Ни с коррупцией, ни с терроризмом в России желающих бороться нет? Интервью Александра Хинштейна ИА REGNUM

Москва, 13 июня, 2006, 09:38 — ИА Регнум. Комитет Госдумы по безопасности готовится рассмотреть и вынести на Совет палаты законопроект, предусматривающий изменение 13 федеральных законов, в том числе Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов в связи с принятием закона "О противодействии терроризму" и ратификацией Конвенции Совета Европы о предупреждении терроризма. По просьбе корреспондента ИА REGNUM депутат Госдумы Александр Хинштейн (фракция "Единая Россия") ответил на вопросы о том, как меняется законопроект в процессе подготовки ко второму чтению.

ИА REGNUM: Какова идеология этого законопроекта и в каком направлении идет работа над ним?

Идеология закона в следующем: ужесточение ответственности за террористические преступления и сопряженные с ними. Проводятся достаточно революционные вещи. Первое - это право на проведение спец-операций за пределами России. Это то право, которое сегодня имеется практически в каждой стране, ведущей борьбу с терроризмом. Простой пример: когда в 1972 г. палестинские террористы из организации "Черный сентбярь" уничтожили членов олимпийской сборной Израиль, то в свою очередь на протяжении более 10 лет Масад разыскивал этих преступников по всему миру и уничтожал и во всех точках, где мог найти. Законодательство Израиля такое право ему позволяло. У нас сегодня нет такого права, поэтому те спецоперации или спецмероприятия, проводимые за рубежом по поимке, задержанию или уничтожению террористов проводятся, скажем так, вне рамок правового поля... если проводятся, конечно.

Вторая норма, которая предлагается - достаточно спорная - это заочное осуждение. Речь идет о том, что лицо, которое скрывается от правосудия и которое надлежащим образом уведомлено по проведению следственно-судебных действий, но сознательно уклоняется от них, находится в розыске, может быть осуждено заочно, то есть в его отсутствие. Эта норма распространяется на лиц, обвиняющихся в первую очередь в террористических и сопряженных с ними преступлениях. Для чего это делается, понятно: Шамиль Басаев. С формальной точки зрения, сегодня, у нас господин Басаев - не преступник. У нас нет ни одного приговора суда, по которому бы он был бы им назван. И то, что мы сегодня все понимаем фактически кто такой Басаев, мы не можем никак юридически это понимание трансформировать. Поэтому первая норма без второй работать не будет. Мы не можем поймать Басаева условно в третьей стране и привести сюда в Россию, потому что он у нас формально не преступник. Возможность заочного осуждения это предоставляет.

Третья норма - это, конечно, восстановление конфискации как меры наказания. Вокруг этого вопроса идут очень большие споры, предпринимаются все усилия для того, чтобы размыть эту инициативу, уничтожить конфискацию, так сказать, на корню. Те предложения, которые были сделаны и которые по сути дела рабочая группа почти удовлетворила - это размывание конфискации и инициатив, которые изначально были. Я поясню. Конфискация бывает двух типов: бывает конфискация как мера наказания и конфискация как обеспечительная мера. Обеспечительная мера предусматривала изъятие в пользу государства орудия преступления, вещественные доказательства. Вот это сегодня в законе есть. А вот конфискация как мера наказания, когда приговором суда определяется, что на сумму похищенного, того ущерба, который причинил осужденный у него конфискуется имущество или ценности, эту норму сегодня пытаются размыть. Рабочая группа до сих пор к единому мнению не пришла. Есть позиция Генеральной прокуратуры (достаточно жесткая): должна быть конфискация как мера ответственности, как мера наказания. Я эту позицию целиком разделяю. Мы до этого дважды вносили законопроекты, вводящие конфискацию, дважды нам их отклоняли по формальным признакам потому, что правительство на них отказывалось давать заключение. Это хитрая уловка. Понятно, почему не нужна конфискация. Потому что конфискация - это домоклов меч, который будет висеть. Ну а какие проблемы сегодня? Получишь условный срок, ну и до свиданья. Унас сегодня в правительстве сколько угодно судимых, и ничего. Например, руководитель федерального агентства по рыболовству - Станислав Ильясов - судим был за кражу. То есть наличие судимости - не препятствие для него занимать должность министра.

ИА REGNUM: Вы вносили свои поправки в этот законопроект. В чем их суть?

