Ереван, 15 февраля, 2017, 22:56 — ИА Регнум.

Caucaso-Caspica

В Ереване под редакцией профессора Гарника Асатряна увидело свет комплексное междисциплинарное издание — Caucaso-Caspica: Труды Института автохтонных народов Кавказско-Каспийского региона. Вышедший в издательстве Российско-Армянского Университета (в котором ныне сконцентрирована научная школа известного востоковеда) первый выпуск международной рецензируемой серии включает академические статьи по вопросам истории, культуры, языков, религии, мифологии, этнографии и фольклора народов, населяющих обширный Кавказско-Каспийский регион. Не были обойдены вниманием также и актуальные проблемы современности: в сборник включены политологические и аналитические работы, отражающие актуальные проблемы быстро меняющегося региона.

Материалы сборника сгруппированы по разделам «История», «Этнография и антропология», «Мифология», «Язык», «Политика», «Старые страницы», в рамках которых выстроены в четком хронологическом (от древности — к современности) либо логическом порядке, написаны понятным и доступным языком, являясь в то же время академическими работами с необходимым справочным и ссылочным аппаратом. Самостоятельные, структурно выделяющиеся блоки статей посвящены вопросам истории и культуры современного Дагестана, а также феномену Тифлиса как поликультурного центра взаимного притяжения и сосуществования народов, языков, религий и культур.

Что особенно важно, сборник увидел свет на русском языке. «Русская ориенталистика имеет почти двухсотлетнюю традицию, и сегодня, оставаясь, как и прежде, расширенной до границ русского мира — по крайней мере научной его ипостаси, — вбирает в себя огромное пространство, выходящее далеко за пределы собственно России, — отмечает во вступительном слове редактор сборника, профессор, директор Института автохтонных народов Кавказско-Каспийского региона Гарник Асатрян. — Работы пишущих на русском языке востоковедов — фундаментальны и актуальны, как показывает в том числе и опыт публикующего их на западноевропейских языках Iran and the Caucasus. С другой стороны, это заметно и по возросшему интересу к русскому языку молодого поколения востоковедов из разных стран». Ранее на русском языке уже вышли многие фундаментальные работы, в частности, посвящённые народам Ирана и иранского мира, удостоенные внимания на государственном уровне и высоких оценок ведущих представителей мировой ориенталистики.

В сборнике предметно и комплексно рассматриваются вопросы древней и современной истории Ирана, Кавказа и некоторых сопредельных регионов. Так, статья Муртазали Гаджиева посвящена сведениям Мовсеса Хоренаци о вторжении хазир и басил во главе с Внасепом Сурхапом через ворота Чора (Дербентский проход) в Армению в III веке н.э. На основе обширных письменных источников и данных археологии автор реконструирует этническую карту Северо-Западного Прикаспия позднесарматского периода и приходит к выводу, что под хазирами и басилами следует понимать ираноязычных кочевников региона — носителей традиций средней сарматской и ранней Аланской культуры. Следует отметить, что этническое происхождение указанных групп кочевников наличествуют самые разные представления, в том числе откровенно мифологизированные и мотивированные актуальной этнополитической конъюнктурой. Тем важнее вклад М. Гаджиева в ведущуюся научную дискуссию. Он отмечает, что «речь идёт однозначно о миграции ираноязычных кочевников, и многочисленные погребальные памятники Северо-Западного Прикаспия, соответствующие времени фиксации этих племён на данной территории, указывают на сармато-аланскую этнокультурную принадлежность населения, оставившего эти могильники, что, в свою очередь, ставит под сомнение взгляд исследователей на тюркскую атрибуцию басилов и хазир…» В подтверждение приводятся обширные сведения из древних и раннесредневековых источников, а также данные археологии, при указании на смешанный в этнолингвистическом отношении состав населения указанного региона, который также подробно рассматривается. Внешнеполитический контекст вторжения воинства В. Сурхапа в Армению, возможно, заключался в использовании хазир и басил в качестве наёмников Римской империей, либо же об их осведомлённости относительно военного ослабления подвергшейся вторжению римлян Армении.

