Одно из бывших ЗАТО — Росляково, в доках которого резали на металлолом подлодку «Курск», недавно присоединили к Мурманску, сняв с него оковы секретности. Росляково находится в местности, где суровое величие заполярной природы сочетается с губительным для здоровья человека климатом, а радиационный фон повышен. В городке прилично наркоманов, чрезмерно популярны алкогольные напитки, и в нем мало кто готовится встречать конец жизни. Но многие находят его прекрасным местом.

Михаил Пустовой
Малое Росляково

«Чикаго» с медведями?

Мы идем по сопкам Рослякова — чтобы было удобно ходить, на склонах, между домами, сооружены висящие тротуары. «Раньше, у нас, после дождя, по колено в грязи утопали: здесь было болото, которое камнями засыпали», — подчеркнул Андрей, старожила этого, отдаленного от города километрами лесотундры и перевалом, мурманского поселка. Календарная осень в середине октября должна была перейти в осязаемую зиму, но в Мурманске еще практически нет снега, хотя Чалмпушкина губа Кольского залива уже схватилась льдом. Желтая трава стоит колом на морозе, а красные ягоды рябины превратились в горькие сосульки. Росляково — это бывшее засекреченное поселение, где когда-то нашла последний приют подлодка «Курск». Впрочем — это для «Википедии». Неофициально Росляково — это недавнее криминальное гетто, «Чикаго» Арктики.

Мурманск появился один век и год тому назад; шла Первая мировая война и Балтику блокировали немцы, а редко замерзающий Кольский залив Баренцева моря позволял прорвать морскую изоляцию. Русские рыболовы к 1916 году уже много веков как регулярно высаживались в этих скалистых местах. Вскоре карту России перекрасили в цвета СССР, и порт был переориентирован на военный: в заливе выросли базы ВМФ. Росляковская губа в десяти километрах от Мурманска оказалась подходящей для доков, в которых дозиметры трещали от радиации, а разросшийся поселок посещали по разрешению. В последние годы действия ЗАТО «визовый» режим так утомил народ, что на взятку военным патрулям в 500 рублей смотрели сквозь пальцы; была налажена торговля пропусками — гостей «приписывали» к штабу Северного Морфлота. К празднованию наступления 2015 года, его открыли и присоединили к Мурманску, чтобы облегчить действия в Арктике компании «Роснефть», а местные вспомнили, что исторически Росляково на 20 лет старше крупнейшего города Арктики.

Росляково это жилой анклав между заливом и тундрой. Только нитка асфальта связывает его с городской цивилизацией Североморска и Мурманска. На север от Росляково, если перевалить через несколько сопок и разминуться с патрулями, будет закрытый поселок Сафоново с базами подводников. В ледяном Кольском заливе люди купаются и ловят, вопреки запретам Рыбнадзора, размножившихся крабов и деликатесную семгу; присутствие в соленой воде мазута мало кого смущает. Лесотундра дает водянистые грибы и поляны голубики — она тянется на восток на сотни километров и кишит хищниками. Медведи не раз и не два посещали Росляки. Из хроник: бурый медведь ворвался в гараж, где мужчины готовили шашлык — сам запаниковал и умер от инфаркта, косолапый загнал человека на крышу остановки, грибник столкнулся со зверем в лесу, в паре километров от поселка.

Дома без людей и пивнушки

Росляково делится на три анклава: Большое Росляково, где расположен док, в паре километров дальше наполовину заброшенное Малое Росляково, и еще есть Мохнаткина Пахта с нефтебазой «Роснефти». Всего здесь где-то 9000 жителей, несколько банкоматов Сбербанка, пяток универмагов как «Дикси», «Пятерочка» и «ЕвроРосс», с ценами чуть повыше, чем в Средней полосе, и с дешевой — 200−250 рублей за килограмм, кольской свининой. Есть поликлиника, часто отправляющая больных на прием в Мурманск. Еще присутствует множество пивнушек, где круглые сутки продают алкоголь, хотя официально в Мурманской области спиртное доступно до девяти вечера. Пить в Заполярье любят, особенно те, кто предпочитает после работы не выходить на воздух, а запереться на кухне. Нормально одетая женщина, пришедшая в магазин с ребенком, с литрами пива в очереди к кассе — это обыденная картина, как и мужчины в подпитии во дворах домов.

