Лорд-протектор. Почему даже Ротшильд не помог Ходорковскому

Михаил Ходорковский признался, что лорд Джейкоб Ротшильд был фактически главным в ЮКОСе — то есть не владельцем, а тем, кто распоряжается компанией. По-английски это называется протектор — защитник. У лорда лежал конверт, в котором было названо имя того, кто может управлять контрольным пакетом акций, если его владелец будет лишен возможности принимать решения самостоятельно. И двадцать лет назад, после ареста Ходорковского, Ротшильд вскрыл конверт.

На крайний случай ЮКОСом должен был управлять соратник олигарха Леонид Невзлин. Но, как известно, российские власти, по сути, национализировали компанию, принудительно выкупив ее. Ни Невзлин, ни Ходорковский в итоге ничего не получили — не считая выведенных ранее за границу миллиардов и решений западных судов о взыскании с России десятков миллиардов долларов за «украденный ЮКОС».

Ничего не получил и лорд Джейкоб — так зачем же он вообще занимался крупнейшей в России нефтяной компанией?

Затем, что у Ротшильда, то есть англосаксонской элиты, были на Россию серьезные планы. Они хотели не просто закрепить устранение с мировой арены конкурента и противника в виде СССР, но и прибрать к рукам ценные активы разваливавшейся страны. Эта возможность появилась в середине девяностых.

Но просто так прийти и «купить Россию» им было не просто. Нужны были агенты на местах — те, кто, зная местную специфику и законы, проведут приватизацию. Такую функцию и взяли на себя наши будущие олигархи: начиная с 1994-го они провернули операцию по переводу самых лакомых кусков государственной собственности.

Нефтяные, металлургические и прочие компании скупались по бросовым ценам (через ваучеры и залоговые аукционы), но даже эти смешные деньги нужно было где-то взять. Брали их в первую очередь у государства, размещавшего свои деньги на счетах в банках, принадлежавших олигархам. Что-то было заработано и самостоятельно (преимущественно на экспорте сырья и импорте дефицитных товаров), но нужны и были и внешние источники.

В те же годы в Россию хлынуло и множество бывших эмигрантов, уже обжившихся на Западе, — у кого-то из них были свои деньги, а кто-то имел кредитные линии от западных банков. Они пытались урвать как можно больше от бывшей госсобственности, но их оттирали местные волки, не собиравшиеся делиться с понаехавшими.

Когда раздел собственности был в основном завершен к концу 90-х, власть в стране сменилась и пришел Путин.

Олигархи не восприняли его серьезно, хотя понятно было, что государство начнет постепенно пытаться вернуть себе контроль над ключевыми отраслями экономики, в первую очередь нефтяной отраслью. И вот тогда и понадобились «Ротшильды» — в качестве крыши.

Если в 90-е наши олигархи не хотели допускать западный капитал к распродаже России. Не из патриотических соображений, а потому, что видели в нем опасного конкурента и планировали в будущем пригласить иностранцев войти в их бизнес уже на правах младших акционеров (что позволило бы и им самим стать частью мировой бизнес-элиты). То теперь им стало важно как можно быстрее обезопасить свои активы от государства Российского.

Как это сделать? Позвать самых сильных мира сего — так в ЮКОСе и появляется Ротшильд.

Мы не знаем, что было написано в бумагах, которые Ходорковский оставил у барона Джейкоба — возможно, там было не только право определять владельца компании, но и обязательство продать-передать Ротшильду значимый пакет акций ЮКОСА.

То есть ЮКОС мог быть, условно говоря, заложен за обеспечение политической (и даже геополитической) крыши его российским владельцам — на нее очень рассчитывал Ходорковский, когда вступал в прямой конфликт с Владимиром Путиным в 2003 году.

Тогда олигарх был уверен, что Кремль не посмеет тронуть ни его, ни компанию, ведь против были не только глава администрации президента и премьер-министр, но и Запад как таковой. А за Ходорковским и компанией стоял лично Джейкоб Ротшильд: «ну и кто на нас с бароном?».

Ходорковский не понял, что в России сменилась не просто власть, а вектор движения.

Тогда наша страна еще не собиралась рвать с Западом и отказываться от интеграции в мировой (то есть контролируемый Западом) рынок, но власть была нацелена на возвращение себе приватизированных олигархами функций управления страной. И сделала это, сломив сопротивление самых упертых и приструнив остальных.

А Ротшильды — как конкретные, так и условные — все равно получили свою долю в российской нефтянке.

Сначала в крупной компании ТНК — олигархи Михаил Фридман и Пётр Авен продали часть своих акций «Бритиш Петролеум», а потом, после слияния ТНК с «Роснефтью», «британцы» получили долю российской госкомпании.

Получается, Ротшильд в итоге получил, что хотел, — пусть и за большие деньги?

Нет, потому что после начала СВО «Бритиш петролеум» выбросила свой пакет (почти 20% акций) в мусорное ведро (санкции), потеряв на этом больше 20 миллиардов долларов.

Так получилось, что проиграли в итоге все — и Ходорковский, работавший с британцами, и «русские» олигархи, пытавшиеся раздербанить Россию самостоятельно, без страховки со стороны западных боссов, и сами Ротшильды, коллективные и персональные.

Потому что разница между ними на самом деле была невелика — все они считали себя часть глобальной элиты (или хотели ею стать), а Россию воспринимали только как дойную корову.

Ротшильды, впрочем, готовы были даже делать деньги в России, вместе с Россией и на условиях России — но только до того момента, как конфликт цивилизаций не перерос в войну.

Как только Россия бросила открытый вызов Западу и попыталась вырвать из его рук захваченную им (с помощью уже местных жуликов вроде Игоря Коломойского) Украину, как рассуждения о выгоде были отброшены.

Точнее, верх взяли соображения о выгоде стратегической, напрямую завязанной с геополитикой, — в момент, когда определяется не только где пройдет граница между Западом и Россией, но и на кону стоит будущее всего атлантического проекта, — уже не до мелочей вроде десятков миллиардов долларов. Ставка — больше, чем деньги, но ведь и у России ставка еще выше. Ставка — больше, чем жизнь, — жизнь русской цивилизации.