Китай

«После Великой рецессии, кризиса еврозоны, пактомании зашедших в тупик торговых сделок, усиления конфликта между Россией и Западом, восстаний против европейских политических элит и, наконец, Brexit'а стало ясно, что глобализация выдыхается. Тем не менее мало кто ожидал, что ее противники завоюют главный приз (Белый дом) так скоро.

Мировые державы теперь стараются реагировать на смену парадигмы — избрание Дональда Трампа в качестве президента Соединенных Штатов. Премьер-министр Японии Синдзо Абэ неоднократно выражал озабоченность по поводу его потенциального президентства и демонстративно встречался только с Хиллари Клинтон перед выборами. Европейские лидеры были более толерантными: канцлер Германии Ангела Меркель даже рассмотрела условия работы с Трампом. А русские, казалось, прямо-таки ликовали; в поздравительной ноте президент России Владимир Путин написал, что победа Трампа может принести «конструктивный диалог между Москвой и Вашингтоном на принципах равенства, взаимного уважения и реального рассмотрения», — цитирует Кремль издание Foreign Affairs.

«Но настроения по этому поводу, возможно, самой весомой современной силы — Китая — остаются несколько неясными. Во время кампании Китай был главной мишенью недовольства Трампа (критика торговли). Тем не менее, скорее всего, выход Трампа из торгового соглашения Транстихоокеанского партнерства (ТТР) принесет Китаю скорее пользу. И по понятным причинам, антиинтервенционистские настроения и перспективы Трампа во внешней политике как раз очень подходят китайцам. В настоящее время существуют признаки того, что Пекин все еще шлифует результаты своего развития и калибрует свой ответ. В новую эру (открытую победой Трампа) китайцы имеют больше всего шансов на то, чтобы выиграть… или проиграть», — пишет издание Foreign Affairs.

Эдвард Люттвак в своей последней книге сравнивает Китай с Германией образца начала XX века — до Первой мировой войны. Немцам тогда, чтобы победить, считает Люттвак, надо было сделать одну вещь — не воевать. По развитию Германия превосходила Англию, Францию и Россию. Китай напоминает тогдашнюю Германию. И китайцы также начинают вести себя соответственно, считает ученый.

Вполне понятны амбиции Китая стать фигурой номер один в глобальном масштабе. Историческая концепция Китая подразумевает китаецентричную модель: есть Китай, а все остальные — либо вассалы, либо варвары. Так было всегда, и менять что-либо китайцы пока не намерены. Но именно чрезмерная самоуверенность, «великодержавный аутизм» — неспособность адекватно отвечать на вызовы современного окружающего их мира — и погубит китайцев, считает Люттвак. А посему всем остальным, исходя из данной логики, необходимо объединяться в разнообразные «Тихоокеанские сотрудничества», куда не стоит приглашать Китай.

Это начинают чувствовать окружающие Китай страны: Индия, Бирма, Лаос, Вьетнам, Индонезия, Филиппины, Южная Корея, Япония. Все эти страны до недавнего времени принадлежали к орбите США. Чтобы круг замкнулся, не хватает… — правильно, России.

Дальнейшие шаги второй по величине экономики мира могут обозначить путь к процветанию либо стагнации и даже к войне или миру.

Глобализация началась как достаточно невинная концепции в 1970-е годы: мир становится все более связан через торговлю, инвестиции, путешествия и информацию. Но после окончания холодной войны в него была введена идеологическая составляющая: глобализм. И теперь их вряд ли можно разделить.

Глобализм уходит своими корнями в неолиберальную доктрину Вашингтонского консенсуса, который был инициирован в США первым президентом после холодной войны Биллом Клинтоном и последовательно практиковался администрациями Джорджа Буша и Барака Обамы. Он представлял собой мир, непрерывно движущийся к принятию единого свода правил и стандартов в области экономики, политики и международных отношений. Национальные границы постепенно теряли свою актуальность, а порой и исчезали в буквальном смысле. Культурные различия уступали место «общечеловеческим ценностям». Выборная демократия и рыночный капитализм распространялись по всему миру. В конце концов, все страны должны были регулироваться более или менее одинаково.

Процесс необходимо было только подкрепить твердой или мягкой силой Соединенных Штатов. Согласно этой логике, потомки неолиберализма — неоконсерваторы, а затем и либеральные интервенты — втянули Америку в войну в Афганистане и Ираке. И в этом-то и заключается проблема; глобализм был троянским конем. Он питался глобализацией, превращая ее в силу, которую, казалось, невозможно остановить, пока она сама не рухнула под тяжестью собственной спеси.

На Западе ведущие «ученики» глобализма стали наибольшими выгодополучателями. Богатство и власть оказались сосредоточены в верхней прослойке — среди владельцев капитала, которые одобрили свободную торговлю, мультикультурализм, многосторонние учреждения и даже смену режимов и государственного устройства в зарубежных странах. Но их видение вредит подавляющему большинству населения. Спустя всего одно поколение после победы в холодной войне Соединенные Штаты увидели, как их производственная база оказалась разрушена, инфраструктура пришла в негодность, система образования скатилась в пропасть, и весь этот «общественный контракт» превратился в прах.

Помимо экономического ущерба, изменения социальных ценностей и распространение глобализма поставили под угрозу социальную сплоченность. Политолог Роберт Патнэм объяснил этот процесс в своей книге «Боулинг в одиночку», где описал крах американских общин. Другими словами, во имя глобализации американские элиты просто строили империю за счет собственного народа.

