News.day.az

На бакинском сайте Bakililar. AZ опубликовано интервью с заслуженным деятелем науки, лауреатом Государственной премии, директором Института истории НАНА, академиком Ягубом Махмудовым. Оно привлекло наше внимание потому, что уважаемый академик затронул в своих ответах некоторые публикации ИА REGNUM, касающиеся бурных событий в Закавказье в период 1918—1920-х годов, и относительно которых у российских и азербайджанских историков, мягко говоря, существуют разночтения. Для России эти события представляют сегодня больше академический интерес, тогда как в Азербайджане рожденные в «научных» лабораториях мифы широко используются в политической борьбе. Заметьте также, что директора Института истории НАНА мы воспринимаем как профессионального историка и поэтому, несмотря на эмоциональность его реплик, наша полемика будет иметь именно профессиональный характер. Конечно, по определенным сюжетам.

Первый сюжет. Академик Махмудов верно утверждает, что 28 мая 1918 года — день, когда армянское государство впервые было создано в истории Южного Кавказа, и добавляет, что «на территории Северного Азербайджана». Но тогда же было объявлено и о появлении — также впервые — в Закавказье азербайджанского государства. «В тот день согласно решению уже национального совета Азербайджанской Демократической Республики (АДР) древний азербайджанский город Иреван и прилегающие азербайджанские земли, охватывающие территорию 9 тысяч кв. км, были переданы армянам, — говорит Махмудов. — Мы на своей собственной территории предоставили армянам возможность самоопределиться». Прежде всего отметим, что национальные советы, их еще тогда называли временными, как Азербайджана, так и Армении никогда и никем не признавались в качестве правовых структур, хотя между ними действительно проходили переговоры, после того как 28 мая 1918 года в Тифлисе развалился Закавказский сейм.

В тот же день на первом заседании мусульманского национального совета Азербайджана было принято постановление о провозглашении Азербайджана независимым государством. Первый пункт: «Отныне народы Азербайджана являются носителями суверенных прав, и Азербайджан, состоящий из Восточного и Южного Закавказья, — полноправным, независимым государством». Именно в таких границах желали видеть свою страну представители мусульманского национального совета. Что же касается армянского национального совета, то он объявил себя «верховной и единственной властью армянских областей», а точнее в составе территорий бывших Эриванской губернии и Карской области Российской империи. Добавим и то, что в декабре 1917 года Советом Народных Комиссаров Советской России был издан декрет «О Турецкой Армении». Отметим, что в данном случае использовался термин «Турецкая Армения», что предполагает наличие не турецкой, а русской или персидской Армении.

Существуют опубликованные в Азербайджане некоторые протоколы азербайджанского национального совета. Один из них датирован 29 мая 1918 года, где говорится о результатах переговоров представителей совета с армянскими представителями по поводу границы территории Азербайджанской и Армянской федераций. Докладывал Ф. Х. Хойский. Он сообщил, что для образования Армянской федерации им (армянам — С.Т.) «нужен политический центр, а таковым после отхода Александрополя к Турции может быть только Эривань», а потому «уступка Эривани армянам является неизбежной». То есть не обладающий никакими юридическими полномочиями азербайджанский национальный совет заявил в одностороннем порядке о своих правах на Эриван, что, кстати, не было признано Османской империей. 4 июня 1918 года в Батуми был подписан Договор о мире и дружбе трех закавказских республик с османским имперским правительством. Вот это уже юридические документы. Турция признала независимость Армении со столицей в Эривани в пределах территории, которую к этому времени контролировал Армянский национальный совет. Она ограничивалась Эриванским и Эчмиадзинским уездами Эриванской губернии, что составляло 12 тыс. км² с населением около 1 млн человек (включая беженцев).

Уважаемый господин Махмудов, при чем тут азербайджанский национальный совет, который, кстати, был среди тех, с кем Турция подписывала договор в Батуми, и который обязывал Азербайджан «безотлагательно урегулировать все отношения с соседями в лице Грузии и Армении, в первую очередь территориальные споры, подписать соответствующие протоколы и «доложить турецкому правительству (статья 3)»? Из чего, из какого «исторического источника» Вы взяли, что «определенные статьи Батумских договоров, а также решение национального совета АДР от 29 мая 1918 года утратили свою силу» и «потому историческая правопреемственность азербайджанского народа на Иреван и прилегающие территории должна быть восстановлена»?

