Мусорная реформа успешно реализована! Есть ли выход?
Доклад член-корреспондента РАЕН, доктора технических наук, профессора Игоря Михайловича Мазурина «Почему западные подходы к переработке отходов зашли в тупик? Имеющиеся альтернативы. Результаты сравнительного системного анализа» на заседании Общественно-экспертного совета по выходу из мусорного кризиса REGNUM — РАЕН 17 января 2019 года.
* * *
Уважаемые коллеги, я представляю небольшую творческую группу бывших сотрудников Энергетического института имени Г. М. Кржижановского (ЭНИН). Сегодня мы работаем в Московском энергетическом институте. Цель моего доклада — на основе методов системного анализа определить тупиковые направления решения задачи переработки твёрдых бытовых отходов и предложить возможные варианты выхода из кризиса, спровоцированного ошибочными технологическими решениями, заложенными в основание начавшейся в стране реформы отрасли переработки отходов.
В целом постановка задачи на сегодняшний день однозначно прояснилась. В России в год нарабатывается около 90 млн тонн твёрдых бытовых отходов (ТБО), из которых перерабатывается лишь незначительная часть — по разным оценкам, от 2 до 3%. Остальное складируется до сих пор без сортировки. Важно отметить, что цена услуги в России пока ещё соответствует нашим платёжным возможностям: для сельских жителей — 400−500 руб. за тонну, для городских — 1500−2000 руб.
К настоящему времени у нас в России возникли серьёзные проблемы из-за нарушения правил эксплуатации мусорных полигонов, касающиеся в первую очередь жителей прилегающих к этим полигонам территорий. Сначала говорили о запахе, потом начали делать анализы, которые показали, что идёт высокотоксичное загрязнение, во многих случаях запредельное. Сильно загрязнены Москва и Подмосковье, я уж молчу про Башкирию. В Башкирии очень серьёзные нарушения, но не столько из-за мусора, как от неправильной переработки продуктов добычи нефти: сжигают факелы до сих пор, и уровень загрязнения такой, что о нём боятся говорить. Такие места — зоны экологической катастрофы. Например, Уфа, об экологии которой полно материалов в интернете. Но кроме Уфы, есть Поволжье, Татария, Пермская область, которые очень сильно загрязнены диоксинами, но не на основе хлора, а на основе брома.
Всё это очень серьёзные вопросы, которые даже обсуждать трудно. Почему? Потому что бромированные диоксины не исследованы, по ним только-только начали работать, а все данные, которые есть по диоксинам, касаются в основном хлорсодержащих диоксинов. В попутном газе содержание брома составляет от 0,01 до 0,02% — мне самому приходилось их анализировать на масс-спектрометре. В факеле при сжигании попутного газа в процессе рекомбинации образуются бромсодержащие диоксины. А про загрязнения воздуха диоксинами от плохо очищенных нефтепродуктов я вообще молчу. Об этом можно в интернете всё узнать.
* * *
Для решения проблемы утилизации мусора мы собираемся построить 238 мусоросжигательных заводов (МСЗ), как заявил наш президент. В Москве есть уже опыт эксплуатации МСЗ, правда, несколько отличающихся от заводов, которые мы упорно хотим купить у фирмы Hitachi Zosen Inova AG, несмотря на то, что они являются проблемными по многим вопросам. Полемика, развернувшаяся вокруг этих заводов, находится сегодня в центре общественного внимания. Критика федерального проекта «Чистая страна» по строительству этих МСЗ резко обострилась после того, как стало известно, что в 2017 году Европейский союз решил в перспективе принципиально прекратить строительство новых мусоросжигающих заводов и перейти к биологическим методам переработки отходов. ЕС принял такое решение под давлением результатов многолетних эпидемиологических исследований, выполненных в Великобритании, Испании и других странах ЕС, в которых надёжно был доказан факт роста онкологических заболеваний из-за диоксинового загрязнения окружающей среды в районах МСЗ. Все эти данные говорят однозначно, что диоксины крайне опасны для человека. Это действительно аккумулирующие яды, и они стали основным аргументом противников МСЗ. Сейчас ребром стал вопрос: либо человечество переходит на бездиоксинные технологии, либо оно загоняет себя в критическую ситуацию.
Официальные государственные отчёты лидеров мусоросжигания в Европе — Швеции, Германии, Великобритании, Швейцарии и Италии — сообщают о том, что суммарные выбросы МСЗ в каждой из этих стран не превышают грамма в год после реконструкции систем очистки дымовых газов МСЗ в конце 1990-х годов. Однако эти оценки не вызывают никакого доверия. Прежде всего, потому что в этих отчётах речь идет исключительно о небольшой группе хлорсодержащих диоксинов, тогда как большая часть диоксинов, как я уже сказал ранее, содержащих йод, фтор и бром не изучена и не контролируется. К этому факту ещё в 1990-е годы пытался привлечь внимание известный немецкий токсиколог профессор Отмар Вассерман (Otmar Wassermann).
В своих работах 1980−1990-х годов профессор Вассерманн показал, что официальные методики контроля содержания наиболее опасных токсикантов в дымовых газах МСЗ не работают, и сделал вывод о том, что «работа мусоросжигательных заводов — это война против собственного населения с помощью ядовитых газов». В этих же исследованиях было показано, что контроль содержания диоксинов в воздухе фиктивен, так как большая часть диоксинов оседает и формируется на микронных и субмикронных фракциях промышленной пыли и каплях аэрозоля, которые практически беспрепятственно преодолевают фильтры МСЗ.
