Учебник истории: экзамен для государства

Как-то сын, в свою ученическую бытность, попросил меня помочь выполнить ему упражнение по русскому языку. Я бодро взялся за дело. Открыл учебник и… почувствовал себя беспомощным. Нет, для меня, дипломированного лингвиста, переводчика, преподавателя и журналиста с тридцатилетним стажем задание было отнюдь не сложным. Но объяснить смысл моих действий, опираясь на теоретическую часть параграфа в учебнике, оказалось неразрешимой задачей. Материал был изложен так, что даже специалисту моего уровня, чтобы его понять, пришлось делать перевод с русского на русский. И, чтобы объяснить ребёнку правило, пришлось вспомнить учебник, который я в последний раз открывал за тридцать лет до этого. К вопросу о качестве советского образования: это удалось сделать без проблем. Но возник ряд острых вопросов к Министерству образования. И этот экзамен перед обществом оно пока, увы, очевидно проваливает.

Дрейф Минобрнауки в фарватере «мировых тенденций» для страны, некогда мирового лидера в сфере образования, — пример нерациональной благоглупости. Но у этого феномена было глубокое доктринальное обоснование, сформулированное «отцом» образовательной реформы Андреем Фурсенко: «Главный порок советской школы заключался в том, что она стремилась воспитать человека-творца, задачей же школы РФ является подготовка квалифицированного потребителя, способного пользоваться тем, что создано другими».

В этой реформе нашла своё воплощение идеология одного из ключевых инструментов глобализации — пресловутой Болонской образовательной системы. Нынешняя система образования постепенно приходит в себя от разрушительных последствий этой суицидальной для страны стратегии. Не слишком ли затянулся этот процесс? Тем более что фактический отказ реформированной сферы образования от подготовки квалифицированных производителей вошёл в жесткое противоречие с государственной стратегией импортозамещения и стал одним из ключевых факторов её торможения. Это уже сейчас сказывается серьёзными внутри‑ и внешнеполитическими осложнениями. Но, в стратегической перспективе, лишая промышленно-экономический суверенитет страны узловой кадровой опоры, этот процесс может оказаться фатальным для российской гражданско-социальной общности. Прежде всего потому, что постперестроечная модель образования ликвидировала его ключевой аспект — воспитание гражданина — как системообразующий фактор государственности. Общество, лишённое истории, перестаёт ощущать себя народом. И негативный сценарий такого предсказуемого будущего коренится в «непредсказуемом прошлом», в которое в школьной программе превратился исторический предмет.

Тем не менее Министерство образования и науки отложило внедрение нового списка учебников по истории до 2019 года. Почему федеральное ведомство, ответственное за формирование федерального перечня учебников, уже в течение ряда лет откладывает решение этой ключевой задачи? Возможно, причина в том, что в условиях конституционного запрета государственной идеологии невозможно, точнее — возможно не санировать предмет истории от тенденциозных интерпретаций и спекулятивных передёргиваний. Это избавляет Минобрнауки от потенциально наказуемой инициативы наведения чёткого порядка в «непредсказуемом прошлом». С другой — позволяет переложить ответственность на высшую власть — мол, сами разберитесь в том, как, к примеру, относиться к опричнине Ивана Грозного, Сталину, Ленину, Солженицыну или, скажем, к мемориальной доске Маннергейму в городе, пережившем трагедию нацистской блокады.

При этом федеральный перечень учебников скорее имитирует деятельность, направленную на остро необходимое создание устойчивой национальной учебно-методической образовательной платформы. Это не более чем список рекомендованных к использованию в учебном процессе пособий. Формально он предоставляет государственным учебным заведениям широкую возможность творчески и гибко подходить к выстраиванию учебного процесса. Возможно, это уместно для естественно-научных дисциплин, учебники которых, некритично отличаясь по содержанию, разнятся, по сути, лишь методическими подходами к изложению материала: никому из их авторов не придёт в голову переписать теорему Пифагора, бином Ньютона, законы Ома или формулу бензольного кольца. Иное дело — история. Здесь, в отсутствие единой внятной государственной идеологической повестки, открывается простор для содержательных интерпретаций и манипуляций, чреватый приведением в полную негодность этого важнейшего инструмента формирования гражданской позиции.

