К вопросу о «социальных дебилах»: либо мы победим ВШЭ, либо ВШЭ победит нас

«Чу́дище о́бло, озо́рно, огро́мно, стозе́вно и ла́яй»

На днях ректор Высшей школы экономики Ярослав Кузьминов выступил с речью, за которую его живо анафематствовали пользователи Сети.

«Фактически мы выпускаем социальных дебилов, то есть людей, которых могут «развести» в важнейших для них вопросах: трудоустройстве, продаже своей квартиры, взятии кредита…» — заявил Кузьминов на встрече с журналистами.

В своей речи он обрисовал проблему имеющегося подхода к образованию, не успевающего за требованиями времени и не дающего человеку компетенций, необходимых даже для выживания в современном мире. Ректор ВШЭ также указал способы, способные, по его мнению, помочь преодолеть ситуацию. Комментаторы в интернете поспешили разразиться критикой за грубую форму, в которую ректор облек свою мысль, и во многом их недовольство было обоснованно. Однако не во всем: не лежащее на поверхности, но тем не менее рациональное зерно в построениях Кузьминова тоже имеется.

Действительно, за последние 30 лет мир сильно изменился. Эпоха, в которую мы живем, действительно, близится к цифровизации. Разумеется, человек должен свободно ориентироваться в новых реалиях, и образование должно ему в этом помогать. Это — то самое рациональное зерно. А дальше начинается нечто вроде «экономической мистерии».

Недопустимо для гражданина страны, претендующей на лидирующие позиции в мире, быть беззащитным и наивным. Но к чему приведет экстраполяция подхода «защищайся — или погибнешь» как основного? И должен ли россиянин постоянно пребывать в состоянии «все вокруг жулики»? Следующим шагом в этом направлении непременно будет правовой нигилизм и соответственный рост числа тех, кто готов проявить навязанный стереотип деструктивного поведения. Может быть, меры по отлову и размещению на нарах аферистов, нечестных работодателей и продавцов будут более эффективны? А в ученике школы и вуза стоит воспитывать здоровое презрение к нарушителям закона, что требует целенаправленного прищучивания таковых нарушителей? И тут мы получаем от ректор ВШЭ исчерпывающий ответ:

«Мы людей не предохраняем от манипулирования ими в ключевых вещах. Это было возможно в Советском Союзе, где человек рассматривался как винтик и всё ему было предписано, но сейчас человек работает на рынке, он сам несёт за себя ответственность, и мы его обязаны обучать».

В Советском Союзе были и спекулянты, и мошенники, но никто не предполагал их легальное существование в рамках специально отведенного для этого места, названного ныне «рынком», еще и наделенного сакральным значением, способным определять всю жизнедеятельность общества. По сути, главная мысль всего пассажа Кузьминова сводится к тому, что жизнь каждого человека неразрывно связана с областью, где его непременно попытаются обмануть. В силу «объективного закона». Но если так, то совершенно логично, если наибольшая часть или даже вся деятельность фундаментального и профессионального образования сводится к минимизации получаемого на рынке ущерба, а еще лучше — к умению в него вписаться. Один из эффектов такого подхода связан с выводом из того факта, что жертвой быть вообще никто не хочет, даже с минимальными издержками. И если нет другого выбора — то зачем специально учиться на квалифицированного потребителя, сиречь жертву рынка? Не проще ли выйти на качественно новый уровень — например, в данной аналогии, хищника? Такого рода вилка, построенная на исходной логической ошибке рассуждения, предполагает мегарыночную модель, при которой в обществе все без исключения являются предпринимателями, включая высшую администрацию с президентом как поставщиком президентских услуг.

То, что перечислено у Кузьминова в качестве модели, напоминает известного представителя животного мира, однако это не волк, а рыба-прилипала, не способная кормиться сама, но кушать только то, что не доела акула, к которой удалось прикрепиться. Действительно, модель человека в СССР, походя заклейменная ректором ВШЭ, совершенно не вяжется с эдаким приспособительным прилипальским механизмом. Проблема с человеком в СССР была не в том, что он «был винтик», а в том, что он был суперзащищен и потому не обладал достаточной инициативностью. Но отсюда не следует, что создав условия полной незащищенности, можно получить человека инициативного. Даже с предлагаемыми навыками защиты.

