Москва, 28 июня, 2012, 12:29 — ИА Регнум. С середины мая 2012 года в Европейском союзе развивается конфликт между Германией и Францией вокруг проблемы решения финансового кризиса в ЕС и спасения евро и самой еврозоны от распада. В этом конфликте Франция, в лице ее нового президента Франсуа Олланда, выступила против Германии на стороне страдающих от кризиса стран еврозоны, прежде всего, Испании и Италии. Саммит Евросоюза 28-29 июня станет очередной попыткой разрешения роковых для евро противоречий между лидерами еврозоны. О причинах, сущности и перспективах этого конфликта в Лондоне в интервью изданию Spiegel размышляет известный американский финансист и филантроп Джордж Сорос. Не будем забывать, что по своему происхождению американский миллиардер является восточноевропейцем. Сорос (ориг. Дьёрдь Шорош, до 1936 года носил фамилию Schwartz) - выходец из семьи влиятельного венгерского пештского еврейства. В 1947 году в возрасте 17-ти лет он эмигрировал из Венгрии в Великобританию. Помимо США, ему одинаково знаком, как мир Центральной Европы, так и Британии.

Spiegel: В Германии, былом моторе европейской интеграции, народ открыто обсуждает возможность выхода из еврозоны. Многие немцы считают, что возвращение к немецкой марке было бы дешевле, чем оставаться в валютном союзе с его недостатками. Они правы?

Сорос: Несомненно, что крах евро был бы очень разрушителен, очень дорог, как финансово, так и политически. И самые большие потери будет нести Германия. Немцы должны держать в уме, что, по сути, они практически не испытывали потерь до сих пор. Трансферты все были в виде кредитов, и реальные потери будут понесены только тогда, когда кредиты не будут погашены.

Spiegel: В обзорах, однако, большинство немцев не верят, что кредиты, выданные Греции или другим странам, когда-нибудь будут погашены. Они опасаются, что Германия просто попала на крючок остальной Европы.

Сорос: Но это будет лишь в том случае, если евро потерпит крах. Мы стали свидетелями огромного оттока капитала не только из Греции, но и из Италии и Испании. Все эти переводы приведут к претензиям со стороны банков стран-кредиторов по отношению к центральным банкам стран-должников в системе Euroclear TARGET 2. Я считаю, что претензии со стороны Бундесбанка превысят триллион евро к концу этого года.

Spiegel: В случае распада еврозоны, эти требования могут стать практически бесполезными. Не блефует ли канцлер Ангела Меркель, когда она заигрывает с идеей германского выхода из еврозоны?

Сорос: Германия могла бы уйти, но это было бы невероятно дорого. Я только что прочитал доклад немецкого министерства финансов, который оценивает стоимость выхода из еврозоны с точки зрения занятости и экономической активности, и то, и другое в реальном исчислении. По этой причине Германия всегда будет делать минимум, чтобы сохранить евро. Этот минимум, однако, будет увековечивать ситуацию, когда странам-должникам в Европе придется платить огромные премии для рефинансирования своих долгов. Результатом будет Европа, в которой Германия станет рассматриваться в качестве имперской державы. В таком образе остальная Европа не будет любить и восхищаться ею, но будет ненавидеть и сопротивляться, потому что Германия станет восприниматься как гнетущая власть.

Spiegel: Почему Германия должна нести вину? В конце концов, другие страны ЕС уклонялись от необходимых структурных реформ и жили не по средствам.

Сорос: Нет сомнений, что страны, которые сейчас имеют очень большой долг, не провели у себя тип структурных реформ, которые осуществила Германия и, следовательно, оказались в невыгодном положении. Но проблема в том, что этот недостаток становится еще более выраженным посредством проводимой сейчас карательной политики. Италии в настоящее время приходится тратить 6% от ВВП каждый год, чтобы оставаться с Германией, потому что ей необходимо платить много больше, чтобы рефинансировать свой долг. С подобным препятствием нет возможности, чтобы Италия могла закрыть свой разрыв конкурентоспособности с Германией.

Spiegel: Еще раз. Так в чем же вина Германии?

Сорос: Это совместная ответственность всех, кто был причастен к введению евро без понимания ими последствий. Когда евро был введен, регуляторы позволили банкам покупать неограниченное количество государственных облигаций без эквивалента капитала. И Европейский центральный банк уценивал государственные ценные бумаги на равных условиях. Таким образом, коммерческим банкам было выгодно накапливать облигации слабых стран, чтобы заработать несколько дополнительных пунктов.

Spiegel: И это потом потянуло процентные ставки?

