Проблемы ЕАЭС и Союзного государства: вопрос вовсе не в газе
То, о чем много раз говорили эксперты, — нерешенность многих идеологических и фундаментальных проблем евразийской интеграции, в очередной раз было продемонстрировано белорусско-российским газовым конфликтом. Мы далеки от того, чтобы становиться в этом споре на чью-то сторону. Потому что главное, при всех имеющихся проблемах и недостатках, чтобы мы — все страны Евразийского экономического союза — шли ко все более полной и плотной, взаимовыгодной экономической и политической интеграции. Однако это нельзя делать, если не говорить об имеющихся проблемах и не пытаться их решить.
Что показал, будем надеяться, завершившийся газовый конфликт? Он показал, что обе стороны допустили свои ошибки. Ошибка Москвы состоит в том, что экономическая интеграция постсоветского пространства до сих пор висит в воздухе. Она не имеет четкого идеологического и политического смысла — во имя чего? Просто, чтобы было дешевле и взаимовыгодно торговать — слишком мало для людей, выросших в Советском Союзе. Нужны более светлые, системные и понятные всем странам идеи — во имя чего торговать? Во имя чего иметь общие цены на газ, нефть и т.д. Почему торговать именно друг с другом? Ради каких вещей можно идти навстречу друг другу, а что считать иждивенчеством или шантажом?
И, несомненно, что, так как мотором евразийской интеграции выступает Москва, то все страны постсоветского пространства именно от Москвы ждут четкой, ясной и понятной как элитам, так и простым людям идеологической программы евразийской интеграции. Но — будем откровенны, ее пока нет. Да и как она может быть для внешних стран, когда Россия не имеет такой идеологической программы для самой себя, ограничившись пока только идеей патриотизма? Белые и красные — все были патриотами России и имели свои патриотические программы. Но одна была для помещиков и крестьян, собственников средств производства и угнетаемых, а вторая — для равноправных слоев общества. Так и здесь: хорошо, что сказано первое слово — патриотизм. Но далее необходимо продолжение — какой патриотизм, какое общество мы строим. И тут пока, к сожалению, пока больше вопросов и неясностей.
Но эта же внутрироссийская идеологическая неопределенность самым прямым и непосредственным образом влияет и на проект евразийской интеграции — если у нас нет четких идей на свое будущее развитие, то мы и другим не можем указать на него. И опять-таки здесь можно провести полную аналогию с СССР. Почему Советскому Союзу было легко говорить с другими странами и элитами? Потому что СССР мог сказать — смотрите, как у нас, и мы хотим чтобы так было у вас — равенство, бесплатная медицина и высшее образование и так далее, поэтому давайте торговать и сотрудничать в едином соцлагере. Сейчас этого нет.
У Белоруссии проблемы другие. Устаревшая дотационная экономическая модель тянет все государство вниз и не дает развиваться. Поэтому приходится искать деньги по всем азимутам — Китай, МВФ, Россия. Но какой в этом смысл, если они уйдут все равно на проедание, а не на системное изменение ситуации? Вот и сейчас — хорошо, что Москва пошла навстречу Минску и согласилась снизить цену на газ после уплаты имеющегося долга со 130 до 95 долларов. Но разве это как-то решает вопрос системно? Во-первых, нынешний газовый контракт между Россией и Белоруссией заключен до конца 2017 года. То есть получается, что все равно через год стороны в преддверии 2018 года начнут его обсуждать заново.
Во-вторых, не вызывает сомнений, что в России рано или поздно, но будут отпущены цены на газ на внутреннем рынке. И тогда автоматически смысл главного лозунга Минска на газовых переговорах — чтобы цены на газ были такими же, как в России, — прикажет долго жить: что толку, если цена на газ в России в Смоленской области будет, например, 150 долларов? — Белорусская нереформируемая экономика все равно будет не в состоянии конкурировать с российскими госкорпорациями и крупными частниками. Как отмечает руководитель Аналитического центра «Стратегия» Леонид Заико: «Нефтегазовая тема скоро возникнет снова, ведь проблемы никуда не исчезли. Белорусские предприятия как не могли платить за энергоресурсы, так и не могут».
