Россия в Болгарии. Преодоление последствий катастрофы под Плевной

Смена командования на Дунае повлияла на воинский дух солдат самым положительным образом. Этого нельзя сказать об отношениях между императорской квартирой и штабом Великого Князя — они стали почти открыто враждебными, что никак не способствовало улучшению управления армией. Между тем война развивалась по сценарию, который был чреват и внутриполитическими осложнениями.

29 сентября (11 октября) ген.-ад. Н.В. Мезенцов довольно точно заметил: «…каков бы ни был исход кампании, последствия оной отзовутся в России порицанием и неудовольствием против правительства».

Уже 24 сентября (6 октября) ген. Зотов заметил в своем дневнике:«Инженерный вопрос начинает становиться на первый план…»

Под руководством Тотлебена с первых чисел октября осада армии Осман-паши действительно стала превращаться в блокаду. Сделать это было нелегко: по штату на каждую русскую роту полагалось иметь 10 больших лопат, 24 топора, 3 мотыги, 3 кирки и 1 лом, но практически весь этот шанцевый инструмент был растерян, т.к. солдаты бросали его на маршах, считая ненужной тяжестью. Тотлебен вынужден был начать с требования присылки новых инженерных частей и заказа шанцевого инструмента в Бухаресте. Изменения были быстрыми и наглядными.

13 (25) ноября полковой священник записал: «Закипела работа, каждый день высылается не 300, а 1500 человек рабочих с шанцевым инструментом, а вместо одного батальона на позицию (имеется в виду в караулы — А.О.) выходит теперь ежедневно целый полк».

Военный инженер по образованию, Тотлебен часто говорил, что предпочитает экономить кровь солдата, и не щадить его рук и пота. Русская армия окружала город тремя концентрическими линиями полевых укреплений, разделенных на 6 отдельных участков. На построенных 32 батареях и укреплениях было установлено 163 орудия, из них 45 осадных. Подступы к городу изменились.

«Длинными линиями тянутся наши траншеи, — вспоминал участник осады, — как громадные удавы, сжимавшие храбрых защитников Плевны».

По приказу Тотлебена, последовавшим уже в первый день вступления в командование, артиллерия должна была начать пристрелку против турок на случай их наступления, отрабатывать сосредоточение огня, усилении артиллерии на важнейших участках блокады, действия против лагерей противника. Кроме того, были сделаны распоряжения для подготовки отступления артиллерии в случае необходимости и улучшения ее позиций. Некоторые из них были рассчитаны только на дальний обстрел, вести огонь по ближайшим целям было невозможно. Кроме того, Тотлебеным было организовано строительство дорог и мостов в тылу, создавались промежуточные склады и хлебопекарни. В результате с огромным трудом было налажено нормальное обеспечение продовольствием, включая свежий хлеб, и строительство лагеря с соблюдением гигиенических норм, что резко сократило уровень заболеваемости среди солдат почти на 50%, резко улучшилось медицинское обслуживание раненых и больных.

Все это немедленно сказалось уже в конце сентября, когда теплая осень быстро сменилась холодами, дождями со снегом, превратившими дороги в грязь и резко усложнившими проблемы снабжения. Солдаты сидели на прокисших позициях и в сырых палатках.

«Жалобам на интендантство нет конца. — Записал в дневнике 11 (23) сентября ген. Зотов. — Великий Князь добр, по ходатайству моему разрешил войсками ежедневную чарку водки и по полфунта мяса сверх положения; но интендантство не привозит спирта, а если привезут, то нет меры и спиртометров… войска поставлены в необходимость или вовсе не принимать, или принимать на веру, в полном убеждении, что они, кроме обмера, получают спирт в 40 градусов — вместо 80 градусов».

Доброта Николая Николаевича заканчивалась чьим-то обогащением. Из-за проблем с интендантами в ноябре под Плевной все же пришлось сократить дневную выдачу хлеба солдатам с 3 до 2,25 фунта.

По расчетам Тотлебена, продовольствия у турок не хватило бы более, чем на 2 месяца. Данные разведки не позволяли оперировать более точными прогнозами — не было даже точной информации относительно численности окруженных в Плевне войск. 20 октября под Плевну прибыл Гвардейский корпус, что дало возможность Тотлебену завершить обложение крепости. Вслед за гвардейцами стали подходить и гренадеры. Командование попыталось передать прибывшим частям опыт предыдущих боев. В частности, ввиду того, что турки вели винтовочный огонь с дальних дистанций, предлагалось не отвечать им, а сближаться на действительный выстрел русской винтовки, и лишь тогда начинать обстрел противника. После штурмов Плевны по-прежнему утверждалось, что огонь с дальних дистанций малодействителен.