Как и по всей России, в Росляково чинят асфальт и копают траншеи для водопровода с наступлением сезона заморозков, поздно включают отопление, а промальпинисты срочно красят стены в минус двадцать по Цельсию. Характерное отличие поселка от Большой земли — это обилие покинутых домов, — людьми, что мигрировали на юг из-за сокращений в армии и на флоте — которые неотвратимо приходят в аварийное состояние. На строения с выбитыми окнами натыкаешься часто — брошены, как правило, красивые и добротные двух-трехэтажки. «Некоторые дома выкупили коммерсанты под бизнес, но пока все тихо. Некоторых жителей переселили в многоэтажки», — уточняют местные. Кое-где все еще остаются семьи; в темноте такие дома выделяются горящими окнами на пугающем черном фоне.

Впрочем, превращение в полупризрачный город как горнодобывающий Ковдор, Рослякам не грозит. Хотя военные и корабельные пенсионеры, как правило, продают квартиры и прощаются с Арктикой, множество людей встречает в Росляково старость, переживая раз за разом многомесячную зиму и короткую вспышку то ли осени, то ли лета. И после поглощения Мурманском, Росляково перестало быть гетто, а жилье в нем подорожало из-за наплыва мурманчан и искателей длинного северного рубля: однокомнатную квартиру за миллион рублей, в отличие от областного центра, тут купишь без долгих поисков. Аренда комнаты в общежитии, с шикарным видом на Кольский залив, обойдется в 3000—5000 рублей, а съем квартиры — в десять, включая коммунальные платежи.

Кепка атошника или военные секреты

На извилистых улочках Росляково днем мало людей в камуфляже. Но утром и вечером в автобусах на Мурманск и Североморск теснятся молодые контрактники; они родились далеко отсюда, отслужили по призыву и остались мерзнуть в Арктике из-за почти шестизначных зарплат. Года ориентации на Минобороны оставили свой след в наборе вакансий в этих краях: вокруг поселка, в складках сопок или у берега Кольского залива стоят базы и скопления полуразрушенных зданий на бюджете армии и флота, и еще, как гласят городские легенды, имеются многокилометровые подземные тоннели. «Что эти пьяные «контрабасы» охраняют на объектах? — А черт его знает! Наверное, просроченную краску и бочки от солярки», — пожимают плечами росляковцы. Они зачастую не питают особых симпатий к пришлым военным из-за социального неравенства и разницы в культуре.

«После развала СССР, я с ума сходил, когда в части зарплату месяцами не платили — семью кормить было нечем!» — вспоминает бывший военный Андрей (имя изменено); и в Росляково немыслимы огороды, а снабжение магазинов вмиг рухнуло. Одна из его, не выходящих из памяти картин прошлого — это не только уход в спецназ, но и первый вещмешок отборного пайка, который он еле дотащил домой. Когда об этом говорят, то не скрывают скупых мужских эмоций, а новость о том, что в Екатеринбурге есть памятник Ельцину, приводит собеседника в бешенство. Девяностые и нулевые прошлись по росляковцам сокращениями и бойцам элитных частей предлагали продаться эмиссарам новых русских в «бригады» или охрану. Кто-то гиб в Чечне, кончал жизнь самоубийством, спивался или садился в тюрьму. Впрочем, хотя он о многом мог бы рассказать из армейского прошлого, но верен подписи о неразглашении.

В Росляково оказываются не только контрактники из разных уголков России. Отголоски гражданской войны на юге дошли и сюда. Участника применения Вооруженных сил Украины на Донбассе здесь били страшно. Заробитчанин, что пах спиртом, решил удариться в армейские байки: «…Я, знаешь, кого валил под Донецком?!» — …и получил так по голове, что потерял сознание. Вот так Росляково знакомит российских и украинских военных. Лечился всушник в Мурманске, в травматологии, за счет налогов граждан России. Кстати, в поселке нашла приют кепка ВСУ, привезенная как трофей из Луганского аэропорта.

Убивали в каждом доме, сидели из каждого подъезда

При своих небольших масштабах Росляково отметилось большим числом людей, лишенных жизни насильно. «Вот этот коммерсант раньше бандитом был, и двух «братков» пристрелил. Или больше», — показывает мурманский поэт Дима мне на неплохое, в общем-то, заведение, которым владеет предприниматель, о котором идет речь. Таких историй в Росляково много — изменяется только количество трупов, или судьбы главных героев: кто-то покоится на кладбище, кто-то умер от передозировки наркотиков. Самые успешные из мрачных социальных последствий Перестройки легализовались в бизнесе, а кто-то и поныне применяет насилие, но выходит сухим из воды благодаря связям.