Второй сюжет. «Тарасов, ссылаясь на одного нашего писателя (Чингиза Абдуллаева — ред.), поиздевался, написав о том, что число «26» в Азербайджане становится запретным, — поведал дальше академик Махмудов. — В связи со статьей Тарасова вот что я расскажу. Дело было после демонтажа обелиска бакинским комиссарам, когда вместо ожидаемых 26 останков было извлечено 23 останка. Как потом выяснилось, не было тел Авакяна, Шаумяна и Амиряна. Этой информацией я сразу же поделился, проведя брифинг в штаб-квартире партии «Ени Азербайджан». Дело было в 4 часа пополудни. И что же вы думаете? Наутро Тарасов разразился 18-страничной статьей, направленной против меня. Замечу, что на брифинге я говорил на азербайджанском языке. Как же так, кто же его так оперативно обеспечил соответствующей информацией, что он успел написать обширную статью? И вот Тарасова в очередной раз активизировали, он обвиняет нас в том, что мы не опубликовали обещанные материалы, связанные с Шаумяном. Речь идет о найденных нами документах, свидетельствующих о том, что этот палач состоял в партии «Дашнакцутюн», и ему были даны определенные поручения в связи с созданием Восточно-Армянского Анатолийского государства, и он не был расстрелян. Но это вовсе не так, проармянский автор просто не в курсе наших изданий или же сознательно вводит читателей в заблуждение. Соответствующие материалы на русском языке мы опубликовали в десятках публикаций — книгах, брошюрах, выпустили 4 тома документов. Так, опубликован документ от 1908 года о том, что Шаумян входил в бакинский комитет партии «Дашнакцютюн».

Будем отвечать по порядку. Прежде всего, хочу довести до сведения уважаемого господина Махмудова, что автор этой статьи свободно читает, пишет, а иногда и думает на азербайджанском языке, также владеет турецким и некоторыми другими восточными языками. Но о выступлении Махмудова на брифинге в штаб-квартире партии «Ени Азербайджан» он прочитал по-русски на одном из бакинских информационных сайтов. Это первое. Второе. В своих публикациях автор не раз ссылался на реально существующий архив царской охранки, согласно которому Степан Шаумян никогда не числился в списках членов партии «Дашнакцутюн», а проходил по разряду «большевиков». Это исторический факт. Точно так фактом является и то, что пришедшие к власти в Баку после отставки Совнаркома деятели Центрокаспия обвиняли Шаумяна в «сотрудничестве с дашнаками». Вот почему академик должен был грамотно провести идентификацию исторического источника, на который он ссылается, квалифицированно — как и полагается историку — сделать экспертизу его происхождения, если, он, конечно, вообще существует. К тому же переписка Шаумяна с Кремлем по этому поводу давно опубликована. Правда и то, что Шаумяну «были даны определенные поручения в связи с созданием Восточно-Армянского Анатолийского государства». Но кем? Уважаемый директор Института истории НАНА, прочтите внимательно текст большевистского декрета «О Турецкой Армении», и Вы обнаружите, что исполнение позиций этого документа поручалось исполнять чрезвычайному временному комиссару по делам Кавказа Степану Шаумяну. Как видите, это ария совсем из другой исторической оперы.

Третий сюжет. «20 сентября 1918 года не были расстреляны все преступники, известные под именем «26», — говорит Махмудов. — Судебно-медицинская экспертиза установила, что одним из трех лиц, чьи останки не были идентифицированы по возрастному принципу, является именно Шаумян. Особый интерес вызывает ряд архивных документов. Так, накануне расстрела «26» предпринимались попытки обмена Шаумяна и других военнопленных на членов союзной миссии. Одним из авторов идеи «обмена», по некоторым данным, был сам Шаумян. Из другого документа следует, что в течение 10 дней — в период с 20 сентября по 1 октября 1918 года, то есть уже после расстрела «26», Шаумяну в Красноводской тюрьме предоставлялся продовольственный паек в размере 1,5 рубля, доведенной затем до 2 рублей. Интересно, что в списке получавших продовольствие вторым после Шаумяна значится Анастас Микоян. Как получилось, что Шаумян и Микоян избежали расстрела в туркменской пустыне?».

И вновь все по порядку. После большевизации Закаспия была создана специальная комиссия ВЦИК по опознанию останков комиссаров в местечке Ахча-Куйма. Ее возглавляет чекист Я. Х. Петерс. В 1925 году в период начала официального расследования «дела 26» в Баку специально для изучения архивных материалов и встреч с возможными свидетелями выезжали высокопоставленные чекисты Дзержинский и Кедров. При вскрытии предполагаемого места захоронения 26 комиссаров были обнаружены чьи-то человеческие останки с отрубленными головами. На место для опознания трупов вызываются родственники комиссаров. Однако они никого не признали. Тем не менее было принято решение «торжественно захоронить» комиссаров в Баку. Специалисты-историки давно знали, что в Баку могли быть захоронены вовсе не комиссары, но этой акции придавалось огромное символическое политическое значение. Точно так же, как и цифре 26. В бакинском Совнаркоме комиссаров (министров) было всего десять человек, а Микоян таковым никогда не являлся. Господин Махмудов, Вам известно об этом, ведь рассуждения о том, что в Баку при вскрытии могилы не обнаружили тел Авакяна, Шаумяна и Амиряна, выглядят как-то странно.

