Скандальные заявления о Кёнигсберге бывшей кинозвезды и по совместительству калининградского депутата от «Яблока» Александры Яковлевой можно было списать на сумасбродство яркой женской натуры, если бы не одно но. Так думает весомая часть калининградской интеллигенции, находящаяся, как пел Высоцкий, «при власти, при деньгах ли, при короне ли». Поэтому, полагаю, что в первую очередь важно уметь контраргументировать такому «высокоблагородию». Об этом и поговорим.

Советские зенитчики в Кёнигсберге. Апрель 1945 года

Итак, в нравственно преступных рассуждениях яковлевых стоит вычленить несколько ложных посылов.

Первый — «Я родилась (ся) в Кёнигсберге». Перед нами новая модификация выражения согласия переименовать Калининград в Кёнигсберг. Напрямую выступать за возвращение немецкого имени сегодня чревато, поскольку попахивает откровенным сепаратизмом. Поэтому плакальщики по Кёнигсбергу придумали такой ход — «родиться» и «проживать» в несуществующем немецком городе — на «Фейсбуке», радио, кухне, тем самым ментально возрождая город-призрак.

Хорошо это или плохо? Может, не стоит и внимания обращать на это виртуальное «житиё»? На этот вопрос отвечают жители стран, окружающих Калининградскую область. В Литве и Польше вы не встретите граждан, которые писали бы или говорили, что родились или живут в Мемеле, Данциге или Алленштайне (если такие встречаются, то они мгновенно заносятся в список крайних маргиналов или просто городских сумасшедших). И в этих странах не работает уловка «кёнигсбержцев» о том, что, мол, это древний город с многовековой историей, а значит, надо чтить его историческое имя. Литовская Клайпеда семьсот лет была Мемелем, польский Ольштын шесть столетий — Алленштайном, а Гданьск — три века Данцигом.

Итак, на Западе, так обожествляемом «евророссиянами» из Калининградской области, тема возвращения исторических имён, если они не являются национальным наследием, табуирована. На Западе, не единожды пережившем политическую чересполосицу, топонимическая реституция всерьёз считается предпосылками к реваншизму. И только калининградские интеллигенты пытаются убедить нас, что «просто любят историю».

Советские гвардейские минометы на огневой позиции. Юго-западнее Кёнигсберга. 1945

Второй посыл — «В Калининграде надо восстановить орденский замок, потому что в Польше же восстановили». При этом чаще всего кивают на замок в Мальборке, который находится всего в 80 километрах от границы с Калининградской областью. Говоря так, германизаторы сознательно замалчивают историю Польши. Да, этот замок — под именем Мариенбург — был основан в 13-м веке тевтонами, но уже в 15-м столетии после знаменитой Грюнвальдской битвы стал резиденций польских королей. Именно поэтому, несмотря на последующие разделы польской земли, Мальборк считается историческим национальным достоянием Польши и был воссоздан.

Еще немаловажное замечание по поводу послевоенного архитектурного ренессанса в Польше. Поляки занимались восстановлением «старых городов» во вчерашних немецких штадтах по причине близости Польши к западной цивилизации (или подспудного желания породниться с Западом). Знатоки польской архитектурной мысли из Калининграда предпочитают умалчивать, что сто лет назад цивилизованная Польша разрушила сотни красивейших русских православных церквей. Правильно, они же не вписывались в картину западного мира. Точно также сегодня Варшава уничтожает «восточные символы» — памятники нашим бойцам, которые спасли поляков от биологической утилизации Третьим рейхом.

Советские артиллеристы в городском бою в Кёнигсберге. 7—8 апреля 1945 года

Третий посыл — «Замок Кёнигсберг надо восстановить из-за русского следа, ведь там был Пётр Первый, там был зал московитов…». Перед нами классическая подмена понятий, когда педалируется тема «русификации» орденского замка и идет отвлечение от истинной сущности объекта — военного предназначения, направленного на Восток.

Кёнигсбергский замок все 700 лет олицетворял агрессивный милитаризм западной цивилизации по отношению к цивилизации восточной. Сама цитадель была построена тевтонскими рыцарями на месте сожженной ими крепости пруссов. И в Средневековье, и в новейшую историю замок Кёнигсберг символизировал одну идею — «Дранг нах Остен». И совсем не случайно, что именно замок Кёнигсберг в послевоенные годы своим символом выбрало германское реваншистское общество «Союз изгнанных».

И потом, точно такой же «русский след» при желании можно найти в Штайндаммской кирхе — одной из самых древних церквей Кёнигсберга, которую во время Семилетней войны РПЦ переоборудовала в православный храм Воскресения Христова. После войны при прокладке Ленинского проспекта полуразрушенную Штайндаммскую кирху снесли, но сторонники «русского в Кёнигсберге» почему-то не ратуют за её восстановление.

Кёнигсберг. Май 1945 года

И четвертый посыл — самый ключевой, поскольку, пожалуй, впервые прозвучал в этой многолетней дискуссии. Депутат-актриса Яковлева привела следующий довод в пользу восстановления германского военного символа: «В Волгограде восстановлен дом Павлова». То есть германизаторы осмелились поставить знак равенства между защитниками нашей Родины и агрессорами, напавшими на наше Отечество.

По такой извращённой логике, гитлеровцы, засевшие в замке в апреле 45-го, также являются символом мужества и стойкости, как защитники своего города (правда, продержались в цитадели всего четыре дня). Вот только «обороняла» замок Кёнигсберг зондеркоманда 69-й пехотной дивизии, которая с 1942 года несла смерть на территории Советского Союза.

Такое сравнение надо расценивать как духовное предательство Родины.