В статье Антона Салмина «Савиры в контексте истории иранских племён» подчёркивается неоспоримый факт влияния иранской культуры на Восточную Европу. В работах некоторых исследователей упоминается о южноиранском потоке, двигавшемся с юга от парфянского царства, Персии и Закавказья (испытывавшего доминирующее иранское влияние с I по IX вв.), а также о североиранском потоке — через Хорезм на Волгу. В статье предпринимается попытка рассмотрения савиров (суваров) в контексте географии, языка и религии иранских племён на востоке Европы. Подобно хазирам и басилам, прошлое савир, считающихся этнокультурными предками чувашей, является предметом не всегда научно обоснованных выводов, что придаёт статье дополнительную актуальность. Автор выделяет возможное место савир в иранской мозаике Кавказа и их тесные связи с персидским миром. Рассматриваются малоизученные вопросы религии и языка данного народа, основу которого до IX века составлял, наряду с иранским и тюркским влиянием, иранский субстрат. Сам экзоэтноним «савир» происходит от персидского sävаr «всадник, наездник, умелый».

Тимирлан Айтберов рассматривает актуальные вопросы политики Сефевидского двора по отношению к Дагестану и этническим дагестанцам Восточного Закавказья. Данная эпоха, занимая значительное место в истории всего Кавказа, является предметом самых разных трактовок и оценок. Дагестан, официально считавшийся частью Ирана, де-факто обладал широчайшей автономией (кстати, подобное положение во многом сохранялось и длительное время после присоединения края к России). Скорее всего, в эпоху поздних Сефевидов сохраняли власть лишь на территории беглярбекства Ширван, что соответствуют Южному Дагестану. Земли к северу от реки Дарваг-чай в нынешнем Дербентском районе, население которых говорило на даргинском, аварском, лакском, джагатайском (кумыкском) языках, составляли автономную (буферную) зону на северо-западных рубежах Иранской империи.

Русские архивные материалы, грузинские письменные источники, разнообразные персидские документы позволяют лучше понять многие вопросы истории Дагестана эпохи Сефевидов, включая и попытки османской экспансии на Восточный Кавказ. Но, конечно, в исследовании данной проблемы важны прежде всего собственно дагестанские источники, многие из которых автор вводит в научный оборот. Речь идёт о малоизвестных страницах истории ирано-дагестанских отношений позднего Средневековья, включающих элементы как вражды, так и более позитивного взаимодействия. В частности, в середине XVI в. дагестанские горцы, признавшие власть шамхалов, в более поздний являвшихся главной опорой Ирана на территории Дагестана, «считали нужным принимать участие в военных акциях Сефевидов» на Севером Кавказе. В памяти дагестанцев запечатлелись многие события из жизни Сефевидской Персии (о чём свидетельствуют эпитафии, рукописи, памятные записи и др.), что позволяет сделать дополнительные выводы относительно тесных этнокультурных контактах народов Восточного Кавказа и Ирана. Интересны также сведения о том, что уже в начале XVII века у русских имелась информация о разгроме персами Кахетии (Восточная Грузия), о многочисленных междоусобных столкновениях местных владетелей с привлечением внешних союзников, что, безусловно, серьёзно тормозило экономическое развитие региона.

Публикация уникальных дагестанских источников будет продолжена автором в последующих частях его большого исследования, представляющего значительный научно-практический интерес.

В статье Ирины Начкебия «Сведения капитана Огюста Бонтам-Лефора об армии Аббас-Мирзы (1807 г.)» рассматриваются сведения о военных возможностях предполагаемого наследника Персидской державы наследного принца Аббас-Мирзы согласно данным капитана инженерных войск, направленного Наполеоном I в Персию летом 1807 года. Соответствующая информация содержится в записке, находящейся в архиве французского МИДа и опубликованной в сочинении О. Бонтам-Лефора, выполнявшего при персидском дворе разные функции. Французский наблюдатель описывает неорганизованные военные подразделения Аббас-Мирзы в его лагере близ Тавриза, где капитан начал проведение европейской (французской) военной реформы. В частности, он освободил войско от лишнего багажа, готовил рекрутов, чертил планы укреплений, руководил ремонтными работами и т.д. Из офицеров, посланных Наполеоном в Персию в 1805−09 гг., именно капитан Бонтам-Лефор начал первый этап реорганизации войска наследника Персидского престола, за что был награждён Малым орденом Солнца. С помощью французского советника Аббас-Мирза надеялся подготовить своих солдат к походу на Грузию, находившуюся к тому времени в орбите российского влияния.