Более того, сугубо рекомендательный характер федерального перечня учебников, подобно бесконтрольному метру государственной границы, оставляет гостеприимно открытые ворота для заведомо деструктивного влияния на неокрепшие умы извне. В частности, для фонда Сороса, который в начале «лихих девяностых» охватил своими грантами практически все тогдашние авторские коллективы и, в соответствии со своими антироссийскими доктринами, сформулировал параметры исторической матрицы в новых российских учебниках. Не случайно Джоржа Сороса связывало теснейшее сотрудничество с «флагманским подразделением» этого направления — Институтом общей истории РАН.

В учебнике его тогдашнего сотрудника Евгения Сергеева «Общая история» для 9 класса, выпущенном издательством «Просвещение», — в идеологическом русле майданной Украины — ни разу не используется понятие «Великая Отечественная война». Посвятив лишь несколько строк Сталинградской и Курской битвам как событиям Второй мировой, учебник Е. Сергеева подробнейшим образом описывает боевые действия англичан в Северной Африке, утверждая, что именно они «сломали хребет фашистскому зверю».

Ещё один педагогический шедевр, изданный «Центром гуманитарного образования», — учебник «Новейшая история ХХ века» под редакцией А. Кредера. Автор вообще утверждает, что разгром Гитлера был вреден для Европы, а американская ядерная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки была необходима и полезна. На этом фоне фоменковская «новая хронология» предстаёт детскими шалостями. Формально эти издания из федерального перечня учебников исключены. Но это не ограждает школьников от возможности стать жертвами соросовского «программирования». До сих пор нет ни одного законодательного акта, запрещающего использовать пособия подобного уровня и качества в образовательном процессе. Они доступны в открытой розничной продаже и могут свободно приобретаться даже государственными общеобразовательными учреждениями, если на то будет воля их руководства. Единственным барьером здесь является необходимость закупать эту продукцию за собственные средства. Барьер этот чисто умозрителен — школа, ссылаясь свои внутренние программные требования, без проблем может переложить это бремя на родителей.

Фактически Минобрнауки использует единственный инструмент регулирования — финансовые взаимоотношения издателей учебно-методической литературы с государственным бюджетом. Учебниками из федерального перечня учебные заведения государственного статуса обеспечиваются на безвозмездной основе за счёт госсредств. Это — ключевой момент, который превращает борьбу за место в «заветном списке» в конкурентную битву издателей за доступ к бюджету. Учитывая астрономические тиражи рекомендованных Минобрнауки пособий, эта битва приобретает острейший характер. И зачастую ведётся за рамками научной и деловой этики, когда реальные интересы педагогов, учащихся, государства оказываются вторичными к стремлению любой ценой получить прибыль.

27 декабря минувшего года на заседании Совета Федерации решалась судьба учебника истории, который, по мнению законодателей, содержал «некорректные формулировки». Но речь шла об учебнике «История России: начало XX — начало XXI века» издательства «Дрофа». Поводом стали претензии, которые высказал сенатор от Крыма Сергей Цеков. «У меня как участника воссоединения Крыма с Россией такая оценка вызывает недоумение, если не сказать возмущение. Как кровавый путч в Киеве можно называть революцией, как предлагается в этом учебнике?» — заявил Цеков. Речь шла о формулировке, которой учебник снабдил процесс воссоединения Крыма и России: «Революция, начавшаяся в Киеве, стала явлением международной политики и на революционной волне выплеснула поплывший в другом направлении Крымский полуостров».

