Почему презрение к жизни и желание умереть — не лучшие качества солдата

На видео, которое набирает популярность и постепенно обрастает мемами, 61-летний депутат Госдумы Алексей Журавлёв рассказывает о том, в чём разница в воспитании между его поколением и тем, кому сегодня около тридцати.

Оказывается, что раньше жизнь не была главной ценностью, а вот молодёжь враги воспитали именно в таком вот ключе.

«У нас поколение 30 лет воспитывалось, что у нас главная ценность… Жизнь — главная ценность! Меня с детства воспитывали, что у меня сначала страна, потом мои родные и близкие, потом мои ценности какие-то и только потом жизнь», — говорит депутат.

Идея довольно привлекательная и как бы даёт возможность сказать, что люди виноваты, не так сильно геройствуют в СВО, как хотелось бы некоторым. Но при этом достаточно сомнительная сразу по нескольким причинам.

Для начала вспомним о распространенном мифе, гласящем, что русская военная традиция базируется на полном неуважении к человеческой жизни, а война ведётся ценой огромных потерь — и никак иначе. Миф этот относительно молод и растиражирован с подачи США.

Да, в нашей истории были разные периоды, но всерьёз подобное произносить вслух начали лишь во время информационных кампаний против СССР в восьмидесятые годы прошлого века, то есть всего лет сорок назад.

Исторические основания и источники были довольно сомнительными, но тут подтянулся Голливуд, а дальше и мы сами, оглядываясь на него, наштамповали тонны «агитпродукции».

Подобные утверждения, акцентирующие внимание на неуважении и даже презрении к человеческой жизни, в первую очередь всегда касались Китая и, надо сказать, были вполне обоснованы.

И если кто-то (особенно — карьерный комсомолец и общественник, дослужившийся до депутата) начинает рассказывает о том, что для его поколения на первом месте всегда стояло государство и всех приучали, что жизнь человека ничего не стоит, всегда хочется спросить: в какой провинции маоистского Китая воспитывали оратора?

Затронутая тема про «плохих» молодых людей, которые за Родину умирать не хотят, сейчас, во время СВО, приобретает особое звучание.

В реальности презрение к ценности собственной жизни и желание умереть никак нельзя назвать положительными качествами солдата.

Практически каждый мужчина, когда-либо становившийся на учёт в военкомат, может вспомнить, что склонность к суициду является противопоказанием к службе, а не открывает дорогу в элитные войска.

Причин для этого много, но главные вполне утилитарны: хороший солдат бьётся до конца, выживает и продолжает выполнять боевые задачи. Самоубийцы же и искатели героической смерти на такое не способны.

Война устроена таким образом, что там постоянно необходимо сознательно подвергать себя риску. Причём настолько серьезному, что он полностью противоречит чувству самосохранения и интуиции. Потому что твой личный риск может увеличивать как твои, так и коллективные шансы на выживание.

На уровне рефлекса хочется спрятаться в укрытие — но надо его покинуть и выполнять боевую работу. И чем лучше её выполняешь, тем больше шансы выжить. Для всех. Потому что если действовать наоборот, дождешься, когда враг уничтожит подразделение и сам постучит в дверь твоего блиндажа.

Инстинкты говорят: прячься, логика говорит: работай. Умение сознательно найти баланс между этими противоположностями отличает хорошо подготовленных и опытных бойцов от новобранцев.

Сознательный риск человека, который в конечном итоге хочет и выжить сам, и спасти товарищей — это вовсе не презрение к человеческой жизни. Да, часто в военной обстановке люди принимают решение выполнить задачу любой ценой.

И часто в таких случаях спокойно, без истерики констатируют: мы тут, скорее всего, умрём. Но только начиная биться, они получают шанс на выживание. Потому что только так это и работает.

Я был знаком со многими людьми, получившими впоследствии посмертно высокие награды. И с ещё большим количеством людей, о гибели которых широкая публика не знает и до конца столкновений не узнает, ведь за редкими исключениями солдаты живут непублично, и так же непублично гибнут.

Но я ни разу не слышал размышления о том, что жизнь не является или не должна являться высшей ценностью. Не слышал я такого и от Тараса Клуни Гордиенко (Герой ДНР посмертно), который в 2015 году, по его словам, низко оценивал вероятность дожить до конца конфликта.

Рассказывая про «идейное воспитание» и жертвенность, гражданские ораторы часто не понимают, что такие лозунги работают только в первое время.

А те, кто выжил, и, как бы страшно это ни звучало, нашёл себя на войне — те относятся к ней как к тяжёлой работе, которую делают профессионально, честно, с достоинством и ради достижения хороших целей.

Либо люди имеют личные причины воевать, которые и выходят на первый план. Это не значит, что они перестают любить Родину или превращаются в прожжённых наёмников. Просто отношение к тяжёлой и рискованной жизни и службе становится ровным и спокойным.

И, как правило, оказывается, что умирать в реальности совсем без эмоций мало кто готов. Потому что настоящая война далеко не так красива и романтична, какой казалась в воображении.

Война — это больно, страшно и почти всегда очень рутинно. А большинство гибнет от осколков бомб и снарядов, а не в героической рукопашной, приняв картинную позу для будущего памятника.

При этом люди, которые красиво говорят про Родину и декларируют готовность умереть, «пятисотятся» («пятисотый» — жаргонное название военнослужащих, которые не выполняют боевые задачи по психологическим причинам) абсолютно так же, как и любые другие. И поступки их даже заметнее, поскольку кричали громче.