Проект закона о создании в России технопарковых зон для развития информационных технологий должен был быть разработан и внесен в Госдуму до 1 марта - такую задачу поставил перед министром экономического развития Германом Грефом президент Владимир Путин в ходе совещания в Новосибирске 11 января 2005 г. Министр, напомним, пытался возражать, утверждая, что на доработку законопроекта потребуется еще "месяца три". По мере приближения к 1 марта стало окончательно ясно, что законопроект "Об особых экономических зонах - технопарках" не будет внесен в парламент в указанный главой государства срок, и 28 февраля в ходе встречи с членами Правительства Президент вновь поручил Правительству ускорить работу над ним. Премьеру Михаилу Фрадкову поручено сразу после рассмотрения данного законопроекта кабинетом министров внести его в Госдуму. Между тем, 1 марта в Государственной Думе РФ состоятся парламентские слушания по теме "О формировании законодательной базы, обеспечивающей опережающее развитие отрасли информационно-коммуникационных технологий". Слушания проводит Комитет по энергетике, транспорту и связи совместно с Комитетом по информационной политике. По просьбе ИА REGNUM свой взгляд на перспективы развития сектора IT-технологий на базе технопарков в России изложил президент Ассоциации независимых центров экономического анализа (АНЦЭА), президент Института энергетики и финансов Леонид Григорьев.

Леонид Маркович, почему государство именно сейчас заговорило о технопарках и развитии наукоемких технологий?

Институт Мировой Экономики и Международных Отношений РАН "пробивал" развитие таких секторов, например биотехнологий, в советских верхах еще с начала 80-х. То есть дело неновое, но старый режим не мог обеспечить элементарных условий для развития коммерчески состоятельной науки, ориентированной на потребителя и массовый сбыт. Концентрация ресурсов для фундаментальных исследований и оборонки до поры до времени работала, но для развития массы современных технологий и товаров нужны некоторые принципиальные условия, которые еще предстоит создать.

Реформаторы 90-х были больше заняты организацией собственности в сырьевых отраслях, налогов и торговли, нежели адаптацией научного сектора и интеллигенции. В частности это касалось прав собственности на исследования, защиты их от дешевой скупки, от чиновника. Старые институты за малым исключением развалились и живут на редких госзаказах, потеряли многих лучших людей и редко имеют достаточно молодежи для воспроизводства научных коллективов. Мелкие фирмы, образовавшиеся вокруг отдельных ученых и бизнесменов, понемногу заполняют вакуум.

При этом разговоры о необходимости использовать научный потенциал страны идут все пятнадцать лет реформ. Но страна продолжает экспортировать одновременно и капитал, и ученых, а не "перерабатывает их" сама. Создание нормальных условий для развития науки и коммерческого использования ее приложений чрезвычайно сложно. Закономерности развития инновационной экономики значительно отличаются от закономерностей развития сырьевой. Они предполагают не только низкие налоги на высококвалифицированный труд, низкие административные барьеры, ясные права интеллектуальной собственности, рисковое финансирование, но и огромную личную свободу. То ли дело экспортные пошлины - так все просто и хорошо для бюджета!

Вы полагаете, государство дозрело до понимания необходимости переходить от слов к делу?

Пять лет уже у нас идет экономический подъем. Он привел к росту потребления, к увеличению экспорта национальных богатств, но не запустил механизмы модернизации экономики и, в частности, роста наукоемких секторов. От нас продолжают уезжать люди, которые прекрасно работают на Западе, и ситуация такова - либо мы даем этим людям возможность работать здесь, либо превращаемся в сырьевую страну. Разговоры о том, что когда-нибудь мы станем из сырьевой страны снова наукоемкой, как-то не радуют. А если мы хотим, чтобы наши люди оставались дома, чтобы они здесь работали, чтобы Россия экспортировала что-то наукоемкое вместо или после сырья (которое рано или поздно подорожает), надо что-то для этого делать уже сейчас.