Под давлением неопровержимых фактов во второй половине 1990-х годов в Германии и других странах ЕС, а также в Японии и США, были реализованы дорогостоящие программы реконструкции систем фильтрации дымовых газов МСЗ. Все правительства дружно отрапортовали, что наконец-то порядок на МСЗ наведен и суммарные выбросы диоксинов сокращены на два порядка. Власти Германии заявили, что годовые суммарные выбросы диоксинов её 66 МСЗ были, якобы, сокращены с 400 до 0,5 грамма. Однако вскоре выяснилось, что реальная ситуация принципиально не изменилась. Одна из причин этого — коррупция, которая успешно блокировала работу контролирующих экологических и санитарных государственных структур, а также морально разложило научно-экспертное и журналистское сообщество. Многочисленные примеры ангажированности учёных и журналистов, достигшей масштабов организованной преступности, приводились профессором Вассерманном ещё в 1994 году в книге «Продажная наука. Эксперты на службе промышленности и политики» (Käufliche Wissenschaft. Experten im Dienst von Industrie und Politik, 1994).
Немецкий учёный выделяет такие опасные для общества направления деятельности коррумпированного научного сообщества, как:
1) сокрытие масштабов и последствий химических аварий в промышленности;
2) занижение опасности новых технологий, веществ и лекарств при проведении экспертизы;
3) безответственная политика по продвижению рискованных крупномасштабных технологий, таких как сжигание отходов;
4) блокировка появления разоблачающих и критических публикаций.
В 2002 году Отмар Вассерман пишет знаменитое открытое письмо Герхарду Шрёдеру «Коррупция в связи со строительством мусоросжигательных заводов», в котором констатируются крайне негативные экологические последствия 30-летней работы отрасли сжигания отходов в Германии и прогрессирующее разрушение экологического и санитарного законодательства под давлением промышленности. Раскрывается, каким образом в бизнес-планах по строительству МСЗ изначально закладываются взятки для экспертов и должностных лиц под видом рекламных расходов в объёме от 5 до 8% общей стоимости проекта. Профессор Вассерманн призывает федерального канцлера провести крупномасштабное расследование вскрывшихся скандальных фактов коррупционных связей руководства крупнейших партий Германии — ХДС, ХСС и СДПГ — с мусоросжигательными корпорациями и прямо заявляет политическому лидеру страны, что «бездействие сделает вас соучастником». Что-то мне это напоминает?
Однако ни в Германии, ни в других странах ЕС после этого на протяжении 15 лет ничего существенно не поменялось, несмотря на то, что МСЗ в разных странах многократно были пойманы с поличным на постоянных нарушениях правил эксплуатации и искажении экологической отчётности. Мы недавно рассказали о том, как в Голландии на регулярных неучтенных, преимущественно ночных, трёхсекундных выбросах пыли в процессе пусков, остановов и, как ни странно, многочисленных аварийных ситуаций был пойман самый современный в Голландии МСЗ Reststoffen Energie Centrale. При этом каждый раз за три секунды через трубу вместе с пылью диксинов выбрасывалось в атмосферу в два раза больше, чем этому МСЗ разрешается выбрасывать в течение года (подробности читайте в статье Абеля Аркенбота «Скрытые выбросы: голландская история. Тематическое исследование» — прим. ИА REGNUM ). Недавно также выяснилось, что все английские МСЗ на протяжении 20 лет умудрялись при попустительстве правительства вообще не контролировать выбросы насыщенных диоксинами мелких фракций промышленной пыли и окислов азота (см. «Диоксины: станет ли Россия вторым Вьетнамом?» — прим. ИА REGNUM ).
В России ситуация ничем не лучше. Бесконечные рекламные рассказы о том, какой из московских МСЗ лучше и чище — австрийский МСЗ-3, инновационный отечественный МСЗ-2 или немецкий МСЗ-4, — ничего не стоят, так как про каждый из них стало известно, что сжигали они несортированные отходы, включая отходы I и II классов опасности, которые по технологии сжигать на них принципиально нельзя. Именно поэтому в письмах бывшего министра экологии Юрия Трутнева на имя президента РФ Дмитрия Медведева и председателя комитета по правам человека Эллы Панфиловой проскочила убийственная информация о том, что за 2009 год три МСЗ Москвы выбросили в сумме 161,5 грамм диоксинов. При этом министр явно не понимал, что сообщает о диоксиновой катастрофе в Москве, считая, что всё обстоит прекрасно. Сколько же всего московские МСЗ выбросили на столицу диоксинов за все годы своей работы? Килограммы? Эта информация, видимо, ещё долго будет засекречена, несмотря на 42-ю статью Конституции РФ, гарантирующую доступ граждан к экологической информации.
* * *
Когда мы подготовили предыдущий доклад о результатах системного сравнительного анализа технологий переработки отходов (см. «О принципиальной непригодности технологий мусоросжигания для России» — прим. ИА REGNUM ), мы проанализировали базовые технологические процессы, которые сегодня применяются для переработки ТКО, и определили основные параметры их оценки. В сетке решений, которую мы сделали, мы рассмотрели 78 сочетаний — 6 основных процессов, оцененные по 13 параметрам. Оценивали, что выгодно и что невыгодно. Что в итоге получилось? Цена услуги по навязываемому России сжиганию с дожигом при 850 оС по процессу Hitachi Zosen Inova даёт, по крайней мере, тридцатикратное увеличение затрат на переработку мусора. Откуда такие данные? Из самой Швейцарии, в которой переработка тонны отходов на заводе, который нам сватают, стоит 900 швейцарских франков. Что такое 900 франков? Это как раз 900 американских долларов.
Но и по качеству очистки процесс Hitachi Zosen далеко не идеален. Возникает естественный вопрос: «А что, они глупее нас?» Конечно, нет. Просто у них в Швейцарии ущелья — воздушная труба, в Голландии ветер постоянно дует в сторону моря, поэтому им можно позволить себе выбрасывать довольно высокие концентрации токсикантов. Но, как выясняется, даже благоприятные метеоусловия их не спасают.
