Хоть тушкой, хоть чучелом. Взгляд изнутри на украинскую мобилизацию

Ночной переход через границу Украины оказался делом нехитрым, если не считать небольшого забега с сумками следом за нервным проводником. У «торговцев черным деревом» весь процесс настроен как часы: водители встречают и развозят прибывающих, специальный человек собирает деньги, а в назначенное время всех свозят в назначенную точку, контролируя по рации каждое движение в округе.

Где сидят пограничные секреты с тепловизорами, их предупреждают заранее. Последний рывок теперь вообще представляется плевым делом, тем более что граница с другой стороны охраняется редкими патрулями, за появлением которых тоже следят внимательные глаза на зарплате.

Но иногда в эту схему врываются оперативники СБУ, которая после закрытия границ системно пытается перекрыть любые каналы выхода украинских мужчин за кордон. Накануне как раз случилась такая облава, из которой наша группа вырвалась, а вторую «хлопнули» вместе со всеми сопровождающими.

Таких историй — миллион. С марта прошлого года люди плыли через пограничные реки в гидрокостюмах или просто обмотанные пищевой пленкой, шли через горы в Румынию, шлёпали в ночи степными тропинками в Приднестровье, пытались выехать в багажнике под грудой вещей или, последний случай, скрюченными в вентиляционном коробе в купе проводника.

В живых остались не все, кого-то поймали, но многим удалось. Точное их количество неизвестно: среди украинских переселенцев в Европе вопрос «как ты выехал?» считается неприличным, а европейские органы интересует только въездная отметка в паспорте.

Важнее другое.

Несмотря на провозглашенное единство нации и священный долг защиты Родины, мобилизация на Украине очень быстро перетекла в погоню за мужчинами с применением насилия. В обществе существует твердая уверенность в том, что если бы всех заранее предупредили о нападении (и не закрыли границы) — воевать было бы некому.

Собственно, это и подтвердил в августе 2022 г. президент Зеленский в припадке внезапной откровенности в интервью The Washington Post: «Если мы посеем хаос среди людей перед вторжением, русские нас сожрут. Потому что во время хаоса люди бегут из страны». Поэтому накануне событий он предлагал всем не переживать и «готовиться к шашлыкам».

Фактически «славные защитники» в своей массе — это заложники государства, которые не смогли от него спрятаться или убежать. Пропаганда это отрицает, зато подтверждают успешно выехавшие. Такие, как стендапер Андрей Щегель, устроивший скандал своим заявлением, что он реализует право на красивую жизнь (в оригинале определение было покрепче), а погибать за государство-фикцию — это личный выбор парней.

Умирать неохота

Войну я честно проспал, получив вал пропущенных звонков и сообщений только в семь утра. За окном стояла недвижимая пробка в западном направлении. В военкомат, наоборот, очереди не было.

Издерганные за несколько месяцев новостями о скорой войне люди явно уже давно для себя всё решили, и огромная колонна автомобилей от Киева до западной границы рассасывалась еще несколько дней. Кому-то пришлось идти в ЕС пешком и без вещей. Бензин везде закончился еще в первые часы, став дефицитом, за который нужно было крепко побороться и немало заплатить.

Совсем недалеко грохотало и мужики, стоящие в очередях на заправку или берущие штурмом продуктовый, не выглядели как грозные воины. Выглядели они растерянно и испуганно. Кто-то, конечно, повесил на шею берданку, но смотрелось это скорее глупо. Если от кого и можно было ждать неприятностей — так вот от таких активных сограждан. А они вскоре развернули бурную деятельность, удивительно повторяя события лета 1941 года.

Во множестве документов, посвященных обороне Киева, тоже фиксировался поиск «сигнальщиков врага», патрули «истребительных батальонов», искавших огневые точки, диверсантов и шпионов, но хватавших на улицах просто кого попало.

В чатах развернулась форменная истерика по поводу меток на крышах, и куча людей кинулась их искать, светя фонариками. За ними тут же открылась охота, ведь кто может подавать сигналы с крыши? Только вражеские агенты. А после свободной раздачи автоматического оружия в ночном Киеве начались перестрелки и вооруженные грабежи, на которые полиция выезжать отказывалась.

По всей стране в считанные дни выросли баррикады с блокпостами, на которых маячили когда трезвые, когда и не очень, но всегда нервные активисты. Положа руку на сердце, в желающих оборонять свою улицу, район, город или село недостатка не было. В селах, через которые проходили автодороги, была перегорожена буквально каждая боковая улица.

Никакой реальной войны эти люди не видели, но отдавались своему служению с максимальным пылом, загородившись от возможного танкового прорыва мусорными баками и мешками с землёй.

Вскоре на блокпостах появились уютные мангалы и зоны отдыха, где мужчины проводили время за обсуждением новостей «с передка». Батальоны теробороны стремительно росли, тем более что при официальном оформлении там платили деньги.

