Военно-политические угрозы современности

Порог, к которому подошел регион Ближнего и Среднего Востока с переходом в практическую плоскость обсуждения вопроса об американском ударе по Ирану, а также продолжающееся нагнетание международной напряженности, которое проявляется в давлении США и коллективного Запада на Россию и Китай, многократно усиливают угрозу большого военного конфликта.

Ситуация не новая: так же плавно и постепенно, шаг за шагом, от геополитических подвижек, связанных с объединением Германии (в XIX в.) и формированием военных коалиций и блоков — Тройственного союза и Антанты — человечество подходило к Первой мировой войне. Не решив глобальных противоречий и не позволив инициаторам этой европейской катастрофы достичь своих целей в полном объеме, та бойня перешла в фазу «перемирия на двадцать лет», по словам Уинстона Черчилля и Фердинанда Фоша, после чего породила новый, еще более кровопролитный мировой конфликт.

Схожесть ситуации с современностью очевидна. К тому же история развивается циклами, и если говорить о вопросах войны и мира, то полный цикл такой: предвоенная ситуация — война — послевоенная ситуация — и далее по кругу. Глобализация как способ решить накопившиеся противоречия путем выстраивания вертикальной иерархии под видом горизонтальной «интеграции» себя исчерпала, а попытки перенастроить ее с узко-корпоративных на широкие «общечеловеческие» интересы обречены на провал ввиду неприемлемости для Запада.

В переживаемую нами эпоху переход из послевоенной в предвоенную фазу был четко обозначен распадом СССР. Мир сегодня пропитан постоянно нарастающими и обостряющимися противоречиями. И если раньше фундаментом глобальной стабильности, помимо российского ядерного потенциала, выступали единство западных элит и взаимозависимость США и Китая, то сейчас эти факторы дали течь.

Дональд Трамп хочет «сделать Америку снова великой» не за свой счет, а за счет всех окружающих, а окружающие этого не хотят. Отсюда торговые войны США с Китаем и Европейским союзом (ЕС), и отсюда же наметившееся в 2018—2019 годах сближение между ЕС и КНР.

Что касается нашей страны, то надо понимать, что сохранение Российской Федерации при распаде СССР позволило удержать и сохранить ядро «большой страны», но при этом зафиксировало ее в фазе «полураспада» или, если угодно, недораспада. По известному с начала 90-х годов Гарвардскому проекту предполагалось расчленение СССР не на 15, а на 22 «субъекта», включая фрагментацию РСФСР. Этого удалось избежать. Именно поэтому Гарвардский проект в конце 90-х годов Запад заменил Хьюстонским: от прямого расчленения нашей страны перешли к распространению хаоса.

Но и «полураспад» — это неустойчивая конструкция. Одно из двух: либо, если возобладают центробежные силы, распад пойдет до конца, либо эта тенденция встретит сопротивление центростремительных сил и будет осуществлена постсоветская реинтеграция. Именно поэтому так важно ставить конечной целью не урезанную экономическую, а полноценную политическую и военную интеграцию.

И еще надо понимать, что отношения США и КНР во многом копируют отношения Англии и Германии столетней давности. Экономическая взаимозависимость не отменяет противоречий, крайней формой которых выступает военная конфронтация. Изменение глобального соотношения сил, а Китай быстро сокращает военное отставание от США, — это всегда угроза военного конфликта.

Следует отбросить пацифистский самообман. Что бы ни говорили, а говорят многое, пацифистами-ликвидаторами даже придуман и вброшен абсурдный тезис об «исчерпанности геополитики», которую якобы заменила геоэкономика — война тем не менее остается продолжением политики средствами вооруженной борьбы. Методологически геоэкономика — такая же составная часть геополитики, как экологическая безопасность является составной частью национальной безопасности, что пацифисты-ликвидаторы тоже пытаются опровергнуть, уже с помощью концепции «устойчивого развития» и встроенных в нее идей толерантности и «нового гуманизма».

Нынешняя фаза «гибридной» войны — это транзит от холодной к «горячей» войне. И это — именно война, а не конкуренция. Конкурента стараются обогнать и подняться над ним. А подрывают и максимально ослабляют, опуская ниже себя, как поступают с Россией и Китаем, — военного противника.

Просматриваются два основных потенциальных театра военных действий (ТВД). Первый — европейско-ближневосточный, формирование которого зафиксировано разработками «теневого ЦРУ» — агентства Stratfor, которые были обнародованы несколько лет назад. В этих разработках он называется Черноморским ТВД с ядром в виде связки Румынии и Турции и флангами «санитарного кордона» вокруг России. Один вдоль южных границ: Сирия — Ирак, с выходом на дестабилизацию Кавказа. Второй — вдоль западных: Украина и в целом «Восточное партнерство».

На чем основана стратегия вероятного противника на этом ТВД? На классике англосаксонской геополитики — своеобразное сочетание Х. Маккиндера и Н. Спайкмена с К. Хаусхофером. Экспансия в евразийский Хартленд с помощью лимитрофов, передвигающихся вглубь континента, — это и есть геополитический смысл распада СССР с выходом на распад Российской Федерации.

Крым и Донбасс — это первые попытки российского контрнаступления на западном фланге Черноморского ТВД. Южная Осетия и Абхазия — на его южном фланге. Сирия — не просто продолжение этого контрнаступления, но и подрыв ядра «черноморского» проекта, из которого выбита Турция, еще и соединенная с Ираном в тройке с Россией, и это безусловная победа нашей дипломатии.