А у нас в России средняя скорость ветра 3 метра в секунду и даже меньше. У нас часто безветрие бывает, при котором в Москве и промышленных центрах приходится объявлять режим НМУ (неблагоприятных метеоусловий) для сокращения выбросов предприятий. Поэтому у нас качество очистки дымовых газов должно быть выше, чтобы предотвратить накопление диоксинов в почве. Средний срок жизни диоксинов — 100 лет, из-за этого скорость наработки диоксинов значительно опережает скорость их деструкции. Они не разваливаются, они слишком долго живут, поэтому накопление в почве неизбежно.
* * *
Теперь о сравнении МСЗ с мусорными полигонами. Полигоны дискредитированы из-за их безалаберной эксплуатации и отсутствия контроля. Но полигоны, как оказалось, хорошо исследованы, для них имеется СНиП от 1985 года, они имеют строгую отработанную технологию эксплуатации. Если эту технологию соблюдать, то полигоны безопасны. Единственный недостаток — длительность процесса переработки. А по цене получается, что если стоимость переработки тонны отходов на полигонах принять за единицу, то сжигание по технологии Hitaci Zosen оказывается дороже в 20−30 раз. В 30 раз дороже! Если честно сказать, то 55−60 тыс. руб. за тонну — это для России нереально, потому что покупательная способность у нас на порядок ниже, чем у швейцарцев. Значит из казны придётся доплачивать разницу, поскольку заводы стоять не могут без отходов, а житель мусор не понесёт в контейнер за такую цену. А в казне хватит денег на покрытие такой разницы?
* * *
Но ведь существуют и другие методы. В СССР в 1980-е годы были разработаны технологии переработки мусора, которые имеют положительное сальдо — представьте себе, они дают прибыль даже при старых тарифах, без всяких повышений. Это не шутка. Можно бесплатно сдать на такой завод мусор, и даже при этом завод останется в прибыли. Я не ошибаюсь! Таких технологий за рубежом нет вообще. Покупающая за границей мусор Швеция не пример, потому что сжигание мусора на шведских МСЗ шведы оплачивают по многократно повышенным «зелёным тарифам».
Есть и другие уникальные отечественные разработки. Оказывается, в СССР ещё до Великой Отечественной войны в ЭНИН им. Г. М. Кржижановского была создана технология каталитической переработки трудных отходов, в том числе мазутов и асфальтенов. Есть технология окисления свалочного газа — это тоже отечественная технология — Бориса Семёновича Коробского, ныне покойного. Никаких экологических проблем не возникает в этом безфакельном процессе. Мы этот процесс проверяли на попутном газе нефтепромыслов в Башкирии. Прекрасные результаты. Только нефтяники принципиально НИОКР отказались оплачивать. Теперь огромные штрафы платят за сжигание попутного газа. Есть сжигание в печах Ванюкова. Есть процесс ПИРОКСЭЛ и процесс переработки отходов в шахтной печи.
Всё это о чем говорит? Что Россия имеет свои передовые технологии, не имевшие и не имеющие до сих пор аналогов в мире. И не одну, а несколько. Поэтому задача переработки отходов может быть решена в России гораздо эффективнее и дешевле, чем на Западе. Причины, по которым так настойчиво в Россию проталкиваются сверхдорогие грязные технологии, от которых начинают отказываться на Западе, мы обсудим чуть позже.
* * *
Пойдем дальше. Что мы имеем по концентрациям токсичных веществ? По содержанию диоксинов в воздухе и почве Москвы исследователями были получены довольно реалистичные оценки ещё в 2013 году, опубликованные в шестом номере журнала «Экологический мониторинг». При этом ПДК на содержание диоксинов в почве в России нет. У нас есть только ОДК — ориентировочно допустимая концентрация, то есть временная норма, потому что Россия умудрилась до сих пор не провести исследования по установлению такого ПДК. Но, по крайней мере, у нас признано, что 0,5×10-12 г/м3 (половина пикограмма на метр кубический воздуха) — это уже опасная концентрация. Кубический метр воздуха весит, примерно, 1,25 кг. То есть опасной является концентрация на грани чувствительности приборов, которую очень трудно анализировать.
В земле сельхозугодий у нас допускается 5 нанограмм на кг — это уже не минус 12-я степень, а минус 9-я степень. В США нормативы по содержанию диоксинов в земле на два порядка жестче — там разрешается концентрация всего до 0,01−0,03 пикограмма (в разных штатах по-разному). У нас почему самые «мягкие» нормы, допускающие очень высокие концентрации диоксинов в почвах? Потому что у нас есть Башкирия, Татария, которые загажены до такой степени, что если бы мы применили там американские нормативы, то надо было бы всю Башкирию и Татарию выселять. Как минимум. Да и Москву в придачу, несмотря на то, что для городов у нас установлен норматив ещё в 10 раз выше — 50 нг/кг! При этом о какой-либо обоснованности такой «нормы» говорить не приходится, она установлена по принципу «от достигнутого». Представьте, дети летом играют в футбол, и если у нас в почве такая концентрация диоксинов, то дети очень быстро попадут в больницу к Н. Н. Блохину (имеется в виду ГБУ «НМИЦ онкологии им. Н. Н. Блохина» Минздрава России, в состав которого входит Научно-исследовательский институт детской онкологии и гематологии — прим. ИА REGNUM ). Потому что, если я пересчитаю пыль, попавшую в детские легкие, то получится, что ребёнок очень быстро нахватается диоксинов, поиграв в футбол на улице. Вот такие тонкие моменты.