Очевидно, что в системе понятий политической истории события 2013−14 годов и последующие процессы на Украине как раз подпадают под определение «революция». Законодателям высшего звена было бы нелишне восполнить свой образовательный пробел, чтобы в принятии решения руководствоваться не категориями газетной риторики, а чёткими научными понятиями. В политической истории «переворот» — связывают с моментальной насильственной сменой власти группой лиц. Фактически переворот — это замена властных персоналий, не ведущая к глубинным общественным изменениям. Революция же — это растянутый по времени процесс, в корне меняющий идеологию и социально-политическую картину общества. И, в отличие от переворота, революция вовлекает в свой процесс не только отдельные действующие структуры государства и элитариев, но и лишённые ресурсных инструментов общественные слои и, как правило, сопровождается гражданской войной. Что мы, собственно, наблюдали и продолжаем наблюдать на Украине. Публицисту в газетной полемике можно эмоционально подменять эти понятия. Но парламентариям следовало бы учесть, что политическая квалификация украинских событий как «переворота» вряд ли позволила бы высшему руководству России признать новую украинскую власть легитимной. И фактически позиция Совфеда по вопросу формулировки учебника бросает тень на решения и действия президента РФ. Не учитывая эту «тонкость», своего коллегу поддержала спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко. Она заявила, что «это — просто провокационная запись». Законодатели проголосовали за отправку учебника на дополнительную экспертизу, а спикер поручила Комитету по образованию и науке Совфеда изучить все разделы школьных учебников, посвященные присоединению Крыма к России, на предмет их «юридической, правовой, политической и гражданской» корректности.

Автор подвергнутого критике учебника доктор исторических наук, лауреат премии Президента России в области образования Олег Волобуев обратился к министру образования и науки РФ Ольге Васильевой. Он указывает, что вместе с соавторами подвергся «широкомасштабным нападкам в СМИ в связи с распространением искажённой информации» об учебнике. Волобуев отмечает:

«В 2015 году учебник прошёл научную историко-культурную экспертизу в Российском историческом обществе, педагогическую экспертизу — в Российской академии наук, общественную — в Российском книжном союзе, а затем включён в федеральный перечень учебников, рекомендованных к использованию для школьного обучения в программах общего образования».

Обращаясь к министру образования, О. Волобуев подчёркивает: «На учебнике стоит резолюция Вашего ведомства и отметка «Историко-культурный стандарт».

«Могу с уверенностью сказать, — пишет профессор Олег Волобуев, — что в учебнике… нет ни одной фразы, носящей провокативный характер. Формулировка в отношении украинских событий… представленная в публичном поле как сомнительная, была использована в исходном тексте исключительно как часть устоявшегося выражения «цветная революция». Общая оценка событий 2014 года на Украине носит в учебнике исключительно негативный характер».

Далее О. Волобуев, выражая признательность председателю Совета Федерации Валентине Матвиенко за то, что она подняла вопрос корректности изложения в учебниках для детей, приводит слова Сергея Михалкова: «Сегодня дети, завтра — народ». Автор призвал министра образования к совместным с общественностью действиям, чтобы пресечь попытки «вовлечь всех нас в медийные манипуляции, выглядящие как искусственное нагнетание общественного беспокойства».

Вызывает недоумение подход российских сенаторов к заявленной проблеме. Неужели не было реальных поводов заметить иные, заведомо провокационные признаки в том, что обществу предлагают средства массовой информации? И как можно не замечать на полках магазинов и школьных партах продукцию наследников Сороса, дискредитирующих в русле откровенно провокационной антироссийской повестки национальную святыню России — Великую Отечественную. Гораздо более важную для формирования гражданской позиции тех, кому предстоит определять будущее страны. В отличие от «цветной революции» или, если угодно, «переворота» в чужой стране.

К чести издательства «Дрофа», оно не стало искать источник дезинформации в СМИ и усугублять конфликт из-за терминологического спора по поводу вырванной из общего контекста фразы, а оперативно представило исправленную в соответствии с позицией Совета Федерации версию учебника для 10-го класса «История России: начало ХХ — начало ХХI века». Тем не менее процесс запущен, и теперь к 27 января, согласно поручению Совфеда, РАН предстоит дать оценку провокативности фразы, которой в учебнике уже нет. Конечно, со стороны сенаторов было бы логичнее руководствоваться не эмоциями или соображениями прагматики текущего политического момента, а проконсультироваться с представителями академической науки до обсуждения этого острого вопроса. Но, несмотря на парадоксальность ситуации, этот факт отраден. Нет сомнения, что Российская академия наук по своей вековой традиции окажется выше сиюминутной конъюнктуры и использует свой могучий научный потенциал, чтобы дать компетентный ответ на запрос Совфеда. Так что РАН предстоит подтвердить свою научную и гражданскую репутацию в этом специфическом экзамене. Едином. Государственном.