Однако как только выяснилось, что надо ехать куда-то на фронт, на настоящую войну, началась паника: все вдруг осознали, что не обучены и вообще не готовы. В этом, как мне кажется, в полной мере проявился национальный менталитет, ведь и слова «Родина» в украинском языке нет. Есть только «ридный край», который можно охватить взором, где все знают тебя, а ты знаешь всех.

А в этот родной край один за другим начали приходить гробы, затыкая телевизионный фонтан эмоций об успехах ВСУ и миллионах убитых «орков». На больших и малых кладбищах весело захлопали на ветру желто-синие и красно-черные флаги на могилах, и эти участки становились всё шире.

Мой приятель Сашко, владелец небольшой молочной фермы, где у нас был оборудован аварийный склад на случай больших неприятностей, перестал рваться на фронт примерно через неделю.

Во-первых, не смог объяснить, за что конкретно он хочет воевать, и это его сильно обескуражило. Во-вторых, своим селянским умом он пришел к простому выводу: «Меня, скорее всего, убьють, бо вояка я никудышный. А что с семьей будет, кто им поможет?». С этого момента мы разработали для него нехитрую тактику отхода, если во двор заявятся представители райвоенкомата.

Мы с Сашком попали в тренд, региональные агрегаторы новостей о раздаче повесток стремительно набрали популярность. Причем настолько, что уже к осени их админов начала ловить СБУ.

Военкоматы изобретали всё более изощренные способы отлова расходного материала, а он всё быстрее ускользал из их рук. Дошло даже до патрулирования улиц на машинах «Скорой помощи», из которой выскакивали орлы в камуфляже и хватали будущего героя.

Повестки разносили коммунальные службы, их раздавали в ходе рейдов по рынкам и ресторанам, высылали сотрудникам фирм согласно спискам, вытребованным «на оформление брони».

Мой товарищ (надежно защищенный справкой многодетного отца), заехав за хот-догом на заправку, встретился с мобильной группой в составе троих полицейских и военкоматской дамы, немедленно потребовавшей найти ей «якусь жэртву». Менты, поняв, что объект видел и слышал это лишенное патриотического духа заявление, смутились и предложили всё же проехать за жертвами к конечной станции метро. Там план по повесткам выполнить легче.

За его выполнение тогда давали премии. Неудивительно, что во Львове повестку принесли пацану без обеих рук — случай прогремел на всю страну. А в другом случае Западную Украину всколыхнула судьба никогда не служившего Богдана Покитко из Тернополя, которого поймали на автобусной остановке и через четыре дня после отправки на фронт сгубили в Бахмуте. Но шок и сенсация здесь случились потому, что для галичан это вопиющие факты.

С их точки зрения, первыми идти воевать должны переселенцы с Юго-Востока (чему местными властями и активистами уделялось пристальное внимание) или просто жители этих «неправильных регионов». Женские бунты у военкоматов можно было наблюдать и на Львовщине, и в Закарпатье, но не в затравленных и боящихся даже думать о протесте Одессе или Харькове.

Так что главным поставщиком солдат для войны с Россией стали русскоязычные области — они же и самые густонаселенные, и наиболее пострадавшие. В данном случае никакие нарушения и охота на людей сенсацией не стали, что резко снизило и без того невысокую мотивацию идти в окопы.

Собственно, и у моей жены главная претензия к России — почему объявленная денацификация никак не касается главного источника нацизма и главного подстрекателя к войне, Западной Украины, живущей в общем и целом припеваючи.

Хоть тушкой, хоть чучелом

Проверенной индейской тропой я вывел еще человек пять. Еще один товарищ сумел нагло проскочить вместе с семьей в Молдавию, отдав запасной загранпаспорт как залог. Спасибо президенту Кучме, подарившему братской республике выход к морю вместе с куском автодороги, сделавшем прореху в линии украинской границы. Двоих жены подбросили до венгерской границы на заднем сиденье, и парни перешли Тису вброд, сдавшись на той стороне пограничникам ради штампа в паспорте.

Всем повезло, но тут главное подготовка и точный расчет. Те, кто замерз насмерть в Карпатах, утонул в Днестре или попал по дороге на фильтрацию с невычищенным телефоном, были подготовлены плохо.

А сладкий бизнес, расцветший на человеческом трафике, сплошь и рядом стал допускать плохую подготовку и небрежность в конспирации — не в пример нашим опытным друзьям из местной мафии, и ныне здравствующим.

Поэтому новости о том, как военная контрразведка, СБУ или погранцы накрыли группу любителей ночных прогулок или поймали массовиков-затейников из числа жителей приграничных регионов, довольно часты. Хотя цены за услугу всегда стояли внушительные: от божеской двушки зелени до десятки.