Ещё раз про выброс 161 грамма диоксинов тремя московскими МСЗ в 2009 году, который я уже упоминал. Это на два или на три порядка больше, чем сегодня выбрасывает официально все МСЗ Европы. Вот такие передовые МСЗ построили при Лужкове! При этом Минприроды официально заявляет, что в воздухе около МСЗ концентрация диоксинов составляет 0,1 пикограмма — вроде бы всё в норме. А на самом деле главное не то, что сейчас в воздухе, а то, что накопится в земле завтра, через год, через 10 лет, так как в земле диоксины будут жить 100 лет. А в воздухе они обязательно абсорбируются на капельной влаге или прилипнут к пыли и лягут в землю. И будут там лежать и ждать, как змея, свою жертву. В этом главная особенность диоксинов: они — аккумулирующие яды с очень большим временем жизни. Именно поэтому для них установлены такие жесткие нормативы в Соединённых Штатах по концентрации в земле — всего 0,03 пикограмма на кг почвы, то есть 10-14. Что, американцы дураки, перестраховщики? Нет! Просто они после Вьетнама прекрасно поняли, что такое диоксины. Наши, я думаю, тоже дойдут до этого, только какова будет цена столь долгого понимания.
* * *
Но так или иначе, что же у нас получается с мусоросжигательными заводами для Подмосковья? У нас МСЗ должны соблюдать норму по содержанию диоксинов в окружающем воздухе при концентрации их в газах перед трубой 0,1 нанограмма, то есть 0,1×10-9 всего-навсего. Чтобы разбавить эту концентрацию до требуемой 0,5×10-12 мне надо подать 200 объемов воздуха на один объем выброшенного через трубу газа. Прочувствуйте числа. МСЗ в час выбрасывает через трубу 500 тысяч кубов отходящих газов, и я на эти 500 тысяч кубов должен подать разбавителя 200 таких объемов. Фантастика! Не хватит воздуха атмосферы над заводами, чтобы обеспечить нужное разбавление дымовых газов МСЗ при сжигании наших 90 мегатонн мусора. Кстати, если считать, что каждый МСЗ Hitachi Zosen для России будет сжигать по 700 тыс. тонн в год, как заводы спроектированные для Подмосковья, то таких заводов потребуется всего 130, а если по 500 тыс. тонн в год, то 180. Но если президент конкретно говорит о 238 МСЗ, то это означает, что кто-то уже всё рассчитал — где будут большие МСЗ, где маленькие, и фантастические планы по тотальному сжиганию отходов (как в прогрессивной Швеции!), похоже, сохраняются. Цифры — просто зашкаливают!
Эти материальные балансы говорят о том, что убийственно и совершенно бессмысленно сжигать таким образом мусор, чтобы в сотни и тысячи раз разбавлять отходящие газы МСЗ. Любое ужесточение норматива по содержанию диоксинов в воздухе потребует пропорционального увеличения разбавления. Вот что такое разбавление. Просто для ребят, которые продвигали этот процесс, — это, видимо, была всего лишь игра с американским и европейским потребителем, который никогда в руку карандаш не брал и верит в то, что говорят по телевизору. А по телевизору говорят то, что можно сказать. Поэтому про такие простые расчеты, на сколько требуется разбавить исходную концентрацию для получения безопасной концентрации на уровне — 12 степени, стараются вообще умалчивать. Это, так сказать, «не вашего ума дело, этим должны заниматься специалисты». Какие тут специалисты? Это задача, которую может решить ученик четвертого класса.
* * *
Что дальше? Рассмотрим теперь пространственное распределение годовых выбросов диоксинов одного МСЗ Hitachi Zosen для Подмосковья, которое они обещают по проекту, — это всего 0,36 грамма (для сравнения, по официальной отчётности 0,35 г диоксинов выбрасывают в год все 77 МСЗ США — прим. ИА REGNUM ). По подмосковной розе ветров получается шлейф 16 на 5 километров, то есть площадью 80 кв. км. Это типичный шлейф угольной пыли, который выбрасывает угольной ТЭЦ, с которой здесь имеется полная аналогия. И что получится, если я просчитаю, как эти 0,36 грамм диоксинов лягут на эту площадь в 80 км2? Для верхнего слоя почвы в 100 мм толщиной на площади 80 кв. км за один год концентрация диоксинов достигнет 0,04 нанограмма в кг почвы, что в 100 раз меньше, чем у нас разрешено, казалось бы. Но диоксины, по данным МГУ, сидят не во всем слое земли, а исключительно в гумусном слое. Гумусный слой в России на пашне составляет 2−3 см максимум. Поэтому осядут диоксины в этих 20 мм, а не в 100 мм, которые я считал ранее. Порядок у меня — бабах! — и улетел. Значит, концентрация уже не 0,04, а 0,2 нанограмма.
Теперь, что у нас с трубой МСЗ. При экспоненциальном распределении диоксинов в зависимости от расстояния от трубы в санитарно-защитной зоне (СЗЗ) концентрация будет в 10 раз больше уже через три-четыре года. И те, кто у меня будут работать здесь, они уже будут работать в опасной зоне. За четыре года закончится СЗЗ — теперь пойдём загадим почву у соседей. Начинаются сельхозугодья, на которых нормативные 5 нанограмм будут гарантированно получены за 10−12 лет эксплуатации МСЗ. И это при выбросах по проекту, а реальные выбросы, как мы уже знаем, будут на порядки выше. Напомню, что теперь благодаря английским публикациям мы знаем, что лондонский МСЗ Cory Riverside Energy’s Belvedere incinerator, построенный в 2007 году по проекту Hitaci Zosen Inova AG и объявленный «Ростехом» прототипом для МСЗ проекта «Чистая страна», оказался на втором месте среди всех МСЗ Великобритании именно по скрытым выбросам мелких фракций промышленной пыли — основных носителей диоксинов.
Что дальше с таким заводом делать? Я сначала должен заплатить за гибель земли владельцам. А земля у нас стоит недёшево. Мало того, что я виноват перед теми, кто работает на заводе, потому что из трубы всё это сыплется вниз. Я ещё должен буду расплатиться с теми, чью землю я изуродую на 100 лет вперед, потому что технологий рециркуляции земли от диоксинов нет до сих пор. Хотя есть направления — правительство давно должно было выделить деньги через Минэкологии на разработку технологии рекультивации. Потому что вырезать на 100−200 мм эту землю, как делали американцы в Дананге, — бессмысленная затея. Куда потом эти мегатонны земли ядовитой деть с участка в 80 км2 вокруг одного МСЗ? А если таких МСЗ 100 или 200? Это то, что касается диоксинов не на бумаге, а в «реальном исполнении».
