Во французской газете Le Figaro журналист и эксперт по международным отношениям Жан-Клод Гайи подметил, что налицо процесс формирования взаимозависимости между различными кризисами, и каждый из этих кризисов становится сложнее и опаснее. При этом он связывает воедино кризисы на постсоветском пространстве, в первую очередь, украинский с сирийским. А когда в апреле в Нагорном Карабахе началась война, то она в широком геополитическом контексте также воспринимается в качестве одного из звеньев этой цепочки.

Александр Горбаруков ИА REGNUM

В отношении Сирии сначала был запущен многоэтапный женевский процесс, который сменился лозаннским, на Украине идет «минский процесс», работает так называемый «нормандский формат», а в отношении нагорно-карабахского урегулирования уже много лет ведет посредническую миссию Минская группа ОБСЕ. И ничего. Когда вспыхнул украинский кризис и стали предприниматься интенсивные дипломатические попытки его урегулирования из-за опасения, что «ставится под угрозу безопасность Европы», Баку выступил с упреками в адрес мирового сообщества с тем, что оно «не уделяло и не уделяет столь повышенное внимание к проблемам урегулирования нагорно-карабахского конфликта». Но вскоре, как пишет Гайи, Украина «перестала быть приоритетом западных правительств». Баку также это почувствовал. Украина решила обострить ситуацию в юго-восточных областях страны, а в зоне Нагорного Карабаха началась война. Так началось «сталкивание» сразу трех кризисов — украинского, нагорно-карабахского и сирийского с расчетом на активное участие или вовлечение в них Запада.

Но произошло то, на что не рассчитали в Киеве и в Баку. По мнению турецкой Star gazete, весной нынешнего года, в момент обострения ситуации на Украине и в Нагорном Карабахе, «практически вся Европа рассматривала, в частности, украинский кризис, совпавший с нагорно-карабахским, как поле более масштабной борьбы с Россией, чем Сирия». Только потом пришло понимание того, что «большой бой США и их партнеры ведут чужими руками все же в Сирии», а не на Украине или в зоне нагорно-карабахского конфликта. Украинский кризис тогда приглушили через минский процесс, а итоги апрельской войны в Нагорном Карабахе показали, что Россия по-прежнему способна формировать, определять механизмы и уровень своей внешней вовлеченности в ситуации конфликтного и постконфликтного урегулирования, при условиях поддержки деятельности существующих многосторонних форматов, например, Минской группы ОБСЕ. Более того, в кризисной цепочке — Сирия — Украина — Азербайджан последний через венские и санкт-петербургские соглашения, предусматривающие введение системы мониторинга на линии соприкосновения конфликтующих сторон в Нагорном Карабахе и появление там института международных наблюдателей, выводится из «большой игры». А после примирения между Москвой и Анкарой Баку лишился турецкого тыла с его прежними характеристиками.

По мнению турецких экспертов, это стало возможным из-за непоследовательной политики США на Ближнем Востоке с «непонятными целями». Сначала Вашингтон принял активное участие по подписанию венских соглашений с Ираном по его ядерной программе, что, по мнению тех же экспертов, была направлено на то, чтобы «заполучить Иран в противовес интересам Турции». В Сирии Вашингтон выстраивал противовес альянсу Дамаск — Тегеран — Москва «с кем угодно, но только не с Анкарой». Точно также и в Ираке стал просматриваться альянс Багдад — Тегеран — Вашингтон, что пошатнуло возможности союза Анкары с Эрбилем. Но США не столько обрели Иран в качестве союзника, сколько стали терять доверие со стороны Турции и других своих традиционных союзников на Ближнем Востоке.

Поэтому стремление Турции встраиваться в альянс с Россией выглядит как естественный, но в общем-то вынужденный шаг, когда, по словам турецкой газеты Hürriyet, «Турции приходится воевать сразу на территориях двух соседних государств — в Сирии и в Ираке». Поэтому ресурсы Анкары оказывать прежнюю поддержку Баку имеют ограниченный характер, что вынуждает его — прямо на ходу — проводить переоценку ситуации.

Что же касается Украины, то после состоявшихся переговоров в «нормандском формате» в Берлине о ситуации в Донбассе, когда президент Украины Петр Порошенко поднял тему появления на юго-востоке страны вооруженной полицейской миссии Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), и лидеры Германии, Франции и России эту позицию не отвергли, появляется впечатление, что Киев пытается «сбросить» со своих плеч Донецк и Луганск через интернационализацию конфликта. Отметим и то, что президент России Владимир Путин также говорил о необходимости использовать нынешнее председательство Германии в ОБСЕ для того, чтобы активизировать проработку этого вопроса. Кстати, вопрос о появлении международных миротворцев стоит в повестке и переговорного процесса по урегулированию нагорно-карабахского конфликта.

Ясно, что появление миротворцев на Украине и в Нагорном Карабахе будет означать введение так называемого переходного периода и, как показывает исторический и политический опыт, он не ведет к снятию противоречий между «сепаратистами» и «центром», а часто и к их обострению. Это понимают в Баку, но этого — по разным причинам — не желают понимать в Киеве. Это их как раз и разъединяет. Баку по своему уже прошел фазу интернационализации нагорно-карабахского конфликта и его дальнейшие решения будут зависеть от проявления политической воли, если есть желание для достижения политически взвешенного разрешения нагорно-карабахского конфликта. Но бурно развивающиеся события на Ближнем Востоке, в частности, в Сирии и в Ираке, могут внести серьезные коррективы в большую региональную международную конъюнктуру.