Теперь европейский фланг. В экспертном сообществе продолжаются споры о том, что такое «проект Трамп». Версий много, но, обращаясь к историческому опыту, нельзя не увидеть в сочетании факторов Д. Трампа и Brexit возможных попыток обособления англосаксов от континентальной Европы, которое уже служило маркером подготовки европейского военного конфликта. Англосаксы обычно его готовят так, чтобы оставить себе выбор: участвовать ли в нем и если да, то когда и на чьей стороне (надо понимать, что Антигитлеровская коалиция была результатом именно такого выбора).

Второй ТВД — азиатско-тихоокеанский. Узловой точкой здесь является Тайвань как «внутриполитическая заноза» Китая, которая находится на стыке двух акваторий, где у него имеются территориальные споры с соседями по Южно-Китайскому и Восточно-Китайскому морям. Через эти акватории проходит до 60% мировой торговли, преимущественно энергоносителями. Последние американские стратегические разработки включают в этот ТВД еще и юг Азии, вдоль побережья Индийского океана.

И еще нужно понимать, что южный фланг Черноморского ТВД — это коммуникация Запада с Востоком. Здесь средоточие жизненно важных интересов России и Китая, которые заключены в том, чтобы «дуга» от нашего «южного подбрюшья» — Ирана и Аравийского полуострова — через Афганистан и Пакистан к китайскому Синьцзяну — не превратилась во фронт.

Сопряжение китайского «Пояса и пути» с проектом ЕАЭС и строительство на этой основе Большого Евроазиатского партнерства — это форма совместного контроля над этим регионом, противостоящего амбициям США и их плану «Нового Среднего Востока» (или «Большого Ближнего Востока»).

Вторая узловая конфликтная точка на азиатско-тихоокеанском ТВД, направленная уже не против Китая, а против нашей страны, — Япония и курильская тема. Сейчас уже понятно, что Синдзо Абэ долгое время блефовал, рассуждая о неких «договоренностях» с Россией, хотя и невозможно исключить наличие в российском истеблишменте влиятельных сил, заинтересованных в сдаче Курил.

Этот вопрос по-прежнему будет обсуждаться в «интеллектуальных кругах», но практических перспектив, по крайней мере в обозримом будущем, он не имеет. Сохранение же архипелага в составе России минимизирует риск удара по российскому Дальнему Востоку и служит фактором сближения России с Китаем, с учетом, к тому же, серьезных общих интересов на Корейском полуострове.

Содействие сближению КНДР и Южной Кореи, включенное в московское Совместное заявление Владимира Путина и Си Цзиньпина, — это удар, прежде всего, по интересам США. В перспективе, если говорить об интеграционном процессе между Пхеньяном и Сеулом, речь идет о возможной потере американцами южнокорейского военного плацдарма.

Поэтому в США скорректировали стратегию. Россия и Китай во всех официальных концептуальных документах провозглашены «противниками». Началось ядерное перевооружение. То есть американцы исправляют ошибку 90-х годов, когда ставка была сделана на стратегию глобального неядерного удара высокоточными конвенциональными средствами в надежде на ядерное разоружение, что давало США подавляющее преимущество. Параллельно с обновлением триады стратегических ядерных сил (СЯС) вновь поднимается вопрос об ограниченной ядерной войне, организуются утечки в общественность соответствующих планов и документов.

То есть военный сценарий нельзя исключать. Понимание этой угрозы у российского руководства имеется, поэтому на встрече Владимира Путина с представителями мировых СМИ речь и зашла о рубеже 2021 года, который связан с завершением действия договора СНВ-3.

Приходится повторять еще раз: происходящему сближению между Россией и Китаем нет никакой разумной альтернативы. Якобы «исходящая от Китая угроза» российской Сибири и Дальнему Востоку — даже не миф, а преднамеренная провокационная дезинформация, распространяемая либералами в интересах своих западных хозяев. Вектор интересов КНР прочерчен на юго-восток, через Тайвань в акваторию Тихого океана. Россия для Китая — такой же стратегический тыл в АТР, как и Китай для России в Европе.

Настоящая же угроза Сибири и Дальнему Востоку связана, прежде всего, с внутренними проблемами и угрозами дестабилизации. И еще такая угроза исходит от прозападных настроений и связей в российской элите, сохраняющей приверженность западному вектору внешней политики. Именно в этих рамках продвигается извращенное толкование концепции «пространственного развития» страны на Востоке как «конфедерации мегаполисов-агломераций» с фактической зачисткой ее территорий от населения и превращения их в «резерв устойчивости глобальной биосферы» (это — тема так называемого «устойчивого развития»).

В связи с этим в безотлагательном решении нуждаются проблемы ускорения постсоветской интеграции, то есть в пересмотре и/или дополнении нынешней интеграционной модели, которая продвигается проектом ЕАЭС, в пользу восстановления полноценного Союзного государства, сначала в конфедеративной, а затем в федеративной форме.

Успешно решая проблему так называемых замороженных конфликтов, такая интеграция, как показывают первые итоги «паспортной кампании» в Донбассе и на территории Украины, существенно расширяет влияние, авторитет и массовую поддержку России на всем пространстве бывшего СССР. В усугубляющемся несоответствии между результативной внешней и проблемной внутренней политикой России, формирующем своеобразные расходящиеся «ножницы», и состоит главное противоречие текущего исторического момента.