торгово-экономическим вопросам. Вряд ли угрозы «выставить» Китай еще на 300 млрд этому поспособствуют, и Д. Трампу, хочешь, не хочешь, придется либо «по одежке протягивать ножки», либо «давить на жалость»: вот проиграю выборы, тогда-де узнаете! Никого он на самом деле, правда, этим не напугает, только осложнит себе внутреннее предвыборное положение.

В-третьих, посредничество Си Цзиньпина продолжает договоренности с Владимиром Путиным, а Сергей Лавров уже рассказал южнокорейской коллеге Кан Ген Хва о расширении совместной московско-пекинской «дорожной карты» корейского урегулирования, после чего она прямо из Москвы позвонила Майку Помпео. Поэтому можно предположить, что российские пожелания, которые Вашингтону придется брать в расчет, ему уже известны. Нет сомнений, что очередность встреч с Д. Трампом в Осаке, как и собственного разговора, уточняющего позиции на ходу, российский и китайский лидеры разыграют как по нотам.

В-четвертых — и это, может быть, самое существенное, что омрачает настроение не только президенту США, но и всему американскому истеблишменту, — все более глубокое вовлечение в диалог США с КНДР южнокорейской стороны, у которой явственно просматривается в этом вопросе собственный интерес. Как минимум не вполне совпадающий, а как максимум существенно отличающийся от американского. Некоторые шаги, уже предпринимаемые Пхеньяном и Сеулом под одобрение Москвы и Пекина, например, соединение автомобильной и железнодорожной сетей Корейского полуострова с перспективами транспортного выхода Юга в Большую Евразию, позволяют угадать «в конце этого тоннеля» свет возможной более широкой интеграции двух сторон 38-й параллели. В том числе и политической. И ничто не бьет сильнее по интересам США, а также его японского «Санчо Панса» на Дальнем Востоке, чем исчезновение надобности в американском военном контингенте на Юге Кореи. А этот вопрос по мере продвижения интеграции рано или поздно встанет. Формально играя в «команде» Д. Трампа, южнокорейский лидер Мун Чжэ Ин, понимая, что при таких грандиозных переменах, которые переживает мир, нет ничего невозможного, особенно в перспективе, все откровеннее посматривает на Москву и Пекин.

Подведем краткий итог. Пхеньянские переговоры в формате Си Цзиньпин — Ким Чен Ын, подготовленные встречей во Владивостоке с Кимом Владимира Путина, — это шаг к формированию на Дальнем Востоке новой геополитической архитектуры. Китай, Россия, начинающая и по ряду признаков готовая подпереть их тыл Индия — это укрепляющийся актив северокорейского лидера в его «перетягивании каната» с Д. Трампом. На «железобетонной» стороне американского президента только Синдзо Абэ; этого тому явно недостает, даже учитывая, что японский лидер — хозяин саммита «двадцатки». Что касается Сеула, то его положение в этих раскладах можно было бы охарактеризовать как «заинтересованный нейтралитет». Так что, перефразируя известный афоризм Мао Цзэдуна о «ветре с Востока, который одолевает ветер с Запада», можно с определенной уверенностью утверждать, что сегодня в Дальневосточном регионе ветер с Тихого океана начинает одолеваться континентальным ветром с Великой суши. Китайско-северокорейский диалог в Пхеньяне — очередной и очень немаленький шаг именно в этом направлении, а весь движущийся к завершению июнь 2019 года вполне может войти в историю как «месяц великого азиатско-тихоокеанского перелома».

Надо только немного подождать. «Большое видится на расстоянии».