* * *
Теперь об экономических последствиях строительства МСЗ Hitachi Zosen.
Что получается? Для реализации провозглашённой правительством стратегии «создания передовой отрасли переработки ТКО» потребуется 250−300 мусоросортировочных заводов — это приблизительно $10 млрд. Мусоросжигательных тоже потребуется 200−250 — это ещё $20 млрд. Сервис — примерно 10% от общей суммы — 3 млрд. Эксплуатационные затраты за пару лет для МСЗ от Hitachi Zosen дадут половину от капитальных. Итого, получается рынок объемом от $33 млрд до $50 млрд, который нам надо будет оплатить. При таких затратах, как утверждает Минприроды, мы даже прибыль сможем получить в размере 870 руб. за тонну при текущих тарифах. Но самые грубые расчёты показывают, что для получения гарантированной государством «РТ-инвест» прибыли в 14%, тариф следует поднять до 5800 руб. за тонну, не менее. На самом деле не 5800 рублей, если по швейцарцам смотреть. Если мы вынуждены будем заводы и расходные материалы покупать по их ценам и выше, то тариф получится 50−60 тыс. руб. за тонну. Об этом председатель комитета по экологии Госдумы РФ Владимир Бурматов заявил в интервью «АиФ» 20 сентября 2018 года:
«Для семьи из трех человек, живущей в квартире площадью шестьдесят квадратных метров, плата за вывоз мусора в Красноярском крае может вырасти в 56 раз. На Ямале — в 33 раза. В Ингушетии — в 18,5 раза. В Нижегородской области — в 16,8 раза. В Астраханской области — в 9,6 раза. В Курганской области — в 8 раз. В Пермском крае — в 6,4 раза. В Коми — в 5,25 раза. В Иркутской области — в 4,4 раза. В Воронежской области — в 4 раза».
Ещё раньше, в декабре 2017 года, о подобной перспективе заявили руководители Уфы и Башкирии, когда при проработке проекта МСЗ Hitachi Zosen Inova для Уфы выяснилось, что тарифы для населения по вывозу мусора придётся поднять в 100 раз (см. «Ирек Ялалов: Мусоросжигательного завода в Уфе не будет»). После этого руководством республики и Уфы было принято единственно разумное решение — отказаться от строительства подобных заводов. Почему эти безумные цифры не пугают федеральные власти и руководителей Московской области — вопрос, остающийся без ответа.
При этом аналогичные заводы, построенные на основе советских и российских технологий, наоборот, позволяют не только отменить платежи населения за вывоз мусора, но покупать его у населения и при этом получать прибыль. Как в такой ситуации относиться к экономистам, которые делали расчеты для «Чистой страны» и подобных проектов? От одних мыслей об этом начинается помрачение сознания.
Получается, что мало того, что мы купим грязные и разорительные технологии, мы при этом утратим рынок производства оборудования по переработке мусора. Это точное повторение ситуации, которая произошла у нас с холодильной промышленностью, когда мы согласились ради лженаучного Монреальского протокола перейти на американские хладагенты. Нам сказали, вот угроза меланомы из-за озоновой дыры, будет голод из-за гибели сельхозкультур от ультрафиолета. Ничего не произошло. Однако на втором этапе Монреальского протокола заменили «озоноопасные» фреоны на озонобезопасные, но ядовитые, а на третьем этапе пошёл захват внутреннего рынка, так как пришлось покупать зарубежное оборудование, спроектированное под новые фреоны, а свои заводы закрыть. И до сих пор эти заводы не восстановили. Мы работаем на чужих компрессорах, на чужом холодильном оборудовании. Мы ничего не делаем и ничего сделать не можем, потому что рынок захвачен. Высшая категория ценности рыночного государства — это рынок, который обороняется любой ценой. И мы, войдя в рынок, забыли главную заповедь рыночной экономики — береги рынок как зеницу ока! Теперь над нами даже в Африке смеются, так как у них есть свой рынок, а у России нет. И Европа смотрит на нас, мягко говоря, как на неприспособленных к жизни людей: добровольно отдали свои рынки и смотрят, что же теперь будет.
А что мы теперь собираемся отдать? Рынок мусороперерабатывающего оборудования на €30 млрд и не менее 300 тысяч рабочих мест. Потеря 300 тысяч рабочих мест — это приговор.
Из-за того, что мы дискредитировали свои технологии и процессы, мы получили нарастание объема мусора на полигонах. Мы не стали с ними работать так, как положено, и создали себе большую экологическую проблему. Теперь нам предлагают: «Давайте мы вашу проблему решим! Покупайте наше оборудование!» И мы второй раз идем по тому же кругу, когда опять покупаем грязные заводы под видом сверхчистых, якобы «с практически отсутствующими выбросами». И, в конце концов, мы подходим к перспективе полной потери своего рынка. И кем мы тогда становимся? Мы становимся технически зависимым государством от людей, которые нам поставят заводы и будут поставлять важнейшие и наиболее дорогие комплектующие — сорбенты, фильтры, камеры сгорания и пр. В итоге будет утрачена не только технологическая независимость, но даже возможность импортозамещения в отрасли переработки ТБО. Это точное повторение того, что произошло в России с холодильной промышленностью в 1990-е годы.
* * *
А что у нас получается с супертоксинами — диоксинам, фуранами, бенз (а)пиреном и металлоорганикой? Они гарантированно присутствуют в шлейфе, протянувшемся по розе ветров на 15−20 км. При этом для некоторых из них в России ПДК до конца не разработаны. Мы оказались в подвешенном состоянии, так как у нас действуют временные нормы. Мы до сих пор так и не решили, с кого нам брать пример при решении данной задачи — с Европы или с США? А пока у нас по многим супертоксинам продолжают действовать никак научно не обоснованные и преступно заниженные нормативы.