12 (24) октября гвардия под командованием Гурко атаковала турецкие редуты, прикрывавшие шоссе Плевна-София, по которому в осажденный город проходили подкрепления и снабжение, и овладела укреплениями в Горном Дубняке. Их основой служил редут на вершине крупного холма, на 900 шагов перед которым лежала открытая местность. Гвардия имела на вооружении винтовки системы Бердана и 9-фунтовые орудия с улучшенным шрапнельным снарядом — огневое преимущество турок было сведено на нет. Для атаки было выделено 20 тыс. пехотинцев, 15 тыс. обеспечивало их тылы на случай вылазки Османа. Накануне прибывшие гвардейские части объезжал Гурко — он призывал их беречь патроны и действовать наверняка, штыком. В начале атаки офицеры гвардии двинули своих подчиненных вперед церемониальным маршем.

Подобные методы атаки не замедлили сказаться на ее результатах, хотя артиллерия гвардии в этих боях в целом проявила себя с самой лучшей стороны. Перед атакой она практически полностью сбила турок с открытых позиций, однако вызванный пожаром дым резко снизил эффективность ее действий. По мере приближения наших войск редут ожил.

«С вершины кавальера [1], высоко поднятого над редутом, — вспоминал русский артиллерист, — по временам вырывались клубы порохового дыма. Гребень бруствера окаймлялся сплошною беловатою лентою, — то рисовалась линия неприятельского ружейного огня».

Огонь противника был исключительно сильным. На близких дистанциях пехота к тому же пострадала от огня собственной артиллерии. Пространство перед турецкими укреплениями покрылось телами гвардейцев. Координация атаки пехоты была организована весьма слабо. Вместо общего штурма, который должен был вестись одновременно с разных сторон, получились разновременные атаки, которые были отбиты гарнизоном. Тяжелые потери заставляли солдат наступать перебежками и даже ползком, но перед самым редутом наступавшие все же остановились, «и войска наши, живые и мертвые, застыли на местах прикованные неприятельским огнем к своим позициям». Залегшие в 100 метрах от турецких позиций егеря вынуждены были отойти, когда пронесся слух о вылазке части гарнизона Плевны.

На самом деле Осман-паша не двинул и солдата. Тыл атаковавших прикрывала 3-я гвардейская дивизия, проводившая демонстрацию на подступах к городу. Атака возобновилась и вскоре турецкий гарнизон — 2289 чел. при 4 орудиях — положил оружие. Потери русских войск составили 3533 чел., из них убитыми — 18 офицеров и 780 солдат. Потери противника также были весьма тяжелыми. Их оборонительные позиции были завалены трупами аскеров. В последний момент солдаты, ворвавшиеся внутрь укрепления, разозленные потерями, отказывались брать пленных, и офицерам пришлось потрудиться, чтобы остановить их.

«Редут был взят, — вспоминал участник атаки, — пожар же продолжался в нем целую ночь».

Атака на Телиш была отбита. И вновь основные потери — свыше 4,5 тыс. чел. — русские войска понесли от турецких винтовок.

«Ружейный огонь турок был так силен, — записал в дневнике после этих штурмов Тотлебен, — что походил на извержение пуль из вращающейся машины».

Интенсивный огонь из Пибоди-Мартини действительно производил эффект чего-то механического — в русских войсках его называли «шарманкой». Император был потрясен уровнем потерь в гвардии и просил передать Гурко, чтобы он действовал осторожнее. Потери, наконец, произвели впечатление на командование, и оно решило действовать по-другому. Тотлебен с самого начала предлагал ограничиться артиллерийской атакой, на которую возлагал особые надежды. Она должна была произвести сильный моральный эффект на плевенский гарнизон.

В 11 утра 16 (28) октября русская артиллерия — 10 батарей — начала обстрел Телиша шрапнелью и гранатами. В ходе бомбардировки заряды чередовались. У защитников редута было только 3 орудия, и они не могли эффективно противостоять обстрелу. Уже через час турецкая артиллерия замолчала. Орудийный огонь оказался достаточно действительным — внутри редута загорелись деревянные укрытия, шалаши. Каждую минуту русские орудия делали 8 выстрелов. Телиш покрылся дымом от пожаров и белыми облачками от взрывов шрапнельных снарядов. Одновременно с этим обстрелом все батареи обложения Плевны также начали огонь с 12:00. В 14:00 был сделан перерыв и противнику предложили сдаться, дав полчаса на раздумье. Так как ответа не последовало, в 14:30 русские пушки вновь открыли огонь. Еще через полчаса все было окончено. Гарнизон Телиша — 4711 чел. — сдался. Часть гарнизона — башибузуки и местное ополчение — попыталась прорваться врассыпную по кукурузному полю, но была настигнута кавалерией и почти полностью истреблена. В этот раз потери Гурко убитыми и ранеными составили 3 офицера и 46 солдат. Турки потеряли 157 убитых.

