Москва, 21 декабря, 2011, 15:28 — ИА Регнум. Предложение России относительно рассмотрения сирийской проблемы на заседании Совбеза ООН ознаменовало собой определенный сдвиг в позиции Москвы по сирийскому кризису. При этом в комплекс российских предложений были интегрированы и отдельные элементы предложений ЛАГ, в частности речь идет о направлении в Сирию наблюдателей от этой арабской организации. Необходимо отметить, что подобные корректировки российской линии имели место и ранее - как применительно к отдельным социально-политическим кризисам в конкретных странах, так и в целом к тем событиям, которые развернулись в регионе Ближнего Востока в течении 2011 года.

События в Тунисе и Египте практически не затрагивали непосредственно российские интересы. Они стали головной болью в первую очередь для США и ЕС, которые и осуществляли по ходу их развития вмешательство в социально- политические процессы в этих странах. Однако уже два следующих случая дестабилизации в регионе непосредственно коснулись российских интересов, предопределив достаточно сложную и часто динамичную позицию Москвы. Речь о кризисах в Ливии и Сирии.

В случае с Ливией первоначальная российская линия скорее была нацелена на кооперацию с Западом. Россия одобрила резолюцию Совбеза ООН относительно введения бесполетной зоны над Ливией, хотя уже тогда было ясно что и США, и прежде всего Франция и Англия, используют данную резолюцию для активного вмешательства в ход уже фактически начавшейся в стране гражданской войны. Помимо осознания того, что наложение вето вряд ли остановит американцев и европейцев, а также общего негативного на тот момент для режима Каддафи общественного фона, российский курс объяснялся рядом факторов.

В первую очередь, это была сохранявшая в то время жизнеспособность российско-американская "перезагрузка" и стремление не обострять отношений с традиционным ключевым партнером в Европе - Францией, которая рассматривала ливийские события именно сквозь призму собственной сферы влияния. И это при том, что именно в Ливии у российского капитала были сосредоточены достаточно большие интересы, как в сфере добычи энергоносителей и инфраструктурных проектов, так и военно-технического сотрудничества. Еще одним фактором, формирующим российскую линию, возможно, было то обстоятельство, что Ливия являлась важным звеном в энергетической стратегии ЕС, ключевым участником сформированного в 2008 году по инициативе Франции "Союза для Средиземноморья", призванного "оформить" североафриканскую периферию ЕС. Ее дестабилизация, с перспективой распространения социального кризиса на всю Северную Африку, резко повышала значение России для энергетической безопасности Европы и ослабляла маневренность ЕС в спорах с "Газпромом" относительно контроля над газотранспортной системой стран Восточной Европы и условий поставок газа в ЕС.

Однако, по мере развития западного вмешательства, российская позиция ощутимо менялась. Из Москвы стали раздаваться заявления относительно выхода странами НАТО за пределы резолюции Совбеза ООН. Думается, этот сдвиг в российской позиции был не в последнюю очередь связан с растущими опасениями относительно судьбы российских интересов на Ближнем Востоке в целом и осознанием того, что Запад сумел "перехватить" контроль над ситуацией в Ливии. Важным фактором стал также рост напряженности на центральном, европейском направлении, где США, пользуясь отсутствием противодействия со стороны франко-германского тандема в условиях системного кризиса ЕС, форсировали развертывание ПРО в Европе по новой схеме. Параллельно фактически зашли в тупик переговоры по условиям участия РФ в ЕвроПРО. При этом характерно, что в самой Ливии европейцы выразили готовность в определенной мере учитывать интересы российского бизнеса, хотя очевидно, что российское присутствие в стране вряд ли достигнет уровня, имевшего место до свержения Каддафи.

Своего пика противодействие Москвы западному курсу на Ближнем Востоке достигло в ходе кризиса вокруг Сирии. Россия изначально категорически отвергла возможность военного вмешательства в ситуацию в Сирии. По мере роста международной изоляции Дамаска и активизации разговоров о возможности проведения в Сирии ограниченной военной операции, Россия осуществила ряд демонстративных мер, призванных подчеркнуть жесткость российской линии. Здесь необходимо выделить и отправку к берегам Сирии группировки ВМС во главе с авианесущим крейсером "Адмирал Кузнецов", а также поставки Дамаску противокорабельных ракет "Яхонт". В то же время российская дипломатия, очевидно, учла ливийские уроки и активно налаживала контакты с верхушкой сирийской оппозиции. Поддержка режиму Асада была не безоговорочной, а скорее имела целью обеспечить определенную модификацию режима, с тем, чтобы снизить накал противостояния внутри Сирии и вокруг нее и не допустить западной интервенции. Также контакты с оппозицией призваны обеспечить Москве более надежный канал воздействия на ситуацию в Сирии в случае падения режима Асада. Думается, не случайно, практически вслед за выдвижением последних российских инициатив, сирийское руководство пошло на очередные уступки, подписав подготовленный ЛАГ план урегулирования ситуации. При этом глава сирийского МИД подчеркнул, что данное решение было принято по совету России.

Отметим, что в ходе дипломатической борьбы вокруг Сирии, которая традиционно развивалась главным образом между Россией, Китаем с одной стороны и США и ЕС с другой, Россия оказалась по разные стороны баррикад с Турцией и ЛАГ. В последнем случае направляющей силой антисирийских мер выступала Саудовская Аравия и проявляющий особенную активность Катар. Доха до этого сыграла активную роль при снабжении оружием и инструкторами ливийских повстанцев и, похоже, стремилась повторить этот опыт и в Сирии. На этом фоне инцидент с нападением на российского посла в Катаре выглядит своеобразной местью российской дипломатии за ее позицию по Сирии.

Тем не менее, с точки зрения российских бизнес-интересов, Сирия выглядит не столь привлекательно как Ливия, и ее преимущества для России главным образом сосредоточены в военно-политической сфере - здесь расположена российская военно-морская база в Тартусе, кроме того, Сирия является рынком сбыта российской военной техники. В то же время, похоже, что на российскую позицию по Сирии в значительной мере оказывал влияние и продолжающийся кризис "перезагрузки" отношений с США. На осень - зиму 2011 года пришлась, пожалуй, самая низкая точка в отношениях Москвы с Вашингтоном, что выразилось, в том числе, в озвученных Москвой ответных мерах на развертывание американской ПРО в Европе. Таким образом, в ходе ближневосточного кризиса установилась определенная взаимозависимость между развитием противоречий в треугольнике США - ЕС - Россия на европейском и ближневосточном направлениях.

И, наконец, последний очаг напряженности в регионе, где пересекаются интересы России и Запада - это Иран. В последние месяцы международная изоляция Ирана неуклонно растет, особенно после штурма британского посольства в Тегеране. И хотя военная операция против ИРИ, несмотря на информационную шумиху по этому поводу, является в силу ряда причин маловероятной, однако, очевидно, что и здесь тенденции носят скорее неблагоприятный характер.

В случае с Ираном российская позиция также претерпела определенную динамику. На первых порах, в условиях "медового месяца" "перезагрузки" с США, Россия присоединилась к санкциям Совбеза ООН в отношении Ирана осенью 2010 года, в частности, отказавшись от поставок Тегерану зенитно-ракетных комплексов С-300. В свою очередь Иран сократил контакты с российским бизнесом в сфере добычи энергоносителей. Однако в настоящее время негативные факторы обострения ситуации вокруг Ирана для России, скорее всего, преобладают. Это, в первую очередь, рост военного присутствия Запада на южном направлении. Однако в последнее время наметилась тенденция к восстановлению контактов между Ираном и Россией в энергетической сфере. Так в декабре российская "Татнефть" и Иранская национальная нефтяная компания подписали меморандум о взаимопонимании относительно разработки нефтяного месторождения Заге.

Но и в случае с Ираном не все так однозначно с точки зрения российских интересов. По мере развития ситуации, здесь возможны достаточно неожиданные перспективы. Международная изоляция Ирана исключает возможность его полноценного включения в стратегию ЕС по формированию альтернативных российским маршрутов поставок энергоносителей из Центральной Азии, в рамках которой Иран мог выступить в качестве ключевого транзитного узла и источника поставок. Это, в конечном счете, укрепляет позиции России в энергетическом диалоге с ЕС, сокращая европейцам поле для маневра. По мнению некоторых комментаторов, кратковременное повышение напряженности вокруг Ирана может быть также выгодно России, так как вызовет резкий взлет цен на нефть, что благоприятно скажется на состоянии российской экономики. Тем не менее, в условиях продолжающегося охлаждения отношений с США, Россия в настоящее время занимает достаточно жесткую позицию по Ирану, выступая как против возможной военной операции, так и расширения санкционного режима в отношении этой страны, что вынуждает США и ЕС вводить новые санкции в отношении Тегерана в одностороннем режиме, без санкции Совбеза ООН.