Даже не верится, что многие всерьез думали - наступит макростабилизация, все утрясется само собой, потому что рынок сам решает все проблемы. Теперь выяснилось, что есть и макроэкономическая стабилизация, и экономический подъем, а самые трудные проблемы по-прежнему никак не решаются. В частности, правительство очень гордится своей чистой и простой налоговой системой, но наукоемкие производства не развиваются, а развивается наоборот так называемая "голландская болезнь".

В чем же была ошибка?

Дело в том, что наукоемкие технологии не развиваются сами по себе. В них все очень рискованно, вкладывать надо долго, ученые - люди специфические и заранее узнать, что из их разработок потом будет коммерчески успешно, практически очень трудно. Просто на базе каких-то естественных преимуществ, без достаточно больших вложений капитала и целенаправленного создания условий для развития этого бизнеса прорыва не бывает.

Скажем, в биотехнологиях нужны очень большие вложения в оборудование и материалы, информационные технологии требуют дорогостоящих компьютеров и программного обеспечения, а ведь еще нужно платить достаточно высокую зарплату. При этом наша налоговая система при нынешних реалиях страны, то есть при доминировании сырьевых секторов и при голландской болезни, ставит всякий наукоемкий бизнес в тяжелое положение. Если в среднем по промышленности доля трудовых издержек, то есть зарплаты, составляет примерно 15 процентов, а вместе с единым социальным налогом составляет 20 процентов от цены продукта, то в консалтинговом или в наукоемком бизнесе основные издержки - как раз трудовые, которые составляют 60-80 процентов. Соответственно очень сильно возрастает и ЕСН.

Мои подсчеты показывают, что для того, чтобы фирма при выходе из налогового подполья могла заплатить все налоги, сохранив тот же уровень зарплаты и прибыли в абсолютном выражении на тот же объем продукции, ей нужно увеличить цену на свою продукцию на 60-70 процентов. Естественно, сразу же возникает проблема конкурентоспособности, потому что страна, которая начинает пробиваться на рынке, сначала должна выйти на него с достаточно дешевой продукцией.

При этом Минфин сейчас все равно толком не имеет доходов от наукоемких отраслей. Это ничтожная величина и по НДС, и по ЕСН, просто потому что отрасль по сравнению с остальной экономикой очень маленькая. Между тем, если бы наши специалисты получили возможность легально работать дома, то экономический эффект был бы на порядок выше, чем те доходы, которые бюджет сейчас получает от налогообложения отрасли IT-технологий.

На мой взгляд, упорство, с которым Минфин отстаивает свою фискальную точку зрения, что платить все должны одинаково независимо от размеров и сферы деятельности, выглядит несуразно. Снижение общей налоговой нагрузки на экономику в период высоких доходов от нефти можно только приветствовать. Но раз это делается равномерно, а экономика сама по себе устроена крайне неравномерно, получается, что мы продолжаем стимулировать развитие тех крупных энергоемких металлургических, химических и прочих производств, для которых у нас есть природные предпосылки. Тем самым сохраняется status quo, который сложился за 15 лет в переходной экономике. И равенство налогов, которое приветствуют все теоретики в мире, в наших условиях продолжает стимулировать производство и экспорт полуфабрикатов.

Почему из всех наукоемких технологий у нас для преимущественного развития выбраны именно информационные?

Если иметь в виду цель - наконец-то повернуть от опоры на сырье к использованию человеческого капитала, то из всех наукоемких технологий информационные выглядят как наиболее очевидное место, где возможен реальный прорыв.

IT-технологии это очень большой рынок - порядка 3 триллионов долларов во всем мире, и он расширяется очень быстро. Сейчас основную массу наукоемкой продукции производят в развитых странах, но и среди развивающихся стран некоторые поставили перед собой задачу прорваться на этот рынок. В частности, этим стали заниматься некоторые страны Латинской Америки и Юго-Восточной Азии. Но вклиниться на этот рынок удается только тем странам, у которых есть определенные ресурсы и предпосылки.