Общие потери гвардии были весьма велики и причиной тому была привычка гвардии к показухе. Реальный бой стал лучшим учителем, уроки были очевидны.

«Тот самый Телиш, — отмечал один из офицеров, — который 12 октября стоил егерям невозградимых потерь, во вторую на него атаку, произведенную дня через три, обошелся почти даром».

Поражения заставили противника бросить позиции по софийскому шоссе. Турки быстро отступали, бросая повозки, передки, зарядные ящики и т.п. Наметившиеся русские успехи породили опасность и для русской армии. Она исходила от Главнокомандующего, который попытался вмешиваться в командование, отправляя приказы командирам, минуя Тотлебена.

«У Его Высочества тот же недостаток, — с умилением отмечал Скалон, — что у Его Величества. Государь, может быть, Сам того не замечая, стал вмешиваться в дела главнокомандующего. Его Высочество тем же путем стал мешать Эдуарду Ивановичу; тогда последний написал письмо Великому Князю, требуя определения границ его деятельности, и чтобы тогда помимо его уже ничего не делалось».

Николай Николаевич счел себя обиженным. Командование давалось Тотлебену не легко. Он отмечал с явным раздражением: «До сих пор все шло по зрело обдуманному плану, теперь же хотят действовать быстрее, чем возможно. Мы должны спокойно выжидать результатов обложения. Я употребляю все силы, чтобы тормозить».

К счастью, это ему удалось. 19 (31) октября Тотлебен предупредил Великого Князя, что все приказы должны отдаваться исключительно через него, и что в случае нарушения принципа единоначалия он попросит императора освободить его от командования. Николай Николаевич не рискнул стать ответственным за увольнение Тотлебена в глазах России. На успех в его отсутствие он уже не рассчитывал.

Между тем, Плевна была уже полностью блокирована. Хорошо укрепленная линия обложения превышала 70 километров, на ней было задействовано около 100 тыс. солдат и офицеров. Штабы всех 6 участков были связаны телеграфной линией. 19 (31) октября Осман-паша отозвал в город гарнизон Дольнего Дубняка, не желая его подвергать опасности Телиша. В результате численность гарнизона выросла до 50 тыс. чел. при 96 орудиях, но резко увеличились проблемы снабжения продовольствием и топливом. Постоянная бомбардировка города, по позднейшему признанию Османа, причиняла гарнизону «безграничное горе». Даже при резко сократившемся населении не хватало самого необходимого. С 13 (25) октября в Плевне начали выдавать половинные порции продовольствия, ее падение стало вопросом времени. В русской штаб-квартире по-прежнему гадали относительно возможностей гарнизона — некоторые считали, что он сможет продержаться даже 6 месяцев.

На самом деле крепость была обречена. 6 (18) ноября в штабе Дунайской армии получили известие о взятии Карса. 7 (19) ноября в русском лагере праздновали это событие. Вечером в траншеях на Зеленой горе в сторону противника был выставлен освещенный щит с надписью по-турецки «Карс взят». Ответом был интенсивный огонь. Положение гарнизона день ото дня ухудшалось. Тем не менее признаков деморализации гарнизона не было, число перебежчиков оставалось незначительным, они были сыты и хорошо одеты. Впрочем, это не могло продолжаться долго. С 10 (22) ноября солдатам стали выдавать 1/3 ежедневной порции — приблизительно 1 фунт муки и 1 початок кукурузы. Из-за отсутствия топлива варить или печь было практически невозможно. В этом момент вновь возникла угроза системе Тотлебена.

«Приближалась зима, — писал он 6 (18) января 1878 г. ген.-л. А. Бриальмону, — умами овладело нетерпение, разжигаемое сверх того известием о взятии штурмом Карса. Штурм предлагался как единственное средство покончить с Плевной. Но я воспротивился этому со всей энергией, внушенной мне моими убеждениями».

