Чего нам ждать после украинского наступления

Как мы дошли до сегодняшнего положения? Как мы оказались в той точке, когда горячий конфликт между Россией и Украиной стал не просто обыденностью, но нашим общим будущим на ближайшие годы?

Распад Союза ещё не означал полный раскол русского мира и потерю Украины. И Борис Ельцин, и Владимир Путин считали, что Незалежная сохранится в орбите России. Попытки Запада превратить юридический раскол на два государства в исторический, геополитический, то есть реально увести Украину к себе, не воспринимались как слишком опасные. К тому же в первые годы Путину было просто не до Украины, нужно было навести элементарный порядок во власти и стране.

Украинский кризис 2003–2004 годов с итоговой победой прозападного Виктора Ющенко не считался необратимым. Тем более что Виктор Янукович позже все-таки стал президентом. Планы по созданию Евразийского союза, которыми Путин занялся ближе к концу нулевых, изначально подразумевали непременное участие Украины.

Но когда в начале десятых годов Россия вплотную приступила к втягиванию Киева в новый союз, англосаксы уже не были готовы уступать без боя, всерьез сделав ставку на евроинтеграцию и атлантизацию Украины.

В 2013-м Путин переломил ситуацию, убедив Януковича тормознуть с евроинтеграцией и повернуться к Евразийскому союзу. После чего всё и началось по серьезному — майдан, свержение президента…

В этот момент Путин взял Крым не потому, что смирился с потерей Украины. Он просто хотел подстраховаться и сразу же, перед началом драки, вывести полуостров за скобки.

Но к дальнейшей силовой борьбе он был не готов, не желая лить кровь в фактически гражданском конфликте и рассчитывая на то, что Украину удастся раскачать изнутри — сменить власть или развалить. Эта ставка не сработала, Донбасс остался в одиночестве (в смысле восстаний), и с 2015-го, когда там закончились активные боевые действия, началась подготовка к большой схватке.

Эта подготовка велась Украиной. У нас она шла только в голове, в сознании Путина. Потому что украинская власть, как беглец, понимала, что за ней рано или поздно придут. В то время как Путин искренне верил, что ему удастся развернуть ситуацию мирным путём. То есть подвести (сыграв в том числе и на противоречиях) украинские элиты к необходимости смены курса с евроинтеграции на условный нейтралитет между Россией и Западом.

Но ни в Киеве, ни в Европе, которая все больше оказывалась в украинском вопросе ведомой англосаксами, не собирались отказываться от завершения процесса полного отторжения Украины от России. А гарпун, «нож в ноге», которым был Донбасс, все меньше и меньше мешал Киеву в его бегстве на Запад. Отгрызли бы ногу — и ушли без нее.

Полное осознание этого, по-видимому, пришло к Путину к 2020-му году. И так бывшие минимальными надежды на Владимира Зеленского (не столько на него, сколько на раскол в украинской власти) растаяли, а шансы Дональда Трампа удержать Белый дом стали падать. Несостоявшийся «украинский импичмент» показал, что вашингтонское болото не остановится ни перед чем в попытках его убрать.

Судя по всему, окончательное решение о неизбежности силового решения украинского вопроса Путин принял в конце 2020-го. Проигрыш Трампа в этом смысле не был определяющим, но стал последней каплей.

Подготовка к спецоперации велась больше года, скрыть ее от американцев было невозможно. И не из-за мифических «агентов в Кремле», а по причине очень большой концентрации войск. Поэтому в ноябре 2021-го Путин и выдвинул свой ультиматум — отвод НАТО на позиции 90-х. Ультиматум, дававший повод для начала СВО.

Вся операция действительно планировалась как стремительная. По-видимому, в течение пары месяцев все должно было быть завершено. Украина была бы повержена, а власть в Киеве сменилась бы на пророссийскую.

Увы, силу удара не рассчитали. Потому что недооценили силу власти и армии Украины. И одновременно переоценили силу нашей армии. Выяснившиеся масштабнейшие проблемы с управлением, как по вертикали, так и горизонтали, с командованием, связью и логистикой сделали неплохой, в принципе, план Герасимова (а скорее всего, именно он был его автором) невыполнимым.