Целенаправленное разрушение национальной системы санитарного контроля сделало нас беспомощными при попытке выяснения реального состояния окружающей среды и уровня токсических угроз для жизни и здоровья населения. Из процесса обеспечения экологической безопасности после уничтожения надзорной функции Санэпиднадзора были устранены ключевые специалисты — санитарные врачи. Мы убрали информационный блок, без которого нельзя сделать достоверных заключений по главному аргументу — безопасности людей. И мы живем с временными, а точнее — взятыми с потолка нормативами. В результате экологической «реформы» функции санитарно-эпидемиологического контроля полигонов были разделены между тремя надзорными организациями — Ростехнадзором, Росприроднадзором и Роспотребнадзором. Все они наделены функциями надзора, но ни у кого нет ни аналитиков, ни медиков, то есть произошла полная диверсификация структуры, которая до перестройки занималась этими вопросами профессионально.
В СССР была прекрасная школа промышленных медиков. Сейчас её нет, потому что их оставили без денег. Я был свидетелем этих событий, так как в начале 1990-х годов я работал по созданию санитарных нормативов (ОБУВ и ПДК) на свой хладагент Хладон-510. И мне пришлось непосредственно работать с этим выдающимися специалистами — конкретно с профессором Николаем Георгиевичем Ивановым. Поэтому я всё это видел своими глазами. Получается, провели, непонятно зачем, диверсификацию, а получилась настоящая диверсия. В отрасли переработки отходов это привело к полной дискредитации недорогого и безопасного способа переработки ТКО на полигонах из-за безнаказанного нарушения технологии работы с отходами при их размещении на полигонах.
Также было ликвидировано в 1991 году самодостаточное Министерство жилищно-коммунального хозяйства СССР со своими аналитическим и проектными структурами. Все опытные заводы были уничтожены или захвачены. Авторы отечественных технологий и исследовательские институты остались без денег. Сейчас как раз идет процесс уничтожения Академии коммунального хозяйства им. К. Д. Панфилова. Таким образом был разрушен жизненно необходимый триумвират техники, медицины и экономики.
Навязываемое лоббистами федерального проекта «Чистая страна» фиктивное решение по выходу из «рукотворного» мусорного кризиса за счет закупки импортных МСЗ не отвечает никаким требованиям и нормативам: ни техническим, ни медицинским, ни по безопасности, ни по экономической целесообразности. Фарсовый характер начатой мусорный реформы для специалистов очевиден.
* * *
Отрасль переработки коммунальных отходов целенаправленно была загнана в кризисное состояние с помощью многолетнего бездействия и попустительства со стороны ответственных государственных ведомств. Сейчас под предлогом выхода из кризиса нам предлагается фиктивное решение на основе полностью себя дискредитировавших и устаревших западных технологий, что неизбежно приведёт к экологической и экономической катастрофе, но позволит получить гигантские сверхприбыли создаваемой отраслевой монополии.
В чём же выход? Как часто бывает, выход прост и лежит на поверхности. Дело в том, что в арсенале российской науки имеются уникальные технологии переработки отходов, разработанные ещё в советское время, а также и после распада СССР, и которые являются по-настоящему наилучшими существующими технологиями (НСТ) в мире до сих пор. Про большинство этих технологий прекрасно знают и в правительстве, и в «Ростехе».
Уже в 1990-е годы было несколько законченных работ по безопасной переработке бытовых отходов. Три базовые работы: от ВНИИЭТО — рудо-термическая переработка, от ЭНИН им. Г. М. Кржижановскеого — пиролиз с дожигом и третья — условно рудный процесс в шахтной печи. Все три направления были готовы к использованию на уровне опытно-промышленных установок. Причём ВНИИЭТО и ЭНИН им. Г. М. Кржижановского уже имели готовые полномасштабные работающие установки. ВНИИЭТО представило работающую установку на своей территории в Москве, ЭНИН им. Г. М. Кржижановского начал изготавливать свою разработку в Переяславле-Залесском — благо, что она была невелика и предназначалась для переработки медицинских отходов. Эта установка называется «ЭЧУТО», производительность 100−200 кг/час, а требования к отходящим газам для неё гораздо мягче. По процессу переработки отходов на неё очень похож процесс Hitachi Zosen. Только разработана «ЭЧУТО» гораздо раньше. Но для несортированного мусора и гигантских объёмов она не предназначена. Слишком велик объём отходов в виде шлака (до 38%) и пыли, что мы и имеем по проектам МСЗ для Подмосковья.
Здесь вне конкуренции оказались два безотходных российских процесса. Наиболее законченным можно считать процесс ПИРОКСЭЛ, разработка которого была завершена в 1988 году во ВНИИЭТО совместно с фирмой «Термоэкология». На техническом языке эта технология называется «руднотермическая плавка», то есть плавка в рудноплавильной печи с использованием тепла от горения электрической дуги под слоем шихты или шлака. Процесс предназначен для переработки несортированных отходов, не требует внешних источников энергии, не имеет отходов, которые надо где-то размещать. Продуктами процесса являются металл и базальт, который можно превращать в базальтовую вату или отливки. В процессе предусмотрено 7 этапов обезвреживания и нейтрализации, как отходящих газов, так и базальта в остеклованной фазе и передельного чугуна. Себестоимость обработки одной тонны ТБО от 2500 до 1000 рублей для технологической нитки производительностью 150 тыс. тонн. Срок погашения кредита 5 лет. Прибыль при этом на уровне 1000 рублей с тонны ТБО и 4300 рублей после погашения кредита. Процесс может с успехом использоваться для решения проблемы переработки шлаков от существующих МСЗ, чтобы не возить их на захоронение за 3000 км в Сибирь, как это собираются делать владельцы подмосковных МСЗ.
