Авангард, телевидение и бассейн, должно быть смешно?

Вот никогда не понимал, в чём прикол комедий. Как сделать так, чтобы было смешно, но не пошло, прекрасно, но грустно, глубоко, но забавно… Учился даже в мастерской у известного комедиографа, который написал когда-то знаменитый фильм «Праздник Нептуна» (тоже речь о проруби), но там был глубокий смысл о русской жизни… Якобы. Мастер показывал нам его на первых занятиях. Старая плёнка. Царапины. Впрочем, и тогда я смотрел, не улыбнувшись. Ни один мускул не дрогнул на моём умном лице. Умри, но не улыбнись над жизнью. Только шёпот и крики, никаких усмешек… Только высокая трагедия.

Мастер трагически и преждевременно умер вскоре. Через пару лет после того, как мы выпустились. Я нёс его гроб на похоронах среди прочих.

И вот — появляется очередной фильм, в сущности, прелестного очередного режиссёра. Доброго и почти незлобного. Фильм снят на деньги меценатов, судя по титрам (интересно, настаивали ли они на том, чтобы снимали их «протеже»?), и благодаря добровольным пожертвованиям. Поклонников, вероятно. А может быть, самих актёров. Кино как краундфандинг и дауншифтинг. Духовный дауншифтинг. Список жертвователей прилагается в конце фильма. Наравне с остальными участниками. Чем дальше, тем мне лично сложней видеть в подобном кино произведение искусства, это, разумеется, моя частная проблема. Во всём мне видится попытка дойти до самой сути, до какого-то способа существовать в сообществе, жизни… И в этом смысле, конечно, режиссёр такого кино — это прежде всего «продвинутый тусовщик в творческой тусовке», здесь главное — искусство ловить потоки актуальных образов, как серфингист, контекстов и интертекстов, умных слов, денег и связей, достаточных для съёмок; это тайное искусство выживания в киномире, где уже нет Великих Мастеров, Больших Студий, Огромных Смыслов и Историй Любви… Да и История Кино тоже не особо жива. Вроде того, что все рады бы броситься на амбразуру истовой камеры, да вот только где её взять. А есть только люди, жующие перед экраном чипсы и пьющие колу. Да даже если матерящиеся в кафе домов кино и в составах жюри. Что с того?

Вначале была театральная пьеса. Актуальная. Которую читали в чёрных залах среди просвещённой театральной молодёжи. Смешно. Остро. Как перчик красненький. Как полагается. Обсуждали потом. Чуть-чуть про политику и президента, чуть-чуть современной жизни, чуть-чуть док, чуть-чуть бог, чуть-чуть хаос, чуть-чуть арт, чуть-чуть азарт поиска нового андеграунда. Только вот оказывается, что андеграунды зачастую чуточку скучноваты для всех, кроме своих, которые «понимают» и умеют «подмигивать». Были и попытки сатиры. Пламенной. И узнаваемые персонажи. Вся история крутится вокруг истерии в медиа по поводу купаний в проруби. Тут вам и хроника, и насмешки над реальными фактами. Вербатим да и только.

Омерзительная черта подобного рода искусства: необходимость быть в тренде, шутить про тех, кто на слуху, на ТВ, в списках «Форбс» и так далее… Газеты. Куплеты. Модные поэты. Такого рода искусство должно быть вечно актуальным, сплетённым из вчерашней прессы. Прорубь — это ведь про нашу жизнь. И про «прорубь» телевизионного эфира. Квадрата ящика. Пошлости. Разве это не оправдывает всё? Конечно, оправдывает. Интересно, что в написании сценария, который сделан во многом как бы в стихах, существенную роль играли (согласно признаниям авторов) именно реальные журналистские тексты, которые переделывались в стихи, своего рода раёшник. Видеть ли в этом отстранение, приём, издёвку, нехватку таланта создателей — решать вам. Ближе всего это, в каком-то смысле (и не спрашивайте в каком), к позднесоветскому московскому концептуализму. Где реальность сама сделана из штампов.

Рапид. Подводные съёмки в бассейне. Монтаж аттракционов. Снег на экране. Скатывающиеся слёзы смотрящих на что-то невыразимо привычное, чудовищное и прекрасное зрителей. Людей. Чучел. Полых восковых фигур. Фильм не лишён некоторого изящества, очарования почти любительского кино, которое отсылает нас к «параллельному кино», например… Когда-то это было бы откровением. Но после Реджио и прочих. Всего лишь старательное повторение пройденного. Впрочем, дайджесты только лучше читаются. Легче.

В картине показана версия реальности, где только квадрат ТВ-экрана становится лучом света в ещё более тёмном царстве… Жрущие и пьющие перед экраном обыватели, которые постепенно как бы превращаются в зрителей самой картины. В нас с вами. В каком-то смысле я ненавижу такое искусство, возможно, потому, что часто я и мои друзья пытаются делать что-то примерно такое же… Ленивая гениальность. Я бы сказал. Но такое кино многим нравится. Скажем, на пресс-конференции его высоко оценила провинциальная искусствоведка, у которой я даже сам чуть-чуть учился когда-то, да и вообще… Да и мне в каком-то смысле нравится. Вроде бы лучше типовых молодёжных комедий. Так снимать принято в определённой части киносреды.

Как так? Так легко. Так, словно бы это просто поездка на такси за продуктами. Мастера псевдоинтеллектуальной пошлости. Так, словно бы — жизнь и есть давно сплошной перформанс и хеппенинг. Жизнь прожить давно легче, чем перейти поле для гольфа. Нужно только правильно смешивать в корзине супермаркета то, что нынче модно. Лучше со скидками. Ярлычки можно отрывать, чтобы не мешались. Это лёгкое пренебрежение подлинно человеческим всегда привлекательно. Умелое обращение с «актёрами» и «актрисами», которые должны будут что-то сыграть. Что? Самих себя. Простых болтающихся в проруби жизни людей. С крохотной мечтой о великом искусстве. Которое заканчивается только снегом на экране ящика. На плите. Тропинке. Ограде.

А я думаю пойти на курсы стендапа.