Глобальный контекст смены власти в Алжире: 20 лет спустя

12 декабря 2019 года Алжир заснет с новым президентом. Длившаяся полные двадцать лет эпоха Абделя Азиза Бутефлики ушла в прошлое еще в апреле. Попытка избрать президента 4 июля с треском провалилась — протест так и не сумел сформировать своего политического представительства, а сегодняшняя властная элита была слишком деморализована сперва поведением, а затем отставкой Бутефлики, чтобы выйти на выборы со своим кандидатом. В результате редчайший случай в современной политической истории — выборы не состоялись «по неявке кандидатов». Ни зарегистрировавшийся ветеринар Абдельхаким Хамади, ни его возможный соперник авиационный механик Хамид Туахри президентами не стали, — Конституционный совет отклонил обе кандидатуры, отказав им в регистрации, и отменил выборы, сославшись на «невозможность их организовать».

К выборам 12 декабря действующая политическая элита вполне уже пришла в себя: на выборы идут два бывших премьера Бутефлики, его же министр туризма и министр культуры. Из пятерых кандидатов.

Алжир недаром остался редким островом стабильности в годы, когда регион сотрясали одна «арабская весна» за другой — элита и здесь показала готовность быстро работать в режиме антикризиса, — из-за Бутефлики, с Бутлефикой во главе, или без Бутефлики. Однако это вовсе не означает, что все останется, как при Бутефлике.

Смена политической эпохи раскрыла алжирскую политику как актуальную игровую площадку, на которую потянулись как внешние, так и внутренние игроки. И уже очевидно, что конфигурация сил внутри страны и внешних сил, имеющих в Алжире влияние, будет совсем другая в конце 2019, чем в его начале.

Даже само проведение выборов стало полем сражения. По одну сторону — военные во главе с генеральным штабом армии, возглавляемым генералом Гайдом Салахом, ведущие страну к проведению выборов, и аморфное протестное как бы движение «Хирак», заполняющее улицы уже в течение 40 недель, проповедующее отказ от этих выборов и призыв к полному демонтажу системы, по сути не менявшуюся с момента получения Алжиром независимости.

Но сперва о геополитическом контексте. Значительное укрепление позиций Китая и России в макрорегионе, включающем Северную Африку, Африканский Сахель, Восточную Африку усиливает нервозность Соединенных Штатов и некоторых западных держав, пытающихся помешать этому стратегическому усилению. На стороне России и Китая — готовность играть в Африке по понятным африканцам правилам, не требовать присягать каким-то западным идеологическим догмам и позитивная история после обретения Африкой независимости. На стороне оппонентов — ресурсы единственной мировой сверхдержавы (правда, глубоко ушедшей сегодня в свою внутреннюю политику с мировых площадок) и специфические ресурсы влияния бывших метрополий, включая, в том числе, исторически сложившееся кое-где военное присутствие.

На этой шахматной доске Алжир является ключевой фигурой.

Всё это накладывается на другое противостояние, разворачивающееся в то же время и в тех же географических координатах — противостояние США и Европы. В рамках этого противостояния мы наблюдаем как растущую конкуренцию между европейскими государствами и Соединенными Штатами за доступ к богатствам Магриба и Африки в целом, так и стратегию США по ослаблению Европы и ограничению ее самостоятельности в военно-политическом и геополитическом полях.

В результате многие аналитические доклады уже говорят о двух сложившихся, но пока никак не оформленных блоках североафриканских стран — с ориентацией, соответственно, на русско-китайский патронат и сохраняющих готовность принимать управление от традиционных для Африки боссов — стран Запада.

В первый блок стран обычно зачисляют Джибути, Китай, Сомалиленд, ЦАР, Чад, Северный Судан, отчасти Египет и часть Ливии. Разрезанная пополам Ливия служит границей второму блоку, к которому чаще всего относят Мавританию, Мали, Нигер, Буркина-Фасо.

Сразу следует отметить, что эта новая политическая карта Северной Африки даже для нас выглядит крайне спорной, неполной и противоречивой. На ней нет запада континента — Марокко, Мавритании, Западной Сахары. Нет востока — Эритреи и Эфиопии. Да и само распределение вовсе не такое уж двуцветное. Но это первая попытка нарисовать новый политический ландшафт Северной Африки, и то, что она происходит, и происходит прямо сейчас, на наших глазах — очень характерно.

Алжир на этой карте как раз одна из самых яркоокрашенных стран, окрашенных в русско-китайские цвета: значительное сближение с Россией, с Китаем в проекте «Один пояс, одна дорога», сближение с Ираном, осуждение операции Запада с целью демонтировать сирийское государство, отказ присоединиться к коалиции против Йемена и Стратегического альянса на Ближнем Востоке против Ирана (т. н. «арабское НАТО») — всё это явные признаки выбранной стороны в глобальной игре. Уход с поста Абделя Азиза Бутефлики вроде бы открывал для западной коалиции окно возможностей, которое тот же Бутефлика захлопнул семь лет назад, крепко прищемивши Западу пальцы, когда тот попробовал подсадить в его страну ростки «арабской весны». Но, похоже, алжирская элита оказалась проворнее ливийских соседей, которые уже восемь лет увлеченно делят свою страну надвое — и в географическом, и в экономико-политическом смысле.

Почему же именно Алжир? Конфигуратором, как это бывает почти всегда, выступают ресурсы. Возможности добычи «классических» нефти и газа в Алжире падают — но при этом страна, по данным управления энергетической информации США, занимает 3 место в мире по извлекаемым запасам сланцевого газа — 20 трлн кубометров. Международное энергетическое агентство отдает Алжиру «бронзу» и в оцениваемых извлекаемых запасах сланцевой нефти.

Но для добычи из сланца нужны принципиально другие инвестиции, по оценкам алжирской государственной нефтегазовой корпорации Сонатрач, это $70 млрд в течение 20 лет — для того, чтобы выйти на уровень добычи сланцевого газа в объеме 20 млрд м3/год. Китайцы такие деньги оставляют как чаевые после завтрака, русские могут положить на стол первое место в газовых поставках в Европу, естественный рынок для алжирского газа уже сегодня. Если Алжир, третий по объемам поставщик, будет в газовом союзе с русскими — они будут не просто диктовать цены, они будут диктовать имена тех политиков в Европе, кто будет записывать за ними ими продиктованные цены.

Разумеется, Америке с ее проектами надавить на европейцев и по политическим мотивам заставить их покупать американский СПГ, а тем более самим странам Европы, такая перспектива как нож острый. Это уже не африканские контексты, это самый что ни на есть евроатлантический контекст.

Вот почему вокруг Алжира — тихого, не затронутого революциями, как Ливия, и военными контрреволюциями, как Египет, — завязывается главная схватка глобальной политики в Африке на ближайшие месяцы.

Аналитическое бюро «RE:Ports»

Подробности и другие материалы здесь: https://t.me/tamtamreports