Между кино и фотографией: заэкранный мир Юозаса Будрайтиса

Всегда радостно узнать о любимом с детства творческом человеке что-то, что добавляет живых красок его портрету. Слишком часто жадная до сенсаций пресса доносит какие-нибудь скандалы, неприятные подробности жизни и образцы грязного белья знаменитостей, так что начинаешь особенно ярко радоваться противоположным известиям. О том, что вот этот художник хорошо поет, а певец пишет картины. Или популярный актер всю жизнь не расстается с фотокамерой.

Я не знаю, помнит ли и любит Юозаса Будрайтиса и его роли современная российская молодежь. Снимался он в советских картинах довольно много, но редко в главных ролях, и говорил при этом частенько не своим голосом — из-за заметного акцента актера переозвучивали русскоязычные коллеги. Современное же литовское кино известно у нас в основном специалистам. Но советский кинематограф невозможно представить себе без целой плеяды прибалтийских актеров — литовцев Юозаса Будрайтиса, Регимантаса Адомайтиса, Донатаса Баниониса, Альгимантаса Масюлиса, латышей Ивара Калныньша, Альгиса Матулёниса, Вии Артмане, эстонцев Лембита Ульфсака, Юри Ярвета, Иты Эвер («советской мисс Марпл»)… Их любили как-то по-особенному, возможно, и как некий мостик между советской действительностью и далеким (и манящим многих!) Западом. Прошли годы, очарование западной мишурой поблекло, а что-то по-настоящему ценное трагически исчезло. Прежде всего, исчезло общее не только политическое, но и культурное пространство, стоявшее за четырьмя буквами — СССР и многократно расширявшее аудиторию республиканских киностудий и театров. Но остались фильмы, воспоминания о съемках, об интернациональном актерском и режиссерском братстве. Эти времена дошли до нас и благодаря «кинематографическим» фото Юозаса Будрайтиса.

Любовь к фотографии владела Юозасом со школьных лет. Это сейчас юным владельцам смартфонов с отличной камерой, а то и подаренных за пятерки в четверти «зеркалок» всерьез приобщаться к фотографии мешает разве что лень. А как заниматься фотографией, если о «цифре» еще даже в фантастических книжках не пишут, а у тебя в доме нет не только фотоувеличителя, но порой и… электричества? Но послевоенная разруха не смогла помешать захватившей будущего актера и фотографа страсти, он печатал свои снимки контактным способом, на короткое время выставляя бумагу с негативом на неяркий уличный свет. Качественные оттиски рождались путем многих проб и ошибок. Потом знакомство с профессиональными фотографами позволило получить доступ к заветной технике. Но профессионалы были… слишком профессиональны. Они снимали расхожие пейзажи, праздники и свадьбы, делая это всегда одинаково. А Юозасу хотелось творить…

Многое в судьбе Будрайтиса происходило как бы случайно, без всякого продуманного плана. Он учился на юриста, а вовсе не на актера, когда оказался на съемочной площадке. И кино сразу захватило его, как и фотография. Эти два искусства родственны, но, по сути, противоположны. Сила кино в том, что оно показывает нам действие во времени, точнее, имитирует такое действие, потому что время на съемочной площадке безжалостно препарируется, то и дело обращается вспять, а иногда и вовсе пускается как-то боком. Фотография же имеет дело с остановленным мгновением. А что происходит, когда эти два родича-антагониста вдруг встречаются? Иногда ничего особенного, и тогда рождаются чисто технические кадры — фотопробы, прикидки для натурных съемок и тому подобное или кадры более художественные, но прикладные, например, промоутерские фото. Но бывает, что фото из жизни киностудии дышат подлинной жизнью, позволяют человеку, от изнанки кино далекому, заглянуть за экран. И тогда мы видим то, с чем знакомит выставка «Юозас Будрайтис. Мое кино».

Большинство фотографий здесь, конечно, портреты, но среди них нет ни одного парадного. Даже если актеры, режиссеры, художники и операторы позируют, то видно, что они позируют не постороннему человеку. Не боятся чудить, показаться «фриками», клоунами или просто предстать слишком непарадно — без косметики, по-бивуачному, с тарелкой и ложкой в руках.

Кинематографический быт на фотографиях Будрайтиса предстает как добрый творческий хаос, из которого вот-вот родится новый мир — новый фильм. Вот сложены кучкой манекены, которые во время съемок наверняка будут сбрасывать с высоты в батальных сценах или подвергать каким-нибудь другим неприятным вещам, а вот прикорнули на сене живые актеры, будто солдаты на привале. Среди оставшихся после обеда опустошенных жестяных тарелок лежит череп из реквизита, придавая мирной картине черты черного юмора, а вокруг непонятной конструкции, напоминающей виселицу, играют дети из массовки.

Конечно, самыми атмосферными вышли кадры со съемок «Легенды о Тиле» режиссеров Алова и Наумова, в котором сам Будрайтис сыграл одну из не самых главных ролей. Черно-белые фото отлично гармонируют с атмосферой старинной Фландрии. Автор, как и многие фотографы, традиционно отдает предпочтение черно-белым снимкам, но здесь это особенно уместно. Гротеск созданной Шарлем де Костером и перенесенной на экран советскими кинематографистами легенды находит отражение и в снимках, особенно в том, где от лица Тиля-Ульфсака оставлен один лишь оглушительный языческий смех, который словно бы заполняет собой тихий выставочный зал.

Но в целом эта выставка не для любителей фотоэкспериментов или какой-то экзотики. Будрайтис-фотограф много экспериментирует с возможностями фототехники, с тонкостями взаимодействия света и формы — особенно на рассвете, когда освещение меняется поминутно. Есть у него и цикл работ, посвященных Парижу, где он впервые оказался во время съемок фильма «Карл Маркс. Молодые годы» и куда потом приезжал не раз. Но выставка «Мое кино» посвящена дорогому и родному для автора кинематографическому миру, именно его изменчивую, несколько неприкаянную и полупризрачную суть пытался он поймать своим объективом. И ему это, пожалуй, удалось, хотя этот взгляд — всего один из многих возможных. Ведь у каждого из причастных к миру кинематографа, действительно, свое и только свое кино.