То есть и с белорусской стороны оценка ситуации и попытки ее решения — сугубо ситуативные и краткосрочные — 2−3 года. А дальше-то что, когда будет сформирован полноценный Евразийский экономический союз? Неужели у кого-то в республике есть сомнения в том, что более эффективный и финансово мощный российский бизнес даже при одинаковых ценах на газ, нефть, электроэнергию все равно будет постепенно вытеснять белорусских производителей даже с внутреннего белорусского рынка, даже в области сельского хозяйства?
В этом плане абсолютно понятно, почему Москва в очередной раз не пошла на эскалацию конфликта и приглушила его, залив финансовыми дотациями из российского бюджета. Во-первых, перед Москвой стоят сейчас гораздо более важные системные вызовы как в мире, так и на постсоветском пространстве — Сирия и Украина. Если она сможет их решить, то и проблемы поменьше, типа, белорусской, будут решаться в гораздо более позитивном ключе. Во-вторых, Москва показала Минску главное — что все проблемы должны решаться в существующем правовом русле. Есть проблема — обоснуй, но в соответствии с договором. Тогда это приемлемо.
«По большому счету, белорусское руководство вновь получило выигрыш от неконвенциональных действий по отношению к восточному союзнику. Сначала Минск стал недоплачивать за газ, потом, когда Россия прижала урезанием нефтяного пайка, Лукашенко перешел к излюбленной дипломатии скандала, обвинил Кремль в давлении на независимое государство. В итоге российские власти предпочли не раздувать скандал в отношениях с союзником и в замаскированной форме уступили. Да, Минск вернет долг, но здесь и не рассчитывали, что его простят. Да, Белоруссия потеряла некоторую сумму от падения экспорта нефтепродуктов, но межбюджетная компенсация по газу эти потери с лихвой восполнит. Москва же уступила, вероятно, не просто чтобы замять скандал, но и потому, что формула цены на газ для Белоруссии («цена Ямала» плюс ряд не очень прозрачных накруток) действительно выглядела спорной и не укладывалась в логику евразийской интеграции, цель которой — сформировать свободный энергетический рынок ЕАЭС», — отмечают белорусские эксперты.
В-третьих, Минск зачем-то решил перегнуть палку и в одностороннем порядке, минуя подписанные соглашения, повысил тарифы на транспортировку нефти. И, на мой взгляд, это была серьезная ошибка. Москва сделала вид, что не заметила, но выводы сделаны. Минск показал себя ненадежным транзитным игроком. Минск показал, что готов пойти по пути Литвы (Мажейкяйская проблема) и Украины. Зачем эти проблемы России? Прибалтику уже практически лишили доходов от транзита российских нефтепродуктов — как только были готовы соответствующие мощности на Северо-Западе России. Можно не сомневаться, что таким поступком Минск только ускорит работы по созданию соответствующей транспортно-логистической инфраструктуры по транзиту нефти на том же Северо-Западе. И как только в очередной раз Минск прибегнет к аналогичному шантажу, «Транснефть» развернет трубу в сторону Усть-Луги.
Поэтому Москва пока тушит «белорусский пожар», пока небольшой, банально покупкой «союзника»: «Беларусь, возможно, ее последний союзник. Никто не поддержал Россию в ее конфликте с Украиной и затем с Западом. Она осталась без союзников. Беларусь нужно удерживать — а как? Вот и приходится прибегать к такому способу, как покупка», — отмечает эксперт.
Достойно ли России покупать «союзников»? Достойна ли «покупка» самой идеи Евразийского союза? — пусть на эти вопросы каждый ответит сам.
- Уехавшая после начала СВО экс-невеста Ефремова продолжает зарабатывать в России
- Порошенко*: для окончания конфликта на Украине нужна «одна подпись»
- «Волонтёра года» выберут в Москве
- Рынок глэмпингов в России растёт ускоренными темпами
- МИД Британии обеспокоился судьбой взятого в плен под Курском наёмника