Впоследствии дело Бонтам-Лефора было продолжено миссией генерала Гардана, а затем и англичанами, что стало немаловажным фактором затяжного и продолжительного характера двух русско-персидских войн. Исследование И. Начкебия восполняет важное звено в ретроспективной истории подготовки и обучения западными инструкторами воинских формирований сопредельных с Россией государств, что актуально и в контексте сегодняшнего дня.

Статья Зейнаб Магомедовой посвящена переписке наибов Дагестана в середине XIX века. Основанный на арабоязычных материалах эпистолярного жанра, находящихся в Рукописном фонде Института истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра (более 5000 единиц хранения), материал знакомит читателей с неизвестными ранее сведениями о социально-экономической, политической и военной истории края.

Статья Нодара Мосаки «Армяне в английских и других иностранных учреждениях на территории Персии в начале 20-х годов XX века» основана на материалах справки, направленной в 1924 году полномочным представительством СССР в Персии народному комиссару внешней торговли Л. Б. Красиным. Заметим, что этот советский государственный деятель в системе международных контактов СССР в условиях напряжённой ситуации в мире занимал весьма важное место, и его интерес к возможностям иранских армян, конечно же, не был случайным. Армяне в коммерческих и иных учреждениях иностранных держав на территории Персии были представлены в Тавризе, Реште, Мазендеране, Исфагане, Хузестане, Бендер-Бушире. Можно предположить, что советские власти были осведомлены о возможностях иранских армян, в том числе в контексте их трансграничных связей с зарубежными соотечественниками. С учётом того, что в годы Второй мировой войны территория Ирана стала ареной соперничества разведок противоборствующих сторон, интерес к различным группам иранского населения (и вовсе не только со стороны Советской России) обретает дополнительные грани.

Левон Епископосян в обзоре работ «Матрилинейная генетическая структура иранских популяций» делает важные выводы в сфере генетической антропологии. Многочисленные древние миграции и переселения, а также исторические события оказывали определённое влияние на генетическую структуру иранских популяций. Исследованные группы обладают сходной структурой митохондриальных (неядерных) ДНК, включая главным образом западноевразийский компонент (90%) образцов с незначительными вкраплениями других регионов. Напомним, митохондрии выполняют в клеточном организме чрезвычайно важную роль, являясь «энергетическими станциями» клетки. Проведённые исследования показывают консолидирующую роль Иранского нагорья как богатого источника и реципиента потока генов между культурно, лингвистически и антропологически различающимися популяциями Ближнего и Среднего Востока.

В статье «Этноконфессиональный состав населения средневекового Дербента (до начала XIX в.)» Шахбан Хапизов отмечает, что с раннего Средневековья население города было в основном дагестаноязычным (при наличии других общин). Относительно крупные тюркские группы появляются в городе и его окрестностях начиная с XII века, что, в частности, подчёркивает необоснованный характер историко-культурных претензий на Дербент, выдвигаемых некоторыми общественными деятелями соседнего Азербайджана. На протяжении XV—XVI вв. дагестано‑ и ираноязычное суннитское население города пыталось сдерживать экспансию Сефевидов, пытавшихся заселить Дербент шиитскими тюркоязычными племенами. С победой Сефевидов Дербент становится опорным пунктом их экспансии на Северный Кавказ, а при Надир-шахе в городе поселяются курдские суннитские племена. Наряду с ними в Дербенте и окрестностях существовали армянская и еврейская общины, что является свидетельством поликонфессионального состава населения данного региона. Интересны сведения средневековых авторов о переходе определённых категорий жителей города к тому или иному направлению ислама в зависимости от политической обстановки. При всей условности исторических аналогий, нечто подобное, по-видимому, можно наблюдать на некоторых территориях Восточного Закавказья и сегодня (но уже с противоположным «знаком»). В статье содержится подробных разбор переселенческой политики сефевидских властей на Восточном Кавказе, тюркоязычные племена, на базе которых в последующем (уже после присоединения Кавказа к России) имела место сперва этническая, а затем и политическая консолидация тюркоязычного населения современного Азербайджана. Указывается на сложный этногенез этих племён: к примеру, на формирование румлу (жители «Рума», то есть Османской империи, по конфессиональному признаку переселявшиеся в сефевидские владения либо шедшие на службу в иранское войско) признаку большое влияние оказали курды. Племя баят первоначально было монгольским, мукри — курдским и т.д.