Самые дорогие варианты — это всегда легальный выезд. Разнообразные специалисты предлагают оформление «белого билета», за мзду медкомиссия легко найдет у тебя страшные дефекты. Или можно найти женщину с инвалидностью и оформить брак. Внезапно стать отцом троих детей-иждивенцев. Но лучше всего — превратиться в благородного волонтера.

Система «Шлях», придуманная, чтобы кататься в Европу за полезными товарами для родной армии, стала пользоваться большой популярностью. Всего за 5 тысяч долларов ты тоже можешь поехать, только обратно уже не вернешься.

Но поначалу люди искали в приграничных селах «решалу»: у каждого второго кум-сват-брат служит на границе, а точками сбора беглецов работали даже православные храмы.

И чем дальше затягивается война, тем больше желающих покинуть территорию Украины «как только это закончится» или в принципе при любой возможности. А оставаясь дома, в любом случае нужно «петлять».

Это не статистика, а, скорее, общее настроение, которое охватывает самые разные социальные группы. Кроме, пожалуй, хорошо устроившихся ура-патриотов и романтической интеллигенции, свято верующей в миллиарды, которые братский Запад даст на восстановление страны по лучшим своим стандартам.

То, что тоталитарная идеология, убийства и пытки инакомыслящих, звериная цензура, нищета и неработающие законы не подходят ни под один западный стандарт, их не волнует. Борьба с ненавистным врагом и будущая победа оправдывают всё. Новая Украина в глазах её адептов состоялась.

Но, конечно, ни патриоты, ни интеллигенты-пропагандисты, ни чиновники с депутатами сражаться за нее на фронтах не спешат. Они чувствуют себя нужнее в тылу, где у них масса занятий — поднимать боевой дух общества, выискивать врагов народа и собирать миллионы на дроны, которые потом никто не может найти.

Огромная общая беда «единого народа» по факту обернулась углублением внутреннего гражданского конфликта и социальной несправедливости. «Правильные украинцы» в западных областях взвинтили в 5-10 раз цены на аренду жилья, одновременно выпрашивая беженские пособия в Европе.

У них появились новые интересные возможности для бизнеса, завязанные в том числе на трафик людей и товаров через границу. А самое главное, они имеют всю полноту власти в стране, наконец-то получив возможность без ограничений унижать и ломать своих «неправильных» соотечественников, отбирая у них уже последнее — церковь и язык.

Власть бесконечно и бесстыдно врёт, она не пригодна абсолютно ни к чему, кроме позерства и попрошайничества, от чего устали даже те, кто к ней приближен. Каждый в глубине души понимает, что тщательно скрываемая правда о военных потерях будет шоком для всех. А главное, большинство просто устало жить в постоянном стрессе и страхе, без понимания будущего, в атмосфере унижения.

Неслучайно, как утверждает международное агентство по трудоустройству Gremi Personal, 38% украинцев, выехавших в Польшу из-за войны, планируют остаться там и не возвращаться на Украину, а еще 7% планируют переехать в какую-то другую страну. В принципе, то же самое говорят и друзья-знакомые, оказавшиеся в Германии, Румынии, Швейцарии или вообще в Канаде, куда попасть теперь невероятно просто.

«Нас нормально приняли в Дортмунде, живем в доме у хозяев, за жилье не платим. Пособие 600 евро в месяц на человека, дойчекурсы бесплатные. Так что ежедневно калибрую орднунг, хочу дальше пойти учиться по свой профессии, поскольку курьером или грузчиком работать неинтересно. Смысла возвращаться в Украину нет, жизнь там закончилась. Подались вот с семьей на канадскую визу, с ней будет немного теплее», — говорит бывший герой-десантник Алексей, решительно осуждающий «российскую агрессию», но категорически отказавшийся умирать «за этих тварей», воодушевленно зигующих в вышиванках.

Тем более что у него перед глазами пример погибшего зимой в Донбассе старого друга, жена которого до сих пор не может добиться пособия.

Наверное, то же самое могли бы сказать бойцы с передовой, записывающие отчаянные видосы в защиту православной церкви и русского языка. Но их голоса не слышны даже лояльной аудитории, не говоря уже о хозяевах медиаповестки.

И судьба их уже решена. При любом исходе войны, будь то решительная победа Украины или её катастрофическое поражение, никакой «Европы» на ее территории не возникнет.

Воевать и умирать мобилизованным мужикам нужно за то, чтобы визжащие бесы и дальше укрепляли свою власть над растерзанной землей, помыкая человеческими жизнями и без всякой жалости расходуя их на свои пошлые радости. Точно так же, как и молочник Саша, люди знают, против кого они воюют, но не могут понять, за что.

Поэтому поток желающих покинуть это страшное место не иссякнет вопреки любым запретам и высоким ценам в валюте.