Другое дело, что в Баку продолжают циркулировать слухи о «таинственном исчезновении комиссаров в Индии». Анастас Микоян в своих мемуарах, например, писал, что, будучи в Индии с официальным визитом, он интересовался, запрашивал местные власти о «деле 26». Это была информационная утка, на которую «попались» по понятным причинам бакинские историки. Не случайно академик Махмудов рассказывает, что «для исследования дела мы послали в Индию сотрудника института Нигяр Максвелл, которая выяснила, что ни Микоян сам, ни его сын Серго не прошли регистрацию в этом архиве». На этом направлении необходимо прикладывать серьезные исследовательские усилия, а не заниматься политическими спекуляциями. Но чьи аргументы сегодня повторяет академик Махмудов? Попробуем разобраться.

11 сентября 1941 года во дворе изолятора орловской тюрьмы был расстрелян Вадим Чайкин, бывший член ЦК партии эсеров, избранный по партийному списку в Учредительное собрание от Туркестана. Он заявлял, что знает подлинную историю гибели «26». По его словам, они не были расстреляны. Возникал вопрос: откуда взята эта информация? Дело было в том, что весной 1919 года по заданию ЦК партии эсеров Чайкин проводил расследование обстоятельств «таинственного исчезновения бакинских комиссаров». Он встречался с представителями британского командования в Закавказье и в Закаспии, членами закаспийского правительства, лидерами отдельных бакинских партий. Первоначально итоги этого расследования были опубликованы осенью 1919 года на страницах издававшейся в Баку эсеровской газеты «Знамя труда». И сразу разразился большой скандал. Чайкин «доказывал», что непосредственным организатором расправы над комиссарами являлся глава британской военной миссии в Ашхабаде Реджинальд Тиг-Джонс. По Чайкину, после того, как убийство 26 безоружных людей, которых якобы взяли для вывоза в Индию, было совершено на глухой станции в Закаспии, генерал Томсон помог бежать одному из видных участников убийства, некоему Дружкину, в Тифлис. Обращения Чайкина к английскому генералу Маллесону и к английскому генералу Мильну ни к чему не привели. Откликнулся только министр иностранных дел Грузии Гегечкори, который якобы обязался не выпускать Дружкина из Грузии.

В это время комитеты русских и грузинских социалистов и русских закавказских меньшевиков, которых большевики на страницах своих печатных изданий обвиняли в участии в расправе над бакинскими комиссарами, подписали совместное заявление, обсуждающее «образ действий английских военных властей». К инициативе Чайкина быстро подключилась и Москва. Наркомат иностранных дел, ссылаясь на материалы Чайкина, заявил протест Лондону. Через тему «26» начала раскручиваться антибританская внешнеполитическая интрига. В 1922 году материалы Чайкина были изданы отдельной книгой «К истории российской революции. Казнь 26 бакинских комиссаров». Это издание примечательно и тем, что на его страницах впервые географически обозначается место предполагаемой расправы над комиссарами — перегон Ахча Куйма Закаспийской железной дороги. Указывается и конкретный свидетель, который предоставил Чайкину эту информацию, — известный русский тюрколог, арабист, археолог, комиссар по иностранным делам Закаспийского правительства Лев Зимин. Именно он ввел в интригу сюжет: в расправе над «26» были заинтересованы представители Закаспийского розыскного бюро и представитель миссии Великобритании в Закаспии, который, по версии Зимина, «был большевиком, тайным эмиссаром Москвы».

В ноябре 1919 года Зимин переезжает в Баку, где работает на кафедре арабистики в Азербайджанском университете. Он рассчитывает, что может выступить в роли чуть ли не главного свидетеля международного судебного процесса по «делу 26», о подготовке к которому заявил Кремль. И что же? В апреле 1920 года в Баку совершается большевистский переворот. 3 мая Зимина арестовывают и в тот же день расстреливают, а версия трагедии, предложенная Чайкиным, приобретает официальный статус. 1922 год. В Москве готовится политический процесс по делу партии эсеров. Ленин предлагает включить в качестве одного из пункта обвинений «участие эсеров в расправе над комиссарами». Однако европейские юристы, приглашенные на этот процесс, требуют фактических доказательств. Их у Кремля нет. Пункт обвинения быстро снимается. Допрашиваются десятки свидетелей. Чуть позже Камерон в своей докладной записке отметит, что «обстоятельства вывоза из Баку комиссаров и их исчезновения так и не были выяснены до конца». Вот чем бакинским историкам, и не только им, следовало бы серьезно заняться.