В статье «Кладбище поселения Чолода как источник по истории и антропонимии Горной Аварии» Шабхан Хапизов и Магомед Шехмагомедов анализируют данные, полученные по результатам соответствующего исследования, что важно для некоторых вопросов периодизации средневековой эпиграфики. Эти данные имеют также значение для ономастики, лингвистики, истории, культуры и религии Дагестана. Интересно, что, по данным многих источников, недалеко от Чолоды имелось христианское поселение Мачада, что раскрывает новые страницы раннесредневекового прошлого Восточного Кавказа. Также в статье содержатся переводы 21 эпитафии, свидетельствующие о процессе распространения ислама, а также о некоторых социальных процессах, этнокультурных контактах местных жителей и т.д. На многих надписях использовался шаблон «Смерть — истина, жизнь — обман», характерный для Дагестана с конца XV по начало XVII века.

В работе Марины Гасановой и Руслана Сефербекова предпринята попытка лингвокультурологического описания концепта свадьба на фольклорном материале языков народов Южного Дагестана (табасаранского, агульского, рутульского и цахурского). Понятие свадьбы и всё, что с ней связано, имеет для Дагестана широкий, если не сказать системообразующий характер, актуализируя такие ключевые понятия, как семья и дом. В материале подробно разбираются свадебные ритуалы, песни и т.д., имеющие знаковый характер не только для молодожёнов, но и для всех причастных к торжественному действу. В то же время, как не без сожаления отмечают авторы, в современных свадьбах исчезают обрядовые детали, наблюдается последовательная европеизация данного события, одного из ключевых и наиболее ярких, запоминающихся в жизни человека. Конечно, это следует отнести в неоднозначный по последствиям «актив» культурной глобализации, имеющей «западное» лицо и оказывающей несомненное влияние и на другие аспекты социальной жизни современного Кавказа.

Руслан Сефербеков и Магомед Шехмагомедов рассматривают элементы культуры и мифологии келебцев — одной из субэтнических групп аварцев, проживающих в нескольких селениях современного Шамильского района Дагестана. Несмотря на более чем 500-летнее пребывание в лоне Ислама, в быту, материальной и духовной культуре представителей этой группы сохранились реликты прежних верований, источниками которых служат календарные и аграрные праздники и обряды, дошедшие из древности мифы, фольклор, лексика и фразеология. Всё это подробно исследуется авторами, представляющими таким образом ещё одну часть чрезвычайно богатой дагестанской этнокультурной мозаики, для которой столь характерен синкретический так называемый «традиционный», или «бытовой», ислам.

В статье Мгомедхабиба Сефербекова речь идёт о культе гор и пещер в традиционных религиозных представлениях народов Дагестана. Как элемент сакрального пространства они были амбивалентны: там обретались и боги, и демоны. Горы использовались в обрядах вызывания дождя и солнца, а также в народной медицине. На вершинах гор, на склонах либо перевалах располагались культовые сооружения, впоследствии становившиеся местами религиозного мусульманского культа, в то время как горные хребты рассматривались как пограничье миров. В сравнительном аспекте автор рассматривает поверья аварцев, рутульцев, лезгин и других народов.

Магомед Алиев подробно исследует независимую дагестанскую сельскую общину как первичную общественно-политическую и административно-хозяйственную структуру в системе союзов и общин, регламентирующую различные аспекты жизни членов соответствующего джамаата. Рассматриваются вопросы соотношения общинной и земельной форм собственности. Хозяйственные функции общины были связаны с необходимостью регулирования и рационального использования как всей территории джамаата, так и различных категорий общинных и частных земель. В частности, большое внимание уделялось регламентированию использования пастбищ, включая вопросы аренды, с учётом соответствующих адатов и традиций. Отмечаются различные формы коллективной собственности, что было характерно как для других районов Кавказа, так и для Востока, либо же России (при безусловном учёте специфики отдельных регионов). Автор рассматривает также сложные вопросы продажи и покупки отдельных категорий общинных либо же частных земель, что представляет несомненный интерес, в том числе в контексте «земельного вопроса» в современном Дагестане. Регулирование вопросов землепользования и сельскохозяйственных работ осуществлялось как в интересах общины в целом, так и её отдельных участников.