Образ человека в исполнении нынешней российской системы образования задал еще предыдущий глава минобра Ливанов, заявивший, что если задачей образования в СССР было воспитание человека-творца, то сейчас нужно растить квалифицированного потребителя. Поэтому то, что говорит Кузьминов, — это мнение, вписанное в продолжающуюся тенденцию. Образ человека в этом случае — новое издание «совершенно свободного предпринимателя», кого-то, потерянного для научной, производственной и культурной сферы. На низком уровне это тот самый торговый агент, считающийся столь презренной фигурой, низшим уровнем профессионального падения. А «раскрутившись и приподнявшись», он уже принимает образ пресловутого эффективного менеджера, который так весело пускал под нож всю экономику России в 90-е. И в том, и в другом случае польза для страны от подобного гражданина сомнительна, а ценность выражается отрицательной величиной (кроме того случая, когда его надо использовать в качестве экономического диверсанта). И что же предлагается? Оснастить его новыми компетенциями — и будет почти как человек. «Я пришью ему новые ножки, он опять побежит по дорожке». Эта модель уже доказала в новой России свою полную неэффективность, выразившись в страшном падении производственной и хозяйственной сфер. Случилось ли это потому, что не хватало определенных компетенций — или сработала исходная установка?

Возвращаясь к тезису Кузьминова о «социальных дебилах». Для исправления ситуации ректор ВШЭ указывает три направления развития. Первое из них — цифровая культура, предполагающая умение работать с большими данными, вести поиск, отбирать нужную информацию в потоке данных… Эта компетенция во многом повторяет в его высказывании вторую — работу с большими данными. И, наконец, третье — коммуникации, или компетенция в области презентаций.

Развивая логику Кузьминова, гнаться за требованиями рынка — это нормально. Обладающий описанными им компетенциями человек может быть кем угодно. А вот не обладая при этом профессиональными знаниями и навыками, он обречен вечно гнаться за требованиями рынка и никогда не стать его драйвером. Что уж тут говорить про опережающее развитие.

Наглядной иллюстрацией такой погони в области образования служит диспут, прошедший в конце сентября в калининградском университете в рамках XXI семинара конференции Проекта 5−100. Екатерина Бабелюк, первый проректор по учебной, внеучебной и учебно-методической работе СПбГУ рассказала, что в её вузе ориентируются на запрос работодателя, и поэтому способны как-то планировать учебную деятельность под профиль того, кто делает заказ на специалиста. Этой понятной и стратегически оправданной позиции, хотя и не полной, но хоть как-то пытающейся спланировать образовательную деятельность, противостоит другая, высказанная заместителем министра образования и науки Людмилой Огородовой. В своей речи Огородова утверждала правильную вещь: нужен междисциплинарный подход, образование должно не готовить кадры для рынка, а стать драйвером его развития. Этот тезис, однако, входит в противоречие со следующим её высказыванием о том, что возникающие на рынке потребности должны находить быстрый отклик в образовании. Тут уж не до драйверства: ты или подстраиваешь, или подстраиваешься.

Намерение ориентироваться на «потребности» требует одного базового условия: определить их и убедиться, что это именно то, что соответствует реальности, не являясь фантазией недобросовестного философа от экономики. Действительно ли потребность в рынке — одна из базовых у человека как homo sapiens? Беда и следующая из неё неспособность завершить хоть одну из государственных программ в области образования имеет под собой именно этот ошибочный тезис о необходимости подготовки людей к жизни в условиях рынка, который управленцы от образования почему-то принимают как данность. Рынок совершенно необходим торговцу, но общество не должно состоять на 100% из торговцев. Или военных. Или управленцев. Любой такого рода перекос смертелен для общества, и это знали уже в глубокой древности.