Эти убеждения Тотлебена изложил он сам: 1) не допустить прорыва Осман-паши и принудить его к сдаче голодом; 2) сберечь и усилить армию обложения и другие отряды для решительного наступления в ближайшем будущем. Эта перспектива становилась все более очевидной. Вместе с неизбежным падением Плевны под угрозу ставилась вся линия турецкой обороны. Понимая это, султан обратился к Великим Державам с просьбой о посредничестве в деле заключения мира. Самым однозначным был ответ Германии. Вильгельм I категорически отказался от сделанного предложения, сославшись на невозможность нарушения нейтралитета, и через своего посла в Константинополе 11 ноября посоветовал туркам обратиться непосредственно в штаб русской армии. Австрийцы также ответили неохотным отказом, а Дерби посоветовал подождать развития событий под Плевной.

Для того, чтобы поддержать Осман-пашу и укрепить свое внешнеполитическое положение, турки активизировали свои действия против Рущукского отряда и Шипки. 30 октября (10 ноября) и 9 (21) ноября 1877 г. новый командующий турецкой Южной армией Вессель-паша атаковал русские позиции на перевале. Во второй раз, воспользовавшись густым туманом, его аскеры сумели почти вплотную подойти к русским позициям, но были отражены. Самую серьезную угрозу войскам Радецкого, успокаивавшего Главную Квартиру в Порадиме телеграммами «На Шипке все спокойно», были не турки, а морозы. Местные старожилы из селения Габрово предупреждали русских о том, что зимовать на Шипке невозможно, что даже звери зимой покидают перевал, но им поначалу не верили. Солдаты пришли на перевал в летнем обмундировании, оставив ранцы в Тырново. Не у всех были даже шинели. Поначалу здоровью солдат угрожали лишь осенние туманы и сырость, но вскоре обстановка на перевале изменилась к худшему. Уже в ночь на 17 (29) сентября на перевале выпал первый снег.

Положение стало резко ухудшаться. Заметало и окопы и землянки, солдаты постоянно должны были откапывать их. Разжечь огонь можно было только с помощью угля. В октябре морозы достигали — 10, но при этом сила ветра была такой, что часовых сбивало с ног. Только 18 (30) октября интендантство доставило в штаб корпуса в долину полушубки и сапоги. 23 октября (4 ноября) на Шипку было доставлено 2150 полушубков, 1000 пар сапог и 250 зимних шаровар. Этого явно не хватало для обеспечения всего отряда. Впрочем, даже полушубки, закупленные в Румынии, были некачественными — слишком легкими, и от морозов, особенно ночью, не помогали. Но выбора не было, перевал все равно необходимо было удержать. Даже когда горы начинали «куриться», т. е. в морозы и метели, из-за опасности штурма приходилось держать значительную часть пехоты в траншеях, число часовых в ноябре еженощно достигало 318 чел. Только позже количество постов удалось сократить до 52.

Метели на перевале в декабре продолжались порой по три дня без малейшего перерыва, русские войска вынуждены были бороться с природой. Батареи и окопы заметались снегом, солдаты обматывались палаточным полотном и шкурами, всем, что можно было использовать. Заснув в землянке, человек мог примерзнуть к лежанке. На равнину в госпитали пошел поток обмороженных. В Габрово тоже были морозы, в госпитальных палатках раненые и больные тоже мерзли — интендантство не озаботилось заготовкой теплых вещей. С начала декабря, когда холода стали особенно сильными, турки стали постепенно уменьшать войска на северном, холодном склоне, выводя резервы на более теплый, южный. Разумеется, оборонявшиеся не могли себе этого позволить.

«Войсковые части таяли. — Вспоминал ген. Л.Н. Соболев. — Полки обращались в батальоны, батальоны в роты. Горная батарея лишилась всей своей прислуги, до одного человека». Утром 9 (21) декабря гарнизон горы Св. Николая насчитывал 1300 чел., вечером — уже 886, ночью из строя выбыло еще 269 чел.

24-я дивизия, отправленная к Радецкому на поддержку решением совета от 16 (28) октября, пришла на Балканы в летнем обмундировании, без теплых сапог и полушубков. В результате в течение двух недель она потеряла 6213 чел. обмороженными — почти 2/3 своего состава. К 17 (29) ноября в отряде насчитывался 81 больной офицер и 5214 нижних чинов. 8 (20) декабря в строю на Шипке оставалось 90 офицеров и 6034 нижних чинов. 12 (24) декабря в одном из полков 24-й дивизии — 94-м пехотном Енисейском в строю оставалось всего 831 штык, больных — 2046 чел. Количество больных в 93-м пехотном Иркутском полку составило 2005 чел., в 95-м пехотном Красноярском — 2207 чел. Потери от огня противника 14 (26) декабря составили — 1 убитый и 3 раненых. В тот же день заболело 124 чел. С 16 (28) ноября по 16 (28) декабря потери от огня составили всего 197 чел., в 30 раз меньше, чем от болезней. В госпиталях в Габрово и Тырново находились тысячи обмороженных. 16 (28) декабря для спасения кадров дивизии, ее пришлось снять с позиций и вывести в тыл. Дивизию, в строю которой осталось около 2 тыс. чел., сменил Волынский полк. После этого участия в боевых действиях она не принимала. Во всем отряде Радецкого за время «шипкинского сидения», с сентября по декабрь 1877 г. потери ранеными и убитыми составили 700 человек, а заболевшими и обмороженными — 9500 чел.