То же самое произошло в Европе. Технократы в Брюсселе вместе со своими союзниками в национальных столицах, с головой ушедшие в постоянно расширяющийся Европейский союз, отодвинули на задний план интересы простого народа в государствах-членах. В некоторых европейских странах безработица среди молодежи достигла 50% и остается на этом уровне.Теперь глобальные элиты постепенно оказались свергнуты в тот же ящик для голосования, который еще недавно использовали для поддержания своего господства.

Китай (больше, чем какая-либо другая развивающаяся страна) извлек выгоду из процесса глобализации. Он совершил преобразование — из бедной аграрной экономики в ведущую промышленную державу, вытащив за все время подъема более 600 миллионов людей из бедности. Тем не менее Китай предпочел взаимодействовать с глобализацией на своих собственных условиях: извлекая выгоды из взаимодействия и в то же время решительно отвергая глобализм. В свою очередь, Китай смог укрепить свою однопартийную политическую систему и открыть рынок в соответствии со своими национальными приоритетами развития.

Возможно, отреагировав очень эмоционально, Трамп принялся обвинять Китай в слишком многих недугах Соединенных Штатов. Это кажется совершенно несправедливым. Китайские лидеры просто проявляют свою ответственность и делают то, что считают лучшим для своего народа. Они были бы неправы, если бы так не делали. Но можно понять и Трампа, который хочет делать то, что лучше для американского народа, согласно лозунгу «Америка прежде всего».

Вместо того чтобы упираться, Китай должен рассматривать это как возможность. Пробуждение значительной части американского народа не следует рассматривать как огульный отказ от Китая или как предтечу неизбежных фундаментальных конфликтов. Опыт Китая, скорее всего, следует рассматривать как урок — как самим Соединенным Штатам включиться в новую эру.

Урок проходит в важный момент. Лидеры общественного мнения в Китае, как правило, получают информацию о Соединенных Штатах от американской элиты [или из продажной прессы]. Таким образом, они так же отключены от прессы Центральной Америки, как и сами центральные редакции США и их мозговые центры. Таким образом, они тоже обречены считать сторонников Трампа «deplorables» — расистами, необразованными людьми и женоненавистниками. И это было бы серьезным просчетом.

Китаю лучше посмотреть в зеркало, чтобы понять, каким образом Соединенные Штаты и Европа могут измениться навсегда. Китайцы были одним из самых громких голосов, которые критиковали стригущих под одну гребенку глобалистов и призывали страны мира завоевать возможность осуществлять свои собственные пути развития. Глава Китая Си Цзиньпин сказал знаменитую фразу: «Понять, хороша ли обувь, можно только нося ее». Трамп, кажется, готов примерить обновку на Америку. В то же время не интервенционистский подход Трампа к миру (он подчеркивает, что это «опасная идея — думать, что мы могли бы сделать демократии из стран, которые до этого не имели никакого опыта или интереса в том, чтобы стать демократией западного типа») должен скорее воодушевить китайцев.

Без сомнения, конфликты будут. Ведь Трамп преследует американские национальные интересы. Но его «обиды» заслуживают внимания Китая и требуют должного уважения. Если, к примеру, Трамп будет менее дружественным к Китаю в вопросах торговли, Китаю необходимо проявить определенную степень сдержанности. Если он будет отвечать «зуб за зуб», эскалация и риск геополитического конфликта станут вполне реальными. В таком случае и Китай, и Соединенные Штаты только потеряют.

Китайские лидеры должны доказать свою многолетнюю мудрость, они должны увидеть беспрецедентные возможности для реализации общих интересов с Америкой Трампа.

Идеи Китая принципиально совместимы с мировоззрением Трампа. Сильные суверенные государства имеют первостепенное значение для функционирования международной системы. Должен быть признан примат культуры, а соблюдение единых предписанных правил никогда не должно иметь приоритета над национальными соображениями. Многосторонние институты, кроме того, не должны быть использованы для подавления двусторонних обязательств, когда двусторонние соглашения объявляются менее эффективными. Все эти заявления в равной степени могут быть озвучены и Трампом, и Си.

На практическом уровне существует широкий политический спектр, который мог бы принести пользу как Соединенным Штатам, так и Китаю. Одна из наиболее важных инициатив Трампа — восстановление дряхлой инфраструктуры Америки. Он пообещал выделить на эти цели один триллион долларов, возможно, этого даже будет недостаточно. Это похвальная цель, которая бы влила в экономику США столь необходимую жизненную силу, создав рабочие места — за счет строительства новых дорог, аэропортов и плотин (и модернизации уже существующих).

Сильному Китаю следует научиться протягивать руку помощи даже бывшему врагу. Такой вариант развития событий был бы выгоден всем. Но, похоже, элита Китая далека от этого христианского принципа, она мертвой хваткой вцепилась в устаревшие и изжившие себя принципы изоляции и отвергает даже намеки на принятие новой стратегии.

Но, возможно, ждать осталось не так долго. По оценкам социологов, Китай может стать крупнейшей протестантской страной уже к 2021 году и крупнейшей христианской — к 2025 году. В апреле 2016 года Си Цзиньпин заявил, что религия должна приспосабливаться к существующему социальному порядку Китая и принять руководство партии. Он с подозрением относится к гражданскому обществу и видит в христианстве угрозу. Ведь это самая большая сила в Китае за пределами коммунистической партии. Социологи считают, что значительное увеличение числа христиан в Китае обусловлено «эволюцией» более образованных людей, которые испытывают «культурную несовместимость» с традиционной азиатской культурой и производственно-технологической современностью, что приводит к духовной депривации, на которую только христианство в состоянии ответить. И в этом смысле бунт разгневанного маленького человека-христианина в Китае может оказаться совсем не за горами.