У России есть огромные возможности для этого. У нас во многих школах еще прилично учат, у нас есть много вузов, которые в состоянии давать базовую подготовку по информационным технологиям. Скажем, отрасль информационных технологий в Индии в значительной мере базируется на обучении специалистов в тех политехнических вузах, которые были когда-то созданы при помощи Советского Союза. В России до миллиона человек, которые, как считается, могут быть заняты в этой отрасли. В массе уровень человеческого потенциала у нас выше, чем в большинстве развивающихся стран, в том числе выше, чем в той же Индии. Там только 7 процентов школьников продолжают образование, однако, учитывая размеры страны, это много людей с хорошим английским и знанием математики. Это серьезная конкуренция при более низкой зарплате у наших конкурентов.

Свою роль в выборе IT-технологий, видимо, сыграли и несколько крупных информационных фирм, которые (как и во всем мире это бывает) пробивают определенные идеи для развития своей отрасли. Это абсолютно нормально. В данном случае, решая свою проблему, они развивают свою страну.

Какого же объема должен достичь этот сектор экономики для того, чтобы можно было говорить о прорыве и о том, что страна перестала опираться исключительно на экспорт сырья?

Продукция сектора IT-технологий в России сейчас оценивается в несколько сот миллионов долларов в год, хотя есть ощущение, что из-за нашей налоговой системы эта отрасль не вся видна на поверхности. По сравнению с тремя триллионами в мире это немного. Для того, чтобы развиться, нужно производить хотя бы несколько миллиардов. Но пока в нашей стране инвестиционный климат создается неизвестно для кого успеха не будет.

Что же нужно сделать для того, чтобы сектор IT-технологий начал расти?

Прежде всего, желательно обеспечить реинвестирование доходов от этой отрасли в ее собственное расширение. В хороших условиях отрасль растет по 20-30 процентов в год. Одного льготного налогообложения мало; необходимо обеспечить переподготовку кадров и их закрепление в этой области с помощью кредитов на обучение. Второй момент - снятие административных барьеров и снижение административных издержек. Задача состоит в том, чтобы создать в технопарках такие условия, чтобы люди могли занимались только этим бизнесом, не отвлекаясь на решение каких бы то ни было побочных проблем и преодоление бюрократических трудностей.

Посмотрим на то, как это было сделано в Индии. Специалистов стали собирать в технопарки, прежде всего в знаменитый центр в Бангалоре. Индийская софтовая промышленность возникла после длительного периода, когда индийские программисты уезжали работать в США. Постепенно эти эмигранты, пользуясь семейными, клановыми связями, стали создавать фирмы в Индии, а те, кто оставался в США, обеспечивали им дистирбуцию.

Когда в Индии начиналось развитие информационных технологий, налог на импорт компьютерной техники там составлял 160 процентов цены компьютера, а налог на прибыль - 50 процентов. У них достаточно бюрократическая страна и много проблем с коррупцией, тем не менее они взяли и снизили оба эти налога до нуля. Пробили это, естественно, бизнесмены. Фирмы, работавшие в этой области, организовали ассоциацию и добились для себя таких условий для работы, каких не имели другие отрасли индийской экономики.

Почему индийское правительство пошло на это?

Индийский Минфин ничем не отличается от нашего, а может быть, даже жестче, но он уступил, потому что это ведомство по определению призвано решать макроэкономические проблемы. У Индии был тяжелый отрицательный торговый и платежный баланс, нужно было что-то экспортировать, а нефти у них нет. В таких условиях развитие отрасли, которая не импортирует никаких особенных ресурсов, а производит чистое знание на своей территории и экспортирует его в готовом виде, это замечательное решение проблемы внешнего дефицита экономики.

В Индии не только резко снизили налоги, либерализовали импорт и создали технопарки; там многое делалось и для создания соответствующей инфраструктуры. В частности, начали вкладывать государственные деньги в средства связи и телекоммуникации, потому что для того, чтобы продукцию IT-технологий можно было экспортировать, нужна хорошая связь.

Сколько лет прошло между принятием политических решений по созданию режима наибольшего благоприятствования для развития IT-технологий и нынешним процветанием этой отрасли в Индии?

Развитие информационных технологий у них началось в 80-х годах, а важнейшие решения были приняты в середине 90-х. В это время внутренний рынок информационных технологий там по размерам был сопоставим с нашим нынешним. Сектор информационных технологий вообще развивается очень быстро, и в Индии в течение ряда лет он рос со скоростью 50 процентов в год. Сейчас он составляет более 10 миллиардов долларов.

Пример Ирландии показывает, как та же отрасль может развивается по-другому. В отличие от Индии, там более массовое образование, но тоже были проблемы с платежным балансом. Разница в том, что в Ирландии как бы вся страна стала единым технопарком. Там действуют очень широкие льготы. Ирландия это своего рода наукоемкий оффшор Евросоюза; около половины продукции оттуда идет в Европу.

Ирландцы изначально стремились развить у себя разные наукоемкие технологии, а не одни информационные. Они снизили налоги и очень серьезно уменьшили административные издержки. Резко упростили регистрацию - налоговые льготы они предоставляли даже компаниям, которые не были налоговыми резидентами. Потом, когда отрасль развилась, и начался экономический рост, они снизили налоги для всех остальных, но сначала налоги были снижены для тех, кого они хотели развить. Эта последовательность очень важна.

Хочу обратить внимание и на то, что в Ирландии развитие базировалось на очень больших инфраструктурных грантах, которые выделял для этой территории Евросоюз. Сейчас мы можем столкнуться с тем, что инфраструктурные гранты из Брюсселя могут пойти в какие-то районы Польши, Венгрии или Прибалтики, и тогда буквально у нас под носом они начнут развивать то же, что в Ирландии, а мы в это время будем продолжать дебатировать вопрос о правильности единых налогов и вреде госвложений в инфраструктуру...

Мне пришлось анализировать индийский и ирландский опыт еще в 2000 г., и то, о чем я говорю, было очевидно уже тогда. В то время правительственные программы формировались в условиях низких цен на нефть и приходилось думать, как развить экономику, что делать с экспортом, как решать проблему макроэкономического равновесия. Но как только все наладилось с экспортом, с бюджетом и с профицитом, эту проблему перестали замечать и опять стали ждать, когда налоговая реформа сама создаст условия, в которых все станет развиваться само собой.

Сейчас, после пяти лет подъема стало ясно, что даже в этих условиях проблема сама собой не решается. Жалко, что потеряли четыре года. То, что делает сейчас правительство, можно было начать делать еще в 2001 году.

Предположим, развитый сектор IT-технологий в России создан. Может ли он сыграть роль паровоза, который потянет за собой другие отрасли экономики?

В одиночку он не может решить проблемы страны, но важно, чтобы этот сегмент не был пустым.

Прежде всего, IT-технологии для своего развития нуждаются в подготовке соответствующих специалистов, поэтому, безусловно, они тянут за собой образование. Выпускники школ и вузов не уезжают из страны, и средства, вложенные в них, не пропадают. Кроме того, он создает большое количество высокооплачиваемых рабочих мест, а это ведет к тому, что создается нормальный трудовой средний класс, который предъявляет определенный спрос на всевозможную национальную продукцию там, где он живет. Это и есть нормальное развитие экономики.

Кстати, надо заметить, что развитие информационных технологий на Западе впервые дало полноценную занятость массе инвалидов. Люди, прикованные к инвалидному креслу по месту жительства, получили возможность реализовать свой интеллектуальный потенциал и зарабатывать не хуже, чем здоровые, и это имело очень большое социальное значение.

Сейчас речь идет о том, чтобы в ближайшие годы создать в нашей стране четыре технопарка, ориентированных на IT-технологии, - в новосибирском Академгородке, в Нижнем Новгороде, в Санкт-Петербурге и в подмосковной Дубне. По вашему мнению, этого достаточно для России?

Сама идея начать с технопарков это, в некотором смысле, признание того, что мы не можем мгновенно создать универсальный благоприятный климат для всех отраслей. Поэтому мы пытаемся изолировать некоторую территорию и создать там улучшенные административные и другие условия для работы, помочь с налогами и в конечном итоге создать очаги развития.

