Антироссийские санкции, несмотря на их дикость и абсурдность с точки зрения здравой логики, постепенно приобретают характер повседневности. Запад упорствует в своих заблуждениях. Россия выстраивает адекватную линию поведения, избегая агрессивности и бравады, что находит поддержку, завуалированную или прямую, со стороны большинства стран мира. Общая реакция как инициаторов санкций и их немногочисленных сторонников, так и международного сообщества, подтверждает, что мир без участия России в мировых и региональных делах не способен к сбалансированному развитию. Более того, возрастает востребованность России, которая все заметнее укрепляет свой обычный статус в мировой политике — самостоятельной независимой силы, каковой она была всегда на продолжении всей своей истории, независимо от идеологического наполнения государственности. Наиболее наглядный пример — Украина, где благодаря исключительно последовательным российским усилиям открылись возможности преодоления внутреннего кризиса.

Нарастающее расхождение между ожиданиями западников и действительным эффектом от санкций побуждает их смещать фокус внимания на другие проблемы, такие, как ИГИЛ и нормализация отношений с Ираном, и в этой плоскости генерировать предлоги для инициирования диалога с Россией о дальнейшей судьбе санкций, выдвигая в качестве предусловий их отмены уступки со российской стороны. В западной интерпретации отмена санкций подается в традиционной для США манере — как предмет торга, хотя введение санкций никак не может рассматриваться результатом торга между Россией и Западом — санкционный режим стал следствием сугубо односторонних западных решений. Следовательно, и ответственность за возращение к досанкционному состоянию полностью ложится на Запад.

Вместе с тем, западным партнерам не следует впадать в иллюзии насчёт того, что восстановление нормальных отношений будет носить характер безусловной рефлексии, сравнимой с выключением или включением рубильника, регулирующего подачу электроэнергии. Россия вправе требовать компенсаций, гарантий и постсанкционного карантина. Резонно поставить вопрос о компенсациях российскому бизнесу и российским гражданам. В частности, понятным для российского общества было бы создание общественно-экспертной комиссии по оценке морально-политического и социально-экономического ущерба, на который рассчитывались санкции. Цифры под рукой — в информационном пространстве находится множество расчетов западных институтов, популяризирующих эффективность западных санкций. Эти цифры можно взять за основу и задать западным партнерам вопрос, кто возьмет на себя расходы по восстановлению прежних досанкционных отношений, «просевших» на названную Западом сумму.

Обоснованным представляется выдвижение требования к Западу предоставить гарантии по избежанию рецидивов санкций. Устными заверениями трудно обойтись, так как опыт показывает, что западные партнеры в большинстве случаев не придерживаются данного слова. Наиболее яркий пример — данные в свое время Западом на самом высшем уровне заверения не расширять НАТО на Восток. В связи с этим целесообразно юридически исключить на будущее возможности применения инструмента санкций в двусторонних отношениях. Так, логичным видится внесение соответствующего пункта в проект обновляемого договора между Россией и Евросоюзом. Приемлемую форму оформления обязательств не прибегать к санкциям можно подобрать и для других участников санкционного режима.

Логично, что реакция России на отмену санкций может сопровождаться установлением с ее стороны своего рода карантина для стран-участниц санкционного режима с целью правовой и организационной адаптации российской экономики. Срок карантина может быть равен времени, прошедшему с момента введения конкретного пакета санкций до момента его отмены. К примеру, если пакет санкций действовал пять месяцев, то и постсанкционный карантин должен быть равен пяти месяцам. Постанкционный карантин был бы выгоден обеим сторонам, так как позволил бы в его время урегулировать вопросы компенсаций и гарантий.

Демонстрируемая западными партнерами готовность к обсуждению возможностей отмены санкций сопровождается оговорками о том, что санкции будут сниматься по частям и поэтапно, но без указания конкретного временного ориентира их полной отмены. В связи с этим уместным кажется вопрос о том, действительно ли санкции имеют одноцелевой характер, соответствующий лозунгу санкций, или же они многофукциональны, а их лозунг — лишь предлог?

Оттолкнемся от того, какой орган в США готовит санкции и контролирует их выполнение. Это управление по контролю за иностранными активами (OFAC), являющееся структурным подразделением американского минфина. Кроме того, за исполнением санкционного режима в части экспортного контроля следит бюро промышленности и безопасности (BIS) при минторге США. На сайте OFAC перечисляются виды деятельности и условия, требующие применения санкций и суммируемые как «… угрозы национальной безопасности, внешней политике или экономике США», а, значит, американские санкционные меры должны обладать многофунциональным характером. Следовательно, антироссийские санкции не могут исчерпываться лозунгами, увязываемыми с политическим кризисом на Украине.

Посмотрим тогда, какой экономической цели подчинены американские санкции, направленные в основном против российских компаний ТЭК, ВПК и финансирующих их банков. Можно достаточно уверенно предположить, что так называемые секторальные санкции нацелены на торможение и сокращение инвестиционных планов российского ТЭК и ВПК, то есть на создание предпосылок для сужения в перспективе их присутствия на мировом рынке углеводородов и вооружений.