Сейчас уже бессмысленно гадать, что было тому главной причиной. Огромный разрыв между ожиданиями того, как будут действовать войска, и реальностью? Или неправильная штабная оценка сил (будь их в полтора раза больше — все получилось бы)? Но уже через несколько недель стало понятно, что первоначальный план провалился. Его стали менять по ходу спецоперации, и на это плюс на попытки всё-таки прорваться имеющимися силами ушло всё лето.

А к осени стало окончательно понятно, что нужно полностью менять тактику — сокращать линию соприкосновения, как минимум вдвое увеличивать силы и переходить к обороне. Мобилизация, отвод войск из Харьковской области, оставление Херсона и принятие в состав России четырех областей как раз и демонстрировали всем, что Путин пойдет до конца.

Включение новых территорий не означало отказа от остальной Украины. Оно, как и в случае с Крымом в 2014-м, фиксировало промежуточный итог, «прибыль», и демонстрировало серьезность намерений постепенно демонтировать Украину.

Обе стороны начали готовиться к решающему наступлению, причем Путин исходит из того, что время в целом работает на нас. Он хочет дождаться, когда Киев ударит первым, чтобы перейти в свое любимое «дзюдо», то есть использовать энергию, силу удара противника против него же.

Так прошли зима и весна — полгода, в ходе которых практически все действия свелись к штурму Артемовска-Бахмута, в итоге взятого его «вагнерами», пусть и дорогой ценой. Насколько была оправдана идея Евгения Пригожина устроить украинцам Верден, то есть перемалывать все новые и новые украинские части, фокусируя внимание Киева на Бахмуте? Частично оправдана, тем более что в итоге Бахмут всё-таки был взят.

Но прошедшие полгода Украина наращивала силы, объемы западной военной помощи росли. И даже увеличившаяся результативность наших ударов по складам и целям как в тылу, так и вблизи линии боестолкновения не могла существенно затормозить этот процесс.

ВСУ сейчас сильнее, чем были осенью, хотя понятно, что и мы не теряли времени даром. Тем не менее, обещанное украинское наступление так и не начиналось до последних дней. Вместо него мы видели явно отвлекающие попытки прорыва мелких ДРГ в Белгородскую область и психологическое запугивание в виде обстрелов Шебекино.

И только в последние дни стало понятно, что наступление все же будет. Но не на Белгород, а на юг и юго-восток, то есть в сторону Крыма. Пока идут лишь первые удары, пристрелка. Но когда оно начнется в полную силу, ситуация будет меняться очень быстро.

И как бы наступление ни развивалось на первом этапе (даже если он будет печальным для нас), нужно сделать всё для того, чтобы, воспользовавшись им, переломить ситуацию. Да, пока еще не решающим образом, но знаменующим поворот в кампании, переход в наступление там, где для этого сложатся наиболее благоприятные условия.

Но это наше контрнаступление не будет решающим. Спецоперация не закончится ни в этом, ни в следующем году. Победой будет не взятие Одессы и Харькова, а обрушение Украины как государства, после чего мы заберём всё, что сочтём нужным (а остальное сделаем зависимым от нас «государством»).

Успешные военные действия должны приблизить этот момент. Но они не отменяют того факта, что в первую очередь мы берём Украину измором, делаем ставку на то, чтобы добиться ее коллапса. А этот финал напрямую связан не только с внутриукраинскими процессами и ситуацией на линии соприкосновения, но и с состоянием дел на Западе (в первую очередь в англосаксонских странах). А также с возможностью для глобалистских элит поддерживать единство Запада в деле мобилизации необходимых для Украины ресурсов, без которых она действительно долго не протянет.

Понятно, что успешные для нас расклады приближают момент надлома Запада. Но нужно быть готовыми к тому, чтобы даже без решающих побед на поле боя довести дело до перелома ситуации и заставить Запад «моргнуть». Просто на это уйдет больше времени и сил. И потребуются огромное терпение, даже упертость, и выносливость — те наши национальные качества, о которых забыли враги.