Сорос: Да. Более низкие процентные ставки подстегнули жилищный бум и потребление в таких странах, как Испания и Ирландия. В то же самое время, Германия, борясь с бременем объединения, затянула свои пояса и стала более конкурентоспособной. Все это привело к широкому расхождению в экономических показателях. Европа разделилась на страны-кредиторы и страны-должники. Все эти условия были созданы европейскими властями, в том числе, Европейским центральным банком, который в значительной степени был слеплен по модели Бундесбанка. Немцы, как правило, сейчас забывают, что евро был в значительной степени франко-германским созданием. Ни одна страна не получила более существенной выгоды от евро, чем Германия, и политически, и экономически. Поэтому то, что произошло в результате введения евро в значительной степени долг ("schuld") Германии - ее ответственность.

Spiegel: Немцы по-разному помнят рождение евро. Они чувствовали, что им приходится отказаться от немецкой марки для того, чтобы заставить другие страны Евросоюза согласиться на воссоединение Германии.

Сорос: Правильно. Интеграция Европы была во многом ведома Германией, которая всегда была готова заплатить немного больше, чтобы достичь компромисса, который бы приняли все. Поэтому Германия так стремилась, чтобы получить европейскую поддержку для воссоединения. Это называлось "дальновидное видение", которым и был создан Европейский союз.

Spiegel: Нужно ли нам подобное видение сегодня?

Сорос: Я бы хотел провести параллель между тем, что происходит с еврозоной прямо сейчас, и тем, что происходило после Второй Мировой войны, когда была создана Бреттон-Вудская система денежно-кредитного регулирования для управления глобальной экономикой. Тогда Америка стала центром этой системы, а доллар стал доминирующей мировой валютой. Это был свободный мир, в котором доминировала Америка. Но Америка получила эту позицию, предоставив огромные средства для реконструкции Европы в рамках плана Маршалла. Америка стала доброжелательной имперской властью, которая больше шла на пользу Америке.

Spiegel: Как эту ситуацию можно сравнить с той, в которой мы находимся сегодня?

Сорос: Германия находится в таком же положении сегодня, но она не желает участвовать ни в каком подобии плана Маршалла. Она выступает против любой передачи союза остальной Европе.

Spiegel: План Маршалла, хотя и был значительным, составил лишь небольшую долю валового внутреннего продукта США. Потенциальные выплаты, связанные c программами спасения евро, с другой стороны, могут быть больше, чем с ними способна справиться Германия.

Сорос: Нонсенс. Чем более комплексны и убедительны программы сокращения задолженности, тем меньше вероятность того, что их постигнет неудача. И помните, в какой степени Германия благодарна Америке за план Маршалла, в такой Италия была бы благодарна Германии за помощь в снижении издержек рефинансирования. Если дело обстоит именно так, Германия могла бы создать условия. И Италия была бы рада выполнить эти условия, потому что она выиграет от этого. Не признавать эту возможность является трагической исторической ошибкой немцев.

Spiegel: Почему американцы поддерживали план Маршалла, тогда как немцы дали жесткий толчок политике экономии Меркель?

Сорос: Америка чувствовала себя победителем и была щедрой после Второй Мировой войны. Кроме того, американцы извлекли уроки из ошибок после Первой Мировой войны, когда они ввели наказание Германии. Что случилось с Германией? Нацистская диктатура, которая стала угрожать остальному миру. Германия сегодня не чувствует себя такой процветающей и щедрой, как Америка тогда. Но, на самом деле, Германия до сих пор очень процветающая страна.

Spiegel: Именно это процветание немцы и боятся потерять.

Сорос: Немецкая позиция просто недальновидная. В настоящее время нет никаких признаков кризиса в Германии. Но если кризис евро не будет решен быстро, Германия очень скоро почувствует глобальный спад экономической активности.

Spiegel: Вы сказали несколько недель назад, что остается всего три месяца на капитальный ремонт структура валютного союза.

Сорос: Ну, этот срок теперь сократился до трех дней.

Spiegel: Три дня?

Сорос: Европейские лидеры должны принять решительные меры на саммите ЕС в четверг и пятницу (28 и 29 июня).

Spiegel: Как вы думаете, Ангела Меркель готова предпринять эти меры?

Сорос: Она попала в ловушку. Меркель поняла, что евро не работает, но она не может менять нарратив, который она сама создала, потому что нарратив завоевал воображение немецкой общественности, и немецкая публика приняла его.

Spiegel: Нарратив по существу говорит, что пострадавшие от кризиса страны просто не провели в отличие от Германии необходимых реформ.

Сорос: Вы правы. Но в то же время канцлер Меркель понимает, что происходящее не работает, и поэтому она вынуждена сохранять евро.