Росляково было не только ЗАТО, но и криминальным гетто-отстойником для дерзкой публики Мурманска. Еще в поселок высылали упорных квартирных неплательщиков, контингент специфический — от наркоманов до алкоголиков. Затруднительность попасть в него без росляковской прописки, сформировала свое крепкое уголовное сообщество, огражденное от конкуренции неместных ОПГ. Процветала и процветает наркоторговля. Гангстеры облюбовали бар «***», в котором царила специфическая обстановка, где и сегодня иногда пробивают головы «чужим» людям.

В октябре 2016 года патрульные превентивно оборонялись выстрелами в воздух от полусотни юнцов, а недавно по Росляково поползли слухи, о том, как полиция и специальные подразделения МВД брали штурмом квартиру. Впрочем, объект силовой атаки вряд ли был достойным противником — преступная группа состояла из молодых наркоманов. Сообщество, из-за связей с распространителями тяжелых наркотиков, ждать суда отправили в СИЗО; теперь им грозит на 5−10 лет оказаться в колонии строгого режима в Мурмаши. Наркозависимых на окраинах Мурманска много: гашиш, метамфетамин, героин. В Росляково арестам не удивляются: «Да у нас каждый третий уже отсидел».

Запретная зона, или — как ржавеют корабли в доках

Над шоссе проходит аркой поржавевшая от арктических условий теплотрасса от чадящей от мазута котельной. За аркой лежит дорога к гарнизону флотского ремонтного батальона и в морские доки. Это десятилетиями делало Росляково закрытым территориальным образованием. Над КПП горят фонари, но меня это ни капли не смущает — сегодня я полон решимости оказаться на запретной территории. Хотя освещение работает год за годом, но военных давно нет, и люди вдоль забора части уже настроили гаражей. Недавно я уже был здесь — стояла черная ночь, русские люди пили кавказский коньяк и любовались на огни кораблей, вставших на рейд Кольского залива, вспоминая ушедшую эпоху и стреляя из охотничьего сигнала в низкое небо Заполярья.

Рембат — это сотни миллионов рублей, брошенных на ветер в стране, где множество людей лишены нормальных жилищных условий. За забором пятиэтажное общежитие лишается окон, его стены осыпаются, а на господствующей над Росляково сопке царит хаос из бетона и кирпичей, оставшихся от автобоксов: где-то остался лишь фундамент, а где-то измазанные граффити стены без крыш от десятка зданий. Местные растащили дома на кирпичи, а остальное доделала арктическая сырость и непрерывные ветра. Но и сейчас здесь еще бывают люди, правда не в форме, — приезжают на машинах с проституткой или любовницей, или пожарить шашлыки, созерцая Кольский залив, на фоне руин, использованных наркоманами шприцов и битых бутылок.

Колючая проволока над забором из еловых досок еще натянута: деревянные будки стоят, но опоры линии электропередачи покосились. Я пробираюсь по обледенелым тропинкам в ивово-березовом лесу к заливу. Вечерний отлив обнажил прибрежную полосу Росляковской губы, заваленную шинами и бревнами — на той стороне огромный судоремонтный завод (82 СДР): именно ему принадлежит гигантский плавучий док, родом из Швеции, в котором прикончили «Курск». За «запреткой» в сотне-другой метров от меня стоит, накренившись на борта, небольшая эскадра. На некоторых кораблях ВМФ горят прожекторы, а еще я обнаруживаю камеру наблюдения. Я не испытываю судьбу и ретируюсь. Проникновение в док — это допрос в ФСБ.

Мохнаткина Пахта: нефтяная артерия Северного флота

Без нефтепродуктов в Арктике горожанин недолго проживет — остановятся котельные, замерзнут, а затем лопнут теплотрассы. Дальше — сюжет из фильма «Послезавтра». ГСМ в Мурманск отправляют на танкерах, а одно из главных нефтехранилищ, снабжающее базу Северного флота и закрытый порт Североморск, находится в Росляково. Поселок-улица Мохнаткина Пахта при базе лежит в стороне от рейсов «Мурманск — Североморск», и автобусы не заглядывают в Пахту. Надо выйти на одинокой остановке и по извилистой дороге идти в сторону Кольского залива: развалины, бывший дисциплинарный батальон, где кто-то служит по контракту, следы от военных просек, гражданские гаражи и обросшие толстым инеем провода линии электропередачи. И бродячие собаки.

Мороз крепкий, трудно дышать, идти неблизко — я надеваю к шапке горнолыжную балаклаву, что вызывает недовольство моего сопровождающего Дмитрия: «Военные докопаются!». Армейцы и нефтяники находятся, огороженные колючей проволокой, за жилым поселком, обслуживающим железнодорожный перегон и нефтебазу. Едва ли сотня людей обитает в Мохнаткиной Пахте, где история человеческих поселений насчитывает века: поморы, финны; и те, и другие были рыбаками. Два дома, панельные, из трех еще жилые, а во дворе непонятно уже, сколько зим стоит автомобиль с номерами ГДР. Некогда чиновник Минобороны и коррупционер Елена Васильева продала часть нефтебазы: убыток военных от сделки подсчитали в 150 миллионов рублей. Годами шли арбитражные пересуды и перепродажи: теперь в Мохнаткиной Пахте функционирует «Роснефть».

Мы, избегая лишних взглядов, уходим в заросли и лезем на сопку, проваливаясь в сугробы. На господствующей над поселком и нефтебазой высоте триангуляционный пункт 161,6 (метра) с повязанным носком протестантского пастора. Вокруг захватывающие просторы: из камня, белого снега и согнувшихся от его тяжести кустов — все на фоне синего неба, в котором парит от мороза, и едва заметной полоски солнца. Рухнувшие или готовые упасть опоры, когда-то помогавшие нести электричество маленьким гарнизонам. Заячьи следы. Внизу крутой сопки дымит трубами база, разгружается в заливе у пирса танкер и грохочет цистернами поезд, уходящий в Североморск; а дальше, на горизонте, на восток бесконечная лесотундра, с ее медвежьими берлогами. Скупой восход солнца заканчивается, близятся ранние полярные сумерки — пора уходить.

Красные водоросли и арктическая болезнь

По сравнению с крупнейшим городом за Полярным Кругом — Мурманском, в Росляково нет загазованности и воздух чистый, если не чадит дешевый мазут с котельных, и, в общем-то, относительно тихо, если не ввязываться в дурную компанию. В отличие от столицы Северного флота и самого большого ЗАТО страны — Североморска, где сконцентрированы 70 тысяч человек, в поселении невысокие цены в магазинах. И если не учитывать криминальную и временно проживающую прослойку, то в Росляково обитают люди с высоким уровнем культуры. Психологически в городке легче, чем в Подмосковье.

В Росляково красиво, если нет непогоды. Мороз или солнце преображают его: если вчера, в тумане и при ледяном дожде, скопление потрепанных заполярным климатом застроек наводило угрюмую тоску, то утром этот городок вдохновил бы и художника. Отлив: красные водоросли, отпущенные водой, открывшиеся валуны на дне залива — все переливается на солнце, земля белеет изморозью, а морская вода плещется синевой. На Кольском рейде стоят корабли и белеют снежниками западные берега залива. «Как посмотришь за окно — дождь и нависшие свинцовые облака. Идешь за дагестанским коньяком, пьешь и куришь одну за другой сигареты: становится так мерзко, что пишешь стихи», — описывает большую часть погоды года мой знакомый поэт Дмитрий.

В конце ноября я покинул Росляково. Около Дома культуры, напротив остановки, в городке установлена гаубица, участвовавшая во Второй мировой войне: она почему-то смотрит в сторону Мурманска. Ветер на остановке сносил на меня дым курильщиков; военные, подростки из Индустриального колледжа и пенсионеры ожидали североморский автобус в Мурманск. В Росляково всегда тянет прохладой с залива. Молодежь с непокрытыми головами это не сильно волнует, но я чувствую, как холод достает меня все больше с каждым днем — я уже посещал терапевта, бросил курить и оставил круглую сумму в аптеке. Почти два месяца, отлучаясь в горы и в тундру, я находился в этом месте, которое выматывает и вдохновляет одновременно. «Съездишь на юг в отпуск, в Воронеж — благодать, а потом начинает тянуть в Росляково. Вернешься сюда, в эту северную серость, и не понимаешь, а что я тут делаю?» — в паузе между двумя сигаретными затяжками констатирует здешний человек. Я тоже примерно так думал, иногда.