Нам всем бывает плохо. Кому-то чаще, кому-то реже. Ниже речь пойдет о книге, герою которой все отвратительно ежеминутно. И я говорю не о «Тошноте» Жан-Поля Сартра, а об «Адаптации» Валерия Былинского. Вне сомнения, данный роман важен прежде всего для времени, когда был написан и издан. Однако важен он и сейчас. У поколения много голосов. Это обычно хор, а не соло. «Адаптация» — один из таких голосов — мощных, густых, громких.

Иван Шилов ИА REGNUM

Десятки тысяч мужчин в России и десять лет назад, и сейчас ищут ответы на вечные вопросы. Куда идем? С кем идем? Для чего идем? Нужны ли для прохождения пути Бог, женщины, власть, вино, деньги? Казалось бы, вопросы вечные. С одной лишь поправкой: эхо крушения СССР делает искания постсоветского человека особенными. Оно накладывает свою холодную печать. Было так, а стало никак. Решайте теперь каждый сам, как стало. Вы живете в период расцвета либеральной демократии. Каждый сам по себе. И в своей книге Былинский запрятал целый космос важнейших проблем и противоречий. Государство автору не ответило. И он пошел за ответами вглубь себя, в свою литературу. Какую же истину вынес он для нас?

Без сомнений — для чтения «Адаптации» нужно пройти определенную акклиматизацию. По аналогии с тем, как мы вступаем в общение с человеком, которому не хочется спать, есть, жить. Нам нужно подбирать слова, эмоции, действия. И вообще, нужно как-то войти в личность другого. Или, как писал Жиль Делёз, окунуться в шизофрению, самому при этом шизофреником не став. Поработать там, внутри (помочь или навредить?), и с господцем вернуться. В общем, чтение этого толстенного романа — трудная работа. Валерий Былинский с нарастающей навязчивостью предлагает читателю на время перестать быть собой, став кем-то другим — соучастником и жертвой сразу. А то, что во второй части дан длинный разговор персонажа с Господом, дела не спасает. Читатель уже вовлечен в трагедию. Вытаскивать бесполезно. Он уже на игле.

К чему же адаптируется через текст книги сам автор? К тому, что ему придется все время адаптироваться. До конца дней. Из текста следует именно эта парадоксальная мысль: все в мире не так, все вокруг сломано и надкусано. И чтобы выжить, не нужно к этому окончательно адаптироваться. Нужно просто продолжать адаптацию без конца и края. Это движение, пусть и сомнительное. Оно исключает завершенность, окончание. Это как плыть по течению реки, у которой нет другого конца, кроме смерти.

Страдания Былинского разные — спектр их впечатляет. Тут работает его особый писательский метод: депрессуха то радужная и светлая, то классическая медицинская, но она есть всегда. Она давит, но ты все равно читаешь. Все, что тебя не убивает, делает тебя умнее и циничнее.

Депрессия

Критик Лев Пирогов использовал в случае с «Адаптацией» сравнение с Достоевским. И где-то, по определенной касательной, оно оправдано. Только у Федора Михайловича нет вот этой радужности. Этой солнечной депрессии. Тут личный почерк Былинского.

Упомянутый Лев Пирогов, можно сказать, и пробил роману Валерия Былинского путь в крупное издательство. Он был как бы продюсером «Адаптации», признаваясь во вступительном слове к роману, что натурально плакал после прочтения. Было это в 2011 году. Литературный мир уже не имел четких очертаний и ориентиров. До этого была эпоха замирания. Былинский же появился в эпоху отмирания, отпадения ранее замершего. Но благодаря Пирогову, выстрел состоялся.

До совсем высоких вершин, впрочем, книжка тогда все же не долетела. Прошло уже почти десять лет, но она все еще в пути к своим небесам, но это совсем не отбирает у нее особого значения для русской литературы. Для считывания и расшифровки сложных кодов «Адаптации» ещё должны народиться читатели. Для них должна быть понятна разница. Нырок в воду океана и нырок в метафизику океана — разные вещи.

Основной персонаж-рассказчик действительно сложносочиненный. Ему чуть до сорока. Он остроумен, талантлив. Интересен по большей части лишь близким друзьям и женщинам. И он, как Лев Толстой, страдает неутолимым перфекционизмом. С той лишь разницей, что мятежный граф мучился им в отношении веры, творчества, судьбы, правды, а персонаж Былинского ищет совершенства на фоне крупных сексуальных и каких-то даже мальчишеских метаний. Герой «Адаптации» пережевывает сам себя — медленно, словно корова на лугу. Парадокс: у него что-то есть. В нем что-то есть — нечто сильное, красивое, свободное. На выходе же из него прет какая-то вялая слабость и, простите за идиотское слово, детерминизм. Именно в бердяевском смысле. И это не его вина. Он сам не понимает, почему все так вышло. Просто получилось, как всегда. Или —как почти всегда.

И этот тон, это саркастичное самобичевание задается прямо с начала романа:

«Мое поколение — поколение пессимистичных синглов. В отличие от западных коллег по племени, мы к одиночеству своему все никак не привыкнем. Синглы-пессимисты — это те, кто не может веселиться по любому поводу. Они, бывает, радуются жизни месяц, два, три. Но, выпив однажды, приняв дозу наркотика или надоев самому себе, они хоть на день-два-три, но спустятся в спасительную глубину, и с тоской вспомнят, что есть все-таки Достоевский, а может, и Бог».
Автор: Валерий Былинский
Эдвард Мунк. Меланхолия. 1892

Вспомнить с тоской о том, что есть Достоевский, еще можно. Но проделать ту же операцию по отношению к Богу — значительно сложнее. Самоедство хорошо, когда оно относительно здоровое. В случае с романом «Адаптация» все иначе. Тут здоровье уже растрачено. Как и, строго говоря, необходимость в нем. Все силы брошены на бесконечную адаптацию.

В чем разница между героем и автором? В том, что герой остался там, в романе, дальше искать смысл в бессмысленных вопросах, слушать «Пинк Флойд» и получать быстрые оргазмы с нелюбимыми женщинами. Валерий же идет дальше. Пишет и издает книги. Он адаптировался как смог. Скажу напоследок: роман «Адаптация» поделил писательскую жизнь Былинского надвое. И оно того стоило. Через свои страдания он обнаружил что-то. То, что генерирует эти страдания. А если оно обнаружено, с ним уже можно работать, договариваться, спорить. Что и делает Валерий — и вполне успешно.

В связи со всем вышесказанным, вспоминается черное солнце, которое созерцал Григорий Мелехов в самом конце «Тихого Дона». У Былинского те же исходники, но результат чуть иной. И он по-своему впечатляет:

«Теперь я увидел перед собой сияющее новое солнце. Похожее на диск и на сердце одновременно, с лучами, напоминающими огненные руки, оно пульсировало в белом небе и дрожало, беспрерывно взрываясь изнутри вспышками золотого света».

Об авторе книги. Валерий Былинский родился 19 апреля 1965 года в Днепропетровске. Окончил Литературный институт имени А. М. Горького (Москва), живет в Санкт-Петербурге. Работает сценаристом. Считается одним из основателей течения метафизического реализма в современной русской прозе. Дебютировал в 1995 году с рассказом «Риф», опубликованным в журнале «Новый мир». Повесть «Июльское утро» получила в 1997 первую премию «Новое имя в литературе» в российско-итальянском литературном конкурсе «Москва-Пенне». Книга «Риф» вышла в издательстве «Дикси Пресс» в 2014 году, удостоена премии «Ясная Поляна».