Конечно, четыре парка не решают проблему. Это только признание ее существования и первая попытка что-то сделать. Программа достаточно неамбициозная, она рассчитана пока только на несколько лет. Исторически наукоемкий бизнес очень часто создавался при большой поддержке государства, но у нас федеральное правительство почти не вкладывает в это денег. Предполагается, что если регионы хотят развиваться, то они должны найти деньги и сами вкладывать в инфраструктуру.

Каким образом технопарки могут размещаться по территории страны? Скажем, свободные экономические зоны в свое время создавались в тех регионах, где государство просто хотело стимулировать развитие...

Технопарки это не инструмент для развития чего бы то ни было где бы то ни было. В отличие от свободных экономических зон, они предназначены для развития определенного набора высокотехнологичных отраслей. Надо понимать, что их размещение возможно не везде, а только там, где для этого уже существуют определенные ресурсы - как материальные, так и человеческие. Наукоемкие технологии нельзя вывести в лес или в поле; для них важна близость к университетам. Оптимально, чтобы хоть частично талантливые люди могли оставаться работать там, где они учились. Кроме того ученые должны быть в полной личной и экономической безопасности от криминала и бюрократов. И, конечно, должен быть естественный комфорт - иначе мы их опять будем готовить для других стран.

Значит наукоемкие технологии в России будут развиваться, прежде всего, в крупных городах и наукоградах?

Да, во всяком случае явно там будут находиться первые центры. Хотя надо иметь в виду, что возможна и дистантная занятость. Программист может работать по контракту, не покидая своего места жительства и поддерживая связь с фирмой по интернету. Но для этого нужно, чтобы те налоговые и административные условия, о которых я говорил, распространились не только на тех, кто физически находится в определенной точке. Допустим, создается технопарк в определенном районе Новосибирска. Этот район находится за городом. А в городе, что же, выходит, уже нельзя работать в технопарке? Или, живя в Томске, нельзя работать в технопарке в Новосибирске и нужно для этого создавать технопарк в Томске? Здесь еще много проблем, которые предстоит решать.

Что же может помешать развитию наукоемких технологий на базе технопарков в России?

Главная угроза состоит в том, что технопарки объявят действующими, отчитаются, а реальных условий для работы в них не будет создано. Другая опасность - вечная зависть к чистой высокооплачиваемой работе. Начнутся крики о коррупции, будто при нынешней ситуации с этим все в порядке. Но ведь гораздо легче бороться с теоретически возможной коррупцией, ликвидируя при помощи установления сверхмощного контроля возможности для развития инициативы, чем поймать одного ныне действующего коррупционера...

Главное это развитие страны и комфорт людей, а не контролеров за развитием и людьми. Если мы не хотим, чтобы наши изобретения дешево использовались за рубежом, а это явно просматривается в ряде замечаний сверху, то ответ на эту проблему состоит не в усилении контроля, а в ускорении собственного развития. В долгосрочном плане нет разницы между национальным развитием и безопасностью страны. Чем больше у нас будет фирм в наукоемкой сфере, тем спокойнее мы будем себя чувствовать в этом конкурентном мире, и тем выше будет стоимость нашего интеллектуального продукта и экспорта; тем меньше молодежи будет уезжать. Кстати, это и будет развитием среднего класса и гражданского общества как альтернатив социальной поляризации, политическому экстремизму и явной угрозе бюрократического окостенения.

Коротко говоря, закон номер один успеха любой промышленной политики, который распространяется и на развитие наукоемких отраслей, состоит в том, что этого должен хотеть национальный Минфин для решения разных макроэкономических, бюджетных и других задач. Закон номер два - развитие наукоемких технологий требует резкого снижения административных барьеров - даже в большей степени чем снижения налогов. И третье - из налогов важнее всего снижение налогов на труд и реинвестирование прибылей. От соблюдения или несоблюдения этих условий и будет в конечном счете зависеть успех.