Опасность могла прийти и с левого фланга русской армии. В Рущукском отряде, от Дуная до города Елена на 30-верстном фронте находилось 84 батальона, 42 эскадрона и 36 сотен, 390 орудий. Противник значительно превосходил их в живой силе (с учетом гарнизона Рущука) и резко уступал в артиллерии: 115 батальонов, 42 эскадрона и 162 орудия. После того, как Плевна была полностью блокирована, султан приказал активизировать действия и здесь. Русские позиции под Еленой были растянутыми и весьма неудобными для обороны. Тишина на этом направлении успокоила командование. Войска расслабились.

Елена была чисто болгарским городком, расположенным в узкой лощине, подходы к которой были испещрены холмами, оврагами и рощами, позволявшими противнику скрыто развернуть свои порядки при наступлении. Сулейман-паша, возглавивший 80-тысячную главную Восточную турецкую армию, также провел несколько наступательных движений из Рущука. Для атаки Елены он сосредоточил 36 батальонов, 12 эскадронов и 40 орудий — около 25 тыс. пехотинцев и 5 тыс. черкесов и башибузуков. Иррегулярная кавалерия сразу активизировала свои действия. Кроме того, уже в середине ноября русское командование начало получать от болгар информацию о подготовке наступления противника. Обращение к командиру корпуса закончилось выделением в помощь двух батальонов и одной батареи.

14 (26) ноября турки перешли в наступление под Мечкой и Пиргосом и были отбиты, казалось бы, признаки активизации противника ко многому обязывали. Тем не менее ничего не было сделано. 22 ноября (4 декабря) турки имели успех в деле у Елены, где им удалось захватить врасплох и изрядно потрепать 2 русских полка — 36-й Орловский и 34-й Севский пехотные. В 07:00 в тумане турки начали атаковать с трех сторон и добились окружения части орловцев во главе с командиром полка. Блокированные в лощине, они в большей части погибли. Противник наступал энергично и большими массами, не считаясь с потерями. В 15 630 город пришлось оставить. Для прикрытия отхода гражданских пришлось пожертвовать частью орловцев, которым, по счастью, удалось избежать гибели. Противник понес значительные потери и не наседал на отступавших. С 06:00 до 16:00 они сменили 7 позиций при отходе на 5 верст. Против 5 тыс. русских действовало от 20 до 30 тыс. турок (количество участвовавших в боях башибузуков-черкесов трудно поддавалось исчислению).

Это было единственное сражение в ходе войны, после которого противнику удалось захватить трофеи (11 орудий) и пленных (около 500 человек), которые были отправлены в Константинополь. Общие потери нашей пехоты составили до 50 офицеров и 1700 нижних чинов, у противника — до 4 тыс. К вечеру 25 ноября (7 декабря) на угрожаемом участке было уже собрано 18 батальонов и 12 эскадронов (около 15 тыс. чел.) и 50 орудий. Положение стабилизировалось. Утром 27 ноября (9 декабря) пошел густой снег, всякое движение остановилось. 30 ноября (12 декабря) турецкое наступление было окончательно остановлено у деревни Мечки. Турки были разбиты и вынуждены были отступить со значительными потерями. Собрав значительные силы, командование Рущукским отрядом готовило на 5 (17) декабря контрудар, но турки избежали его. Воспользовавшись туманом, они вывели войска с позиций 2 (14) декабря. В тот же день Елена была возвращена. Там похозяйствовали башибузуки — город был разграблен, большая часть домов сожжена и изгажена.

Впрочем, попытка турецкого командования активизировать действия на Балканах уже опоздала. Падение Горного Дубняка, Телиша, и последовавшая за эти полная блокада, новость о падении Карса — все это угнетающим образом действовало на турецкий гарнизон. Его участь уже была решена.

[1] В данном случае — вспомогательное оборонительное сооружение внутри редута