Подробная статья Ерванда Маргаряна «Мир ремесленников. Тифлисские амкары» подготовлена в русле предложенной итальянцем Карло Гинзбургом в качестве перспективного научного направления так называемой «микроистории» («городская» или иная повседневность). Она предполагает исследование локального сюжета, либо сюжетов, на принципах фрагментации и отказа от идеи глобальной взаимозависимости и единства смысла. Автор полагает, что данное направление актуально и открывает новые горизонты исследований, и в этом с ним, конечно, можно согласиться, несмотря на то, что аналоги амкарства существовали и на Востоке, и на Западе (цеха). Автор считает, что история амкарств в Тифлисе может насчитывать более тысячи лет. Он подробно разбирает структуру ремесленных цехов, принципы их деятельности, регламентирующие документы. Интересно, что она носила весьма жёсткий характер — вплоть до того, сколько человек тот или иной мастер мог приглашать на пирушку, и в чём должна была ходить его жена. Подробно описываются процедуры рассмотрения, выражаясь современным языком, трудовых споров и конфликтов, а также мелких прегрешений. Исключение из амкарства было тяжким наказанием, ставившим крест на многих жизненных перспективах. Интересно также, что амкарства имели довольно большие суммы, хранившиеся в общей кассе взаимопомощи. Например, согласно написанному по-армянски уставу авлабарских ювелиров, каждый мастер был обязан ежемесячно вносить в кассу по одному абазу (20 копеек).

Несмотря на локальный вроде бы характер данного сюжета, он, как представляется, имеет важное значение с точки зрения понимания не только социально-экономической, но и в известной степени общественно-политической жизни народов Закавказья. Ибо, как известно, ни одно общественно полезное мероприятие не может состояться без твёрдой материальной базы. Амкарства, как отмечает автор, принимали деятельное участие как в работе по благоустройству города, так и в обороне его от внешних врагов. Деньги из общей кассы тратились на самые разнообразные цели, в том числе благотворительные, способствуя большей сплочённости и взаимовыручке членов профессионального сообщества. Отдельно рассматривается такая, казалось бы, непритязательная категория, как сезонные рабочие и лица без определённого рода занятий. Количество беженцев в города кратно увеличивалось в периоды природных, социально-политических либо же военных катаклизмов, что способствовало увеличению количества нищих и попрошаек, у которых также имелся свой «профессиональный цех». Звание заправского нищего надо было ещё заслужить, состоя 6 лет учеником, внося ежедневно взнос» в общую кассу, выдержать экзамен на знание молитв, нищенских стихов, песен и особого нищенского языка, подобного языку воровской «малины». Ничего не напоминает?.. Самоуправляющиеся структуры имелись также у воров, женщин пониженной социальной ответственности и иных категорий городских низов. Включая особую породу людей, «обычно имеющую отменное здоровье и непреодолимое отвращение к физическому труду, от которого стремится уклониться всеми возможными способами…» Социальные низы Тифлиса, являвшиеся объектом пафосной заботы со стороны деятелей, подобных В. Л. Величко, порою являлись инструментом давления в отношении более зажиточных категорий городского населения. И, что примечательно, «мокалаки, обычно представлявшие страшную силу, способную противостоять нашествию самого опасного внешнего врага, независимо ведущие себя с царями и надменно с тавадами и азнаурами, оказывались абсолютно бессильны против нищенствующей братии. Ведь применить силу к назойливому калику, нанести побои и тем более убить «божьего человека» считалось страшным грехом. Кроме того, все страшились проклятия нищих, так как оно, согласно поверью, непременно сбывалось…»

Представляется, что и в некоторых аспектах экономической жизни Закавказья, в том числе и советского периода, при всей условности исторических аналогий, можно найти параллели с деятельностью самых разнообразных амкарств (профессиональных цехов), не исключая и полукриминальные. Как говорится, ничто не вечно под луной, и, возможно, этот сравнительно-исторический аспект ещё ждёт своего исследователя. Изучая разнообразные формы социальной организации в их исторической ретроспективе, мы обнаруживаем поразительные параллели и закономерности, а также обретаем дополнительную информацию, которая может оказаться полезной при решении насущных вопросов организации городской жизни.

Тему досуга и развлечений армянской общины Тифлиса в XIX веке развивает Самвел Маркарян, отмечая удивительную диффузию культурных пластов двух ведущих общин крупнейшего города Кавказского края указанного периода — армянской и грузинской. Взаимовлияние и взаимопроникновение двух самобытных и в значительной степени самодостаточных культур происходили достаточно динамично и без видимого психологического напряжения. Как полагает автор, можно говорