В репертуаре любого театра есть особенный спектакль, который играется с особым отношением и с особым отношением встречается зрителями. Для Пермского театра «У Моста» это «Мандат» по одноименной пьесе Николая Эрдмана. Именно с него началось победоносное шествие театра по городу и стране.

Николай Эрдман

Произведение создано в далеком 1924 году, позднее было незаслуженно забыто и вновь напомнило о себе лишь в 1988 году в Перми.

Давно известно, что театр «У Моста» очень часто выполняет просветительскую функцию, наиболее ярким примером тому является творчество ирландского драматурга Мартина МакДонаха, впервые открытого для России именно в Перми, но, оказывается, просветительскую ношу «умостовцы» возложили на себя с самого начала своего существования.

Театр У Моста
Мартин МакДонах

7 октября 1988 года в Перми появился новый театр, и открылся он показом давно забытой пьесы. Эксцентрическая комедия, повествующая о сложном процессе приспособления мещанской семьи к новой социальной реальности, вызванной Великой Октябрьской революцией, кажется на первый взгляд жутко крамольной, её сценическая судьба вроде бы это подтверждает, но в действительности это не вполне так.

Пьеса оказывается куда серьёзней, чем обычная сатира на неустроенную советскую действительность, её глубина и неоднозначность становятся залогом актуальности в любую эпоху. Поэтому и сегодня «Мандат» продолжает собирать аншлаги в театре «У Моста», а многие зрители расстраиваются, что увидеть постановку удается не так часто, как хотелось бы.

Wikimedia.org
Всеволод Мейерхольд. 1929

В далеком 1925 году, когда спектакль был поставлен театром имени Всеволода Мейерхольда, ситуация в стране была специфической: только-только отгремели последние залпы Гражданской войны, только рухнула корона Российской империи, поэтому говорить о каком-либо сформировавшемся новом, советском укладе жизни было рано. Неудивительно, что герои «Мандата» — представители семьи Гулячкиных — не смогли или не успели определиться, с кем они: с Коммунистической партией или с царём.

Выбор зависит от обстоятельств, в этом им помогает находчивость: специальная картина «Вечер в Копенгагене», на оборотной стороне которой скрывается не кто иной, как Карл Маркс, готовый в случае необходимости прийти на помощь нашим героям, если к ним в гости решат заглянуть настоящие коммунисты.

Карл Маркс

В начале советской эпохи спектакль был показан внушительное число раз, но вскоре сошел с театральных подмостков и был забыт на 31 год. Что стало тому причиной, сказать сложно. Конечно, отчасти это было вызвано новыми представлениями о культуре, получившими название соцреализма, в рамки которых сложно было поместить эрдмановское творение. Могли ли в пьесе «Мандат» увидеть антисоветскую крамолу? При желании — конечно, но мне представляется, в ней ее совсем нет.

Приспособленцы из царских времен, трясущиеся над платьем императрицы и готовые ради комфорта позабыть о достоинстве, скорей дискредитируют монархию, нежели новую власть.

Да, в пьесе присутствуют и другие персонажи — представители партии, рабочие, но и они изображаются недостойными представителями своего класса, а значит, Эрдман выносит вердикт именно им, приспособленцам, а не строителям нового будущего.

Марина Конюхова
Спектакль Мандат

«Мандат» Эрдмана особенно актуален на стыке эпох, когда меняются правила игры и приходится подстраиваться под новые обстоятельства, колебаться вместе с курсом партии. Разоблачать злодеев прошлого, которым еще недавно сам целовал руки. Очень символично, что именно в 1956 год, год ключевого для судьбы страны XX съезда КПСС, спектакль вновь увидел жизнь. Однако шел также недолго и был забыт вновь на 30 с лишним лет, чтобы воскреснуть в Перми, а его воскрешение стало днем рождения Пермского театра «У Моста» — 7 октября 1988 года.

Первый спектакль театра оказался успешным, о чем свидетельствует его неувядаемая слава. Причиной удачи стали талант и смелость молодого режиссера, основателя театра Сергея Федотова, который впоследствии вспоминал, что партийные функционеры намекали на то, что неплохо было бы убрать из репертуара столь непростой спектакль.