В этом свете, учитывая подконтрольность США запасов углевородов в Ираке и Ливии и принимая во внимание особые американские отношения с Саудовской Аравией, ОАЭ и Катаром, а также откровенное стремление Вашингтона нормализовать отношения с Ираном, вполне можно выдвигать гипотезу о широмасштабном формировании конкурентных преимуществ для эвентуального вывода углеводородов США на мировой рынок. Аналогичным образом выглядит ситуация и на рынке вооружений, где США пытаются ослабить не только Россию, но и таких своих конкурентов как Германия, Франция, Италия, втягивая их в санкционное противостояние с Россией, чреватое для них социально-экономическими трудностями.

Утверждение о том, что санкции ЕС если не копируют американские санкции, то во многом их повторяют или близко с ними созвучны, не должно вызывать споров. Однако, если потенциальные выгоды санкций для экономики США очевидны, то для европейской — непонятны, так как Европа не претендует на роль мирового экспортера углеводородов.

Кроме того, американская и европейская экономики принципиально различаются по основным источникам финансирования и инвестирования. В США — это фондовый рынок, в Европе — банковский сектор.

Теперь разберем механизм действия санкций на европейском рынке ссудного капитала, где Евросоюзом установлены барьеры для российских заемщиков. Объем предложения, рассчитанный на российский бизнес, уже дано сложился. Следовательно, невостребованный капитал не будет находить своего применения и, соответственно, начнёт уходить из Европы — деньги не совместимы с бездействием. Случайно или по совпадению в информпространстве распространяются слухи об ожидаемых со стороны ФРС США мерах по повышению привлекательности американского инвестиционного рынка как прямых инвестиций, так и портфельных. Логично предположить, что избыточный европейский ссудный капитал может устремиться в США. Нужно отдать должное американским финансовым стратегам, которые, побуждая европейских партнеров к антироссийским санкциям, не только стараются генерировать трудности для выполнения инвестиционных планов в российской экономике, но и способствуют переливу европейского капитала в США, что так или иначе повысит конкурентноспособность американского бизнеса по сравнению с европейским.

Соперничество между США и Евросоюзом находит свое выражение и в кризисе на Украине, который представляет собой первый крупный проект цветных революций в Европе, не умаляя достоинства небольших европейских государств, уже подвергшихся цветной трансформации. В отличие от них, Украина относится к тем государствам, которые имеют фундаментальное значение. Складывается впечатление, что отрабатываемые в украинских условиях технологии могут быть рассчитаны на перспективу, в частности, применимы к европейским странам такого же масштаба по населению и по экономическому потенциалу. К примеру, они подходят для формирования «управляемых демократий» в Германии, Франции, Италии в том случае, если конкуренция с их стороны будет классифицирована как наносящая ущерб национальной безопасности США. Так, обращает на себя внимание, что цветному перевороту на Украине предшествовало ослабление украинской экономики, вывод капитала и создание социальных трудностей. В общих чертах это напоминает инициированный извне кризис в зоне евро, удержание искусственными мерами ведущих европейских экономик в состоянии, близком к стагнации, всплески массового протеста в европейских странах. В конкурентной борьбе США никаких табу не признает.

В эту гипотезу вписывается стремление США актуализировать НАТО. К примеру, решения сентябрьского 2014 г. саммита НАТО о размещении сил в Восточной Европе и Прибалтике мотивированы украинским кризисом, что порождает некую двусмысленность. Получается, что перечисленные страны и Украина вызывают в НАТО тревогу тем, что заметная часть населения там все активнее дистанцируется от идей евроатлантизма и стремится к искоренению разделительных линий в Европе.

В целом принятые решения в Уэльсе (04.-05.09.2014 г.) и особенно их обоснования, увязываемые с украинским кризисом, переводят деятельность НАТО в ту плоскость, где обычно применяются внутренние войска и полицейские силы. Фактически под видом сил быстрого реагирования формируется корпус подавления возможных массовых выступлений в странах Европы или оказания давления силой на политическое руководство. Иначе как можно объяснить то, что европейские страны сокращают свои расходы в НАТО, а США берет их на себя. Так, по оценке западных экспертов (компания IHS), за два последних года оборонные расходы стран — членов альянса сократились на $93 млрд, а в списке 20 крупнейших стран мира, уменьшивших военные расходы за этот же период, 13 государств являются членами НАТО. В связи с этим бросается в глаза то, что по сведениям, представленным на сайте НАТО, во времена холодной войны США обеспечивали 50% расходов альянса, а сейчас — около 75%.

Сюда же отчасти вписывается активизация действий США, в том числе военных, направленных на уничтожение ИГИЛ, что можно истолковать по — разному. Как говорится, это тема для отдельного исследования. Очевидно одно — американцы избавляются от тех союзников, которые выполнили поставленные им задачи по материализации американской политики в конкретном месте и в конкретное время. Отработанный материал. Поучительный пример для сегодняшних и будущих союзников США.