А вот то, что у человека точно есть и является научно доказанным, это базовая потребность в смысле, в личностном росте, который достигается в противостоянии сопротивлению неорганизованной среды, ждущей человеческого участия. И если где-то такое противостояние и достигалось конкуренцией всех против всех, хотя по сути этого не было никогда и ни в одном нормальном обществе, то в русской традиции этот мотив выразился в освоении новых земель, благодаря чему Россия до сих пор является территориально крупнейшей державой. Вдумчиво вживаясь в Россию, русский человек создавал те шедевры культуры и техники, которыми мы живы до сих пор. При этом наш предел цивилизационного обустройства собственной страны ещё далеко не достигнут, работы там может хватить на сотни лет. Вместо этого человеку в будущей РФ предлагают бесконечно чесать «большие данные» в попытке уловить тренд — что сейчас моднее, селфи или спинер? Нужно ли то или другое — неважно: как говорит один политический авантюрист, не рефлексируйте, распространяйте. Так во что превращается первая компетенция, как не в пафосное описание мастерского умения рыться в интернете?

«Вторая компетенция, которую я выделил бы, — это работа с большими данными», — говорит Кузьминов.

Однако это — служебное умение, его назначение — помочь при оценке основного направления работы. Так с какой целью превращать его в самоценность, затмевая отсутствие направления, в котором знания должны восприниматься и применяться? Как известно — использование инструмента определяется целью. Какова же она?

«Если мы хотим обратить на себя внимание, то должны быть заметными. Следовательно, [нужно развивать] компетенции в области дизайна, в области презентаций и просто коммуникационные вещи», — уверен Кузьминов.

Да — нужно. Однако стоило бы исходить из того, что умение в области коммуникаций достигается не только средствами презентации, а глубоким знанием темы, на которую эта коммуникация предполагается. В данном же перечне мы видим разве что Незнайку, неспособного коммуницировать ни на какую тему, поскольку ни в одной он не является специалистом — кроме, пожалуй, самопрезентации.

«Этот Незнайка носил яркую голубую шляпу, желтые, канареечные, брюки и оранжевую рубашку с зелёным галстуком. Он вообще любил яркие краски. Нарядившись таким попугаем, Незнайка по целым дням слонялся по городу, сочинял разные небылицы и всем рассказывал», — писал Николай Носов в книге «Незнайка и его друзья», как сейчас видно, пророчески и теперь совсем не смешно. Только нынешний Незнайка рассказывает о «глобальном потеплении» и «астероидной опасности».

Конечно, известны случаи, когда человек обладал знаниями, но был неспособен донести их до окружающих. Хотя более показательная и чаще встречающаяся ситуация — это люди вроде Альберта Эйнштейна и Нильса Бора — выдающихся учёных, обладающих к тому же существенной личной харизмой. А харизму (включающую и умение презентации) им давала осознанная увлеченность своим предметом и его глубокое знание.

Всё перечисленное ректором ВШЭ действительно важно в качестве дополнительных навыков, того, что должно помочь обнаружить и выразить основное содержание. Автомобиль может быть очень красив и потрясающе комфортен, сделан из отличных материалов, но при отсутствии двигателя он совершенно бесполезен. Образ именно такого автомобиля возникает из слов ректора ВШЭ. Что же в таком случае он считает «двигателем»?

Английский язык, знания в области финансов и права, также упомянутые как основные, снова укладываются в предыдущую логику. Да, важно, да, предполагает на выходе ответственного субъекта. Но… Всё так же служебно, не несет само по себе ни малейшей смысловой нагрузки и, как начинает становиться понятным, этот подход принципиален. Поскольку смысловая нагрузка даруется божеством по имени рынок, а собственное содержание лишь помешает некритически относиться к его воле. Понятие рынка всё равно остается центральным, тем, на что надо ориентироваться всем и всегда. А взаимное непонимание как раз и происходит из-за отсутствия договоренности в толковании воли божества. Результат абсолютно предсказуем. «Никакой ветер не будет попутным, если не знаешь, куда плыть», — мог бы подсказать реформаторам Сенека. Потому и самые благие намерения в образовании никак не могут воплотиться во что-то зримое и достойное, оставаясь пожеланиями посреди мечущегося океана рыночной стихии.