Наталья Стрельцова ИА REGNUM
Сергей Федотов

Но времена уже были не те, за спектакли не сажали, а сама выродившаяся номенклатура, состоявшая из представителей семейства Гулячкиных, с удовольствием ходила на, как ей казалось, крамольные спектакли и посмеивалась. В действительности — над самой собой.

Ведь именно советская элита формата 80-х годов развалила страну, державшуюся на красной идее, развалила ее своим неверием в эту идею, в верности которой она когда-то клялась. Зачем же она до поры до времени держала под сердцем столь ненавистный ей партийный билет? Об этом нам говорит Николай Эрдман, вложивший пророческий текст в уста своих героев:

Павел Сергеевич.Но вы забываете, мамаша, что при старом режиме меня за приверженность к новому строю могут мучительской смерти предать.

Надежда Петровна.Как же тебя предадут, если у тебя платье?

Павел Сергеевич.Ну, стало быть, при новом режиме за при­верженность к старому строю меня могут мучительской смер­ти предать.

Надежда Петровна.Как же тебя предадут, если ты в пар­тии?

Павел Сергеевич.Мамаша, значит, я при всяком режиме бес­смертный человек. Вы представьте себе, мамаша, какой из меня памятник может получиться. Скажем, приедут в Моск­ву иностранцы: «Где у вас лучшее украшение в городе?» — «Вот, скажут, лучшее украшение в городе». — «Уж не Петр ли это Великий?» — «Нет, скажут, поднимай выше, это Па­вел Гулячкин».

Марина Конюхова
Спектакль Мандат

Платье императрицы у Эрдмана — это как бы знак причастности к старому режиму, а партийный статус — к новому. Удивительно, но в 80−90-е ничего не изменилось, только теперь ты должен был проклинать то, что в 1925 году обязан был хвалить, и хвалить то, что обязан был проклинать. Такие вот метаморфозы в доме Гулячкиных…

Примечательно, что свой премьерный спектакль «умостовцы» давали в здании Дворца культуры телефонного завода («Телта»), завод, который сегодня хотят снести все те же герои «Мандата».

Читайте также: «Культурная столица», или Почему в Перми решили снести Дворец культуры

Стоит рассказать о любопытной истории, которая в абсолютно эрдмановском духе характеризует таких людей. О ней поведал бывший директор «Телты» Павел Курносов, руководивший дворцом как раз в те непростые перестроечные и постперестроечные годы.

«Здесь (в ДК «Телта») впервые проводились религиозные диспуты. Епископ Пермский и Соликамский попросил провести мероприятие в честь тысячелетия крещения Руси. Меня за это чуть из партии не выгнали. Такой шум подняли! Причем все, кто меня тогда долбали, сегодня в первых рядах в церкви стоят», — отмечает Курносов.

Действительно, все эти лица знакомы нам, они были на ответственных должностях в комсомоле, занимали важные идеологические посты, теперь самые рьяные из них с той же советской неукротимостью сражаются за переименование улиц в Перми, за снос объектов культурного наследия.

Сергей Федотов
ДК Тельта

Вот в таком пророчестве и заключается сила русской литературы, сила творчества Николая Эрдмана, а также удивительная способность пермского театра «У Моста», отыскивать именно те пьесы для постановки, которые важны здесь и сейчас, но также оказываются важными в любое другое время.

Umosta.perm.ru
Театр у моста

Мне удалось посмотреть спектакль спустя 30 с небольшим лет после его премьеры в театре «У Моста». Актуален ли он сегодня, в 2019 году? На мой взгляд, это очевидно, но пусть каждый зритель сам сделает вывод после спектакля. Единственное, что нужно помнить: театр — это не про тех, кто на сцене, это и про нас с вами.

«Мандат» — это еще и спектакль-предупреждение: когда Гулячкины начинают доминировать, то происходит непоправимое. Сперва они беснуются в своем безудержном карнавале, а потом становится очевидно, что это пир во время чумы, наследовать которому может лишь смерть. Постановка оканчивается своеобразным падением Вавилонской башни — катастрофой, необходимой для очищения этого мира от Гулячкиных, иначе мир будет ими порабощен. Может быть, именно этого и не учёл Николай Эрдман, окончание пьесы которого разительно отличается от того, что происходит на пермской сцене.

Вавилонская башня. Питер Брейгель Старший. 1563