Вторая российская высокопроизводительная безотходная технология представляет собой высокотемпературный процесс переработки бытовых и промышленных отходов с использованием водяного пара, нагретого до 1700 оС и подаваемого снизу через фурмы в шахтную печь встречным потоком к опускающемуся сверху слою твёрдых отходов, которые при высокой температуре подвергаются конверсии с образованием синтез-газа в верхней части шахтной печи и пирогаза в нижней. После очистки оба вида газов смешиваются и подаются на сжигание в газотурбинную установку с целью получения электроэнергии для собственных нужд. Это высокотемпературный процесс переработки бытовых и промышленных отходов с получением в виде продуктов базальта и металла, безопасный для человека и окружающей среды. Он защищён патентом РФ №2 648 737
* * *
Несмотря на богатый задел по решению проблемы переработки ТБО, мусорный кризис в России — эмпирический факт. Его основная причина — диверсификация управленческих структур отрасли, которая и привела к разрушению надзорных органов и возникновению министерств-двойников — Минэкологии и Минстроя. Они оба отвечают за мусор. В Минстрое был департамент ЖКХ, который сейчас убрали, наконец, и отдали его функции Минэкологии. Но до этого они отвечали за мусор вдвоем. Три надзора контролировали, два министерства выполняли задуманное. В этом суть диверсификации. В итоге законченные научно-исследовательские разработки высокого уровня до сих пор не востребованы, а их авторские коллективы рассыпаны.
Сейчас, поскольку вся ситуация улеглась и оставили одного исполнителя — Министерство экологии, то получается, что обращения по невостребованным в течении 30 лет отечественным технологиям можно теперь туда спокойно направлять и сказать:
«Уважаемый г-н министр, поскольку вы, наконец, сейчас остались одни, возьмите, наконец, то, что было сделано нашими учёными ещё в 1980-е и 1990-е годы, так как ничего лучше в мире пока не придумано, и внедряйте. И не будет у вас ни отраслевого кризиса, ни протестов населения, ни экологической катастрофы».
Более того, наши технологии могут дать прибыль при цене услуги по утилизации мусора даже меньшей, чем была ранее. Сейчас она в среднем составляет 1200−1400 рублей за тонну, а можно дешевле сделать. Потому что технология, например, руднотермической плавки, которая отработана до готовых изделий, — прибыльная, как это ни странно звучит. Она дает продукцию, востребованную в строительной отрасли. В этой технологии нет проблемы захоронения шлаков, нет проблемы пыли, нет проблемы диоксинов. Это всё бездиоксиновые технологии. Вот в чем парадокс.
Почему так получается? Посмотрите, что нам предлагают японцы. Они сначала разваливают молекулу и потом не окисляют её полностью, видимо, из-за требований Киотского протокола по сокращению эмиссии СО2. Далее они начинают вдувать в поток горячего воздуха пылеобразные реагенты. При этом радикалы частично отреагировали с реагентами, а частично в составе газового потока, вылетели через трубу в атмосферу и там уже рекомбинировали. В результате чего появились диоксины, которых на себя сорбировала мелкодисперсная пыль. Но пылевые фильтры субмикронную пыль не берут — это и есть главная неразрешимая проблема сухой очистки газов от диоксинов. У нас же иные технологии. В российских способах принципиально иной подход и нет такого гигантского потока воздуха и пыли, которую надо улавливать. Нет и радикалов в составе газовых потоков в таком количестве. Наши технологии не рассчитаны на дорогие пылевые фильтры, которые используют западные МСЗ, так как они просто не нужны.
И главный вопрос в том, почему отечественных специалистов не привлекали в течении 30 лет для решения этих задач, что в итоге и привело к «мусорному кризису». Причина в том, что специалисты были ненужной помехой при обосновании покупки заведомо непригодного, но очень дорогого импортного оборудования, обещавшего пропорциональные «административные сладости». В итоге от надоедливых специалистов наконец избавились, оставив их без денег и без работы, а вокруг законченных работ и технологий создали информационный вакуум. Вот, собственно, основные причины, почему всё это произошло.
* * *
Теперь о сравнительных данных по выбросам токсичных веществ, которые мы узнали при ознакомлении с утверждёнными проектными документами по МСЗ для Подмосковья. По проекту оказалось, что даже выбросы образцово-показательного швейцарского завода Hitachi Zosen в городе Перлен по хлористому водороду, по окислам серы и азота, по пыли и по ртути довольно высокие и особо не впечатляют. Но в проекте МСЗ «Могутово», одном из четырёх типовых МСЗ Hitachi Zosen для Московской области, аналогичные выбросы в несколько раз выше: по хлористому водороду в 4−21 раз, по SO2 — в 50−200 раз, по окислам азота — в 10 раз, по пыли — в 20−60 раз, по ртути — в 10−20 раз.
Но ещё гораздо страшнее картина, которая открывается в проекте по выбросам мелкодисперсной пыли — основного носителя диоксинов. Благодаря англичанам, мы уже знаем, что официальный лондонский прототип МСЗ для России на протяжении многих лет удерживает почётное второе место в Великобритании именно по скрытым выбросам мелкодисперсной пыли. Почему бы нам не рассчитывать теперь на повторение и даже улучшения данного достижения Hitachi Zosen в России. Для этого и условия у нас более благоприятные — самые высокие нормативы в мире и гарантированное отсутствие контроля в условиях срочно создающейся мусорной монополии?
«Но что делать, если договора на закупку оборудования давно заключены, а МСЗ под Москвой уже строится», — спросит «знающий жизнь» реалист. Ясно что — надо при каждом мусоросжигательном заводе срочно начинать строить по онкологической клинике — вот вам и «синергетический эффект».