Spiegel: Министр финансов Германии Вольфганг Шойбле дал интервью Spiegel, в котором он сказал, что сейчас самое время для смелых шагов. Он изложил идеи о более тесном политическом союзе в Европе.

Сорос: Шойбле является представителем Германии Гельмута Коля. Он является последним отстаивающим интересы Европы, и он является трагической фигурой, потому что он понимает, что нужно сделать, но он также представляет препятствия, которые стоят на пути. И он не может найти способ преодолеть эти препятствия. Таким образом, он действительно страдает.

Spiegel: Чтобы вы посоветовали министру Шойбле?

Сорос: Основная проблема заключается в реструктуризации долга в еврозоне. До тех пор, пока долговая нагрузка не уменьшится, нет никаких шансов, что более слабые страны ЕС восстановят конкурентоспособность.

Spiegel: Как это может быть достигнуто?

Сорос: Я предлагаю создать Европейский фискальный орган, который в сотрудничестве с Европейским центральным банком (ЕЦБ), может делать то, что ЕЦБ не может делать самостоятельно. Можно было бы создать Фонд сокращения задолженности, похожий на предложенный Совещанием экономических советников канцлера Меркель и одобренный социал-демократами и зелеными. В свою очередь, для помощи Италии и Испании, предпринявшим указанные структурные реформы, Фонд будет приобретать и держать значительную часть их непогашенной задолженности.

Spiegel: А где взять деньги, чтобы купить эти облигации?

Сорос: Фонд будет финансировать покупку за счет выпуска Европейских казначейских векселей (European Treasury Bills - вариант еврооблигаций, но с более коротким сроком погашения) - совместных обязательств стран-членов, и передавать пользу дешевого финансирования пострадавшим странам. Такой шаг позволил бы создать более равные условия, потому что Италия оказалась бы способной финансировать половину своей задолженности за один процент, а обслуживание другой половины также стало спускаться вниз. Это обеспечило бы реальную помощь и Италии и Испании.

Spiegel: И так кризисные страны в один момент сочли бы, что помощь позволяет прекратить реализацию жестких реформ.

Сорос: Совсем наоборот. Реформы станет проводить намного легче. Это все о стимулах. В случае с Италией администрация премьер-министра Марио Монти хотела бы иметь гораздо более жесткие реформы рынка труда, чем она смогла продвинуть. Если бы была поддержка возможностью рефинансировать долг Италии за один процент, то Монти смог бы продвинуть до конца такие реформы.

Spiegel: Но что случится, к примеру, в том случае, если произойдут изменения в правительстве, и новые лидеры не пожелают проводить такие реформы?

Сорос: Тогда вы просто снимете концессию и внезапно, вместо того, чтобы обслуживать задолженность за один процент, правительство вынужденно будет пойти на рынок. И рынок будет наказывать вас. Ни одно правительство не сможет этого сделать без того, чтобы заплатить высокую цену за это.

Spiegel: Но это будет подталкивать Италию к банкротству - ядерный аргумент, который европейские власти никогда не осмелятся взорвать.

Сорос: Вы можете назначить наказание в соответствии с нарушением. Даже небольшого штрафа будет достаточно, чтобы взять непокорное правительству под каблук.

Spiegel: Мог бы подобный план помочь также и Греции остаться в еврозоне?

Сорос: Вряд ли. Спасение Греции потребует огромного великодушия и щедрости. Ситуация там просто слишком отравлена. Я думаю, что придерживаясь твердой и бескомпромиссной позиции в Греции, Ангела Меркель была бы в лучшем положении для того, чтобы убедить немецкую публику быть более щедрой по отношению к другим нациям и отличать хороших парней от плохих парней в Европе.

Spiegel: Согласны ли вы с утверждением Меркель, что Европа потерпит провал, если евро постигнет неудача?

Сорос: Да. Потому что в долгосрочной перспективе, вы не сможете иметь общий рынок без общей валюты.

Spiegel: Если бы вы все еще были активным инвестором, у вас возник бы соблазн сделать массовые ставки на евро?

Сорос: Как инвестор, я был бы весьма пессимистичен, особенно в отношении Европы. Но, как человек, который верит в "открытое общество", я должен был бы по существенным причинам поставить на свою веру в людей и лидеров Европы.

Интервью было взято у Джорджа Сороса в Лондоне. Его собеседниками были Матиас Мюллер фон Блуменкрон, Стефан Кайзер и Грегор Петер Шмитц. 26 июня 2012 года интервью с Соросом опубликовано в SPIEGEL ONLINE.