Моих инициатив - несколько. Первая в значительной степени удовлетворена. Речь идет о том, чтобы максимально смягчить изменения в закон о СМИ. Идет давний спор о том, как журналисты могут освещать проведение спецопераций. По мнению силовиков, они должны их вообще не освещать, а находиться вообще в каком-то огороженном вальере, и со стороны за этим наблюдать. Я считаю, что журналисты вправе осуществлять свою деятельность с минимальными ограничениями. Изначально была попытка прописать в законе такую норму, что запрещено описание контртеррористических мероприятий, лиц в нем участвующих и так далее. В ходе наших долгих дебатов это вылилось в следующее: запрещается ведение репортажей и описание контртеррористических мероприятий непосредственно с места проведения спецоперации с тем, чтобы это не был запрет, описывать спецоперацию как было в Беслане... Ведь изначально в чем была опасность, почему я начал выступать? Потому что я на эту ситуацию смотрю как законодатель и как журналист. Так вот я понимаю это так, что если завтра на территории Чечни будет введена зона КТО (контртеррористической операции), то это означает, что журналист потеряет право писать что-либо о Чечне, вообще ничего писать нельзя будет о Чечне. Что мы записали? Что нельзя писать и распространять в электронных СМИ об операции, длящейся сейчас, и второе, об участниках этих операций нельзя писать без их согласия. Изначально предлагалось вообще о них не писать. Но это глупость! Как не писать, если человек герой?!

Это норма компромиссная. Вторая более воинственно встречаемая инициатива. Речь идет об изменении принципа подсудности рассмотрения дел террористической направленности. Предлагаю передать подсудность таких дел напрямую Верховному суду РФ по первой инстанции. Статистика и практика свидетельствует, что абсолютное большинство преступлений террористической направленности совершается в Южном федеральном округе, в республиках Северного Кавказа. Соответственно, особый менталитет, особая специфика, родоплеменные отношения на Северном Кавказе значительно затрудняют возможности беспристрастного и объективного рассмотрения таких дел местными судами, особенно если идет речь о судах присяжных. Потому что на территории, например, Ингушетии, невозможно собрать такой состав коллегии присяжных заседателей, чтобы хотя бы один из присяжных не имел пристрастного отношения хотя бы к одному из подсудимых как в положительную, так и в отрицательную сторону, чтобы не был его родственником, либо односельчанином, либо знакомым, либо сватом. Они знают все друг друга. Такая же история в Дагестане, такая же история в Осетии.

Далее, в условиях Кавказа невозможно обеспечить безопасность для присяжных, судей, свидетелей, иных участников процесса. Имеют место случаи, когда свидетели, присяжные отказываются от работы в судах в связи с поступающим в их адрес угрозами. В Дагестане за год совершается только около 64 убийств сотрудников милиции, ФСБ. Самый оптимальный вариант - передать подсудность этих дел в Верховный суд, где работают более квалифицированные кадры, где не будет такой пристрастности при рассмотрении этих дел, где возможно обеспечить эффективные меры безопасности. Эта поправка поддержана 17 членами комитета по безопасности, они соавторы этой поправки. Ее не поддерживает Верховный суд по понятным причинам, поскольку он не хочет брать на себя лишнюю ответственность и боится лишней работы. Аргументация Верховного суда не выдерживает никакой критики. Я был на заседании рабочих групп, и непосредственно комитета, который прислал это письмо, подписанное Владимиром Радченко. На самом деле, довольно смешно то, что они пишут. "Правосудие по этим делам, - пишет первый зампредседателя Верховного суда РФ, - осуществляется как правило судьями представляющими коренные национальности. Судьи Верховного суда в большинстве своем не представлены коренными нациями Северного Кавказа. Принятие этой поправки может породить домыслы о недоверии к национальным судебным кадрам, а также в перспективе обострить межнациональные отношения в регионе". Как минимум некорректно и нелепо вопросы уголовного права переводить в плоскость межнациональных отношений. Если говорить о том, обидятся или нет коренные народы Северного Кавказа, то отвечаю: не обидятся. Потому что абсолютное большинство глав субъектов ЮФО дали положительные заключения на этот законопроект. Они сами готовы отдать эту норму в Москву. Верховный суд за год рассматривает тысячи дел по второй и третьей инстанции, мы предлагаем им передать несколько десятков дел по первой инстанции.

ИА REGNUM: Вы считаете, что эта поправка будет поддержана?

Ситуация непростая. Есть попытки Верховного суда эту ситуацию затупить, не дать ей реализоваться. Я вижу, что это основной тормоз на пути этого закона. Это неудивительно, потому что суды - это одно из основных сосредоточений беззакония и даже если в итоге эта поправка будет провалена, хотя не знаю как, мы все равно будем возвращаться к этому моменту. Потому что сегодня мы столкнулись с дикой проблемой, когда лиц, подозреваемых в терроризме уничтожают на месте, вместо того, чтобы их задерживать. Это связано с тем, что большое число террористов выпускают из судов, а потом их ловят повторно, и при этом они еще уничтожают сотрудников милиции и мирных граждан. В свое время, например, выпустили безвестного Макашарипова, который затем вернулся в Дагестан, собрал банду, и эта банада совершила более 80 террактов. Кто за это будет отвечать? Почему судья, который выпустил Макашарипова никакой отвественности не понес? Я могу таких примеров привести десятки. Или просто смехотворные сроки наказания: 4 года, например, для организатора взрыва жилого дома в г. Буйнакске. То есть те, кто взрывал получили пожизненно, а организватор - 4 года. Как это может быть?

ИА REGNUM: Известно, что ко второму чтению у ряда депутатов появилось желание не распространять конфискацию на экономические преступления, как было записано в принятой первоначально редакции законопроекта. С чем это связано?

Есть две категории депутатов: малоимущие и многоимущие. Норму о конфискации как наказании предлагают малоимущие депутаты, а не пропустить ее либо сузить и кастрировать до минимума предлагают многоимущие депутаты, которым есть, что терять. Это кастрация. Сейчас перечислен постатейный перечень того, что может попасть под конфискацию. Там экономических дел практически не было, то есть там были только особо тяжкие и тяжкие преступления. Единственная статья, о которой может идти там речь, о которой, я согласен, можно спорить, чтобы ее убрать и я в принципе был бы не против - это статья Уголовного кодекса, предусматривающая ответственность в виде конфискации за нарушение авторских прав. Но вы меня простите - а легализация, отмывание - это что не должно подпадать под конфискацию? Россия ратифицировала не только конвенцию о борьбе с терроризмом, она ведь еще ратифицировала конвенцию о борьбе с коррупцией, где четко прописано, что за коррупционные преступления должна быть предусмотрена как мера наказания конфискация. И те статьи УК, которые многоимущие депутаты предлагают изъять, это как раз те статьи, которые подпадают под определения коррупционности. Я категорический противник этого. Люди боятся, я понимаю их опасения, но на это могу заметить, что даже депутатская неприкосновенность она ровно ничего не дает, что показало нам недавнее задержание члена Совета Федерации, который тоже был противником конфискации имущества.

ИА REGNUM: Глава антикоррупционной комиссии Михаил Гришанков предложил, напротив, более жесткую норму, чтобы конфискация распространялась не только на имущество, использованное при совершении теракта, но и другое имущество осужденного, полученное преступным путем.

Я не знаю об этой поправке, но я так понимаю, что речь идет о восстановлении той нормы, которая была заложена в первом чтении. В первом чтении было четко прописано, что конфискации подлежат орудия преступления, деньги, ценности и иное имущество, полученное преступным путем или доходы с них. В первом чтении предусматривалась возможность конфискации его, и у членов семьи осужденного в случае если они знали, или могли знать о незаконном характере. Ко второму чтению ее вымыли многоимущие депутаты. Когда эти либеральные юристы, среди которых я мог бы назвать бывшего адвоката Макарова (Андрей Макаров - ИА REGNUM), Груздева (Владимир Грыздев - ИА REGNUM) и других моих коллег, говорят о том, что уже есть в законе, что УПК предусматривает конфискацию, назначает ее путем приговора суда, то я могу сказать, что в течение 2005 г. всего при общем количестве вынесенных приговоров более 850 тыс. конфискация была применена менее, чем в 30 случаях. Это наглядный ответ на то, как она сегодня действует. Вот чего они добились.

Конфискация - это огромный и очень мощный инструмент в борьбе с преступностью, коррупцией, терроризмом, потому что это, повторю - домоклов меч, который стимулирует людей.

ИА REGNUM: Получается, ко второму чтению идет некоторое смягчение законопроекта?

Да, но пока обсуждение продолжается. Группой депутатов либерально-экономической направленности при поддержке крупного капитала, принимаются попытки вымыть понятие конфискация как таковое из закона, лишить эту норму статуса меры ответственности, меры наказания. По сути дела, кастрировать его так, что это будет нежизнеспособный орган. Поэтому сейчас идет вокруг этого жесткая борьба. Если комитет по безопасности все-таки займет правильную позицию и восстановит в такой форме как было в первом чтении конфискацию, будем считать, что справедливость вострожествовала. Если не восстановит, и в таком виде закон пройдет второе чтение, это будет означать, что ни с коррупцией, ни с терроризмом в России бороться желающих нет.