Но что ещё вопиющего мы обнаружили при изучении проекта МСЗ «Могутово»? Во-первых, проект не содержит требуемого законом сравнения предлагаемого решения с известными в мире аналогами, в том числе российскими. Российские аналоги вообще не упомянуты, хотя, насколько мы знаем, прекрасно известны экспертному совету проекта «Чистая страна» и научно-техническому совету «Ростеха». Проектировщики, адаптировавшие проект МСЗ Hitachi Zosen Inova для России, странным образом напрочь забыли, что именно Россия была и остается в этой задаче «впереди планеты всей» при том, что ещё российские патенты продолжают действовать.
Во-вторых, проект не содержит экономической части, доступной для ознакомления. То есть в нём отсутствует информация по предельной цене услуги, которая является ключевым экономическим параметром. Мы знаем теперь почему.
В-третьих, в проекте нет полного описания технологической схемы термического обезвреживания, нет баланса по основным составляющим, не представлена концентрация CO2 в конце процесса, не сказано, сколько он работает, нет данных по длительности эксплуатации, нет привязки к месту. То есть проект не является полным и завершенным документом, на основании которого возможно провести какую-либо полноценную экспертизу.
* * *
Что можно, с нашей точки зрения, сделать в такой ситуации?
1. Сначала необходимо признать факт, что сложнейшую технологическую проблему нельзя решить, купив никому не нужные готовые заводы за рубежом. Это не решение проблемы, и это очевидно.
2. Ситуация с переработкой на полигонах создана искусственно из-за нарушения СНиПов и, как следствие, неконтролируемого нагрева мусора. То есть к кризису на полигонах привел прекрасно известный и наперед заданный процесс. Таким образом, провокация (или диверсия, если хотите) в чистом виде, потому что этот процесс может быть безопасным при строгом выполнении правил эксплуатации. В чрезвычайной ситуации аварийный полигон можно быстро оснастить автоматическим устройством терморегулирования — это несложный и недорогой процесс. И когда процесс становится управляемым, решается и главная проблема — цена услуги на переработку тонны мусора сохраняется на прежнем уровне, а диоксины, фураны и пахучие газы перестают быть неразрешимой проблемой. Ещё раз можно констатировать, что была совершена целенаправленная провокация: снятие контроля за эксплуатацией мусорных полигонов привело к дискредитации процесса, который был разработан в СССР в 1950—1960-е годы и который не был катастрофической проблемой для окружающей среды. Поэтому можно совершенно спокойно вводить мораторий на покупку МСЗ. Благодаря этому мы сохраним рынок и рабочие места.
3. Необходимо немедленно восстановить надзорные функции Санэпидемнадзора, потому что без Санэпидемнадзора получается «чёрная дыра» при диагностике последствий. Мы — технари, я — не врач. Я могу рассуждать о нормативах, но заключения должен делать медик, санитарный врач. Их убрали вообще из решения этой задачи. Я считаю это диверсией чистого вида. Врачи должны участвовать как главные действующие лица в токсикологической диагностике и оценке угроз здоровью населения.
4. Что ещё можно сделать? Давайте помечтаем. Россия может совершенно спокойно взять готовые, отработанные отечественные технологии бездиоксиновой переработки ТКО и стать лидером на мировом рынке. Здесь нет сложных процессов, что касается переработки в шахтной печи, что в технологии ПИРОКСЭЛ. Эти технологии не имеют аналогов. Россию просто ограбили. Она может зарабатывать хорошие деньги уже через два-три года, потому что это уже законченные технологии. Поэтому можно совершенно спокойно выходить к правительству с предложением:
«Не отдавайте российский рынок, не покупайте негодные заводы, перенаправьте деньги на строительство отечественных заводов. И у вас через два-три года будет передовая экспортная продукция».
* * *
Выводы
1. Главным условием решения проблемы переработки отходов является обеспечение конституционных гарантий по безопасности человека для любой из выбранных схем переработки ТБО. Это фундамент, на котором надо стоять.
2. В условиях рыночной экономики основной задачей страны является сохранение отечественного рынка по переработке отходов и рабочих мест, поэтому необходимо исключить идею закупки за рубежом устаревших и опасных для человека мусоросжигательных заводов Hitachi Zosen Inova AG.
3. Этот же вывод следует из анализа технических данных этих МСЗ, приведенных в сопроводительной документации.
4. Для решения проблемы переработки ТКО в России необходимо изготовить на отечественных предприятиях по отечественным патентам достаточное количество мусороперерабатывающих и сортировочных заводов. Сделать это можно в течение трех-пяти лет.
5. Необходимо сохранить и модернизировать в качестве резервной систему по переработке твердых бытовых отходов на существующих и перспективных полигонах на основе старых СНиПов, а также новых технологий рекультивации и эксплуатации полигонов, гарантирующих их полную безопасность. Это как раз тот резерв, который позволит нам выиграть два-три года, необходимых для внедрения и тиражирования передовых отечественных технологий. Только не закрывать все полигоны подряд, потому что закрытие полигонов — это провокация для создания напряжения в обществе и протаскивания любого авантюрного решения проблемы, чреватого катастрофическими экологическим и экономическим последствиями.
6. Необходим полноценный и достоверный мониторинг около действующих мусоросжигательных заводов в радиусе 20−40 км по диоксинам и фуранам. Эта информация должна ежемесячно публиковаться в СМИ. Для этого необходимо создать специализированную аналитическую лабораторию с необходимым оборудованием и персоналом.
7. Разработать технологии рекультивации земель, зараженных диоксинами. Тогда мы получим вместо постоянных неприятностей и убытков от гибели земель, которую сегодня приходится скрывать, огромную выгоду «от выздоровления» и повышения стоимости рекультивированных земель.
8. Имеющиеся у нас конкурентные преимущества мы сможем реализовать только в том случае, если сохраним рынок и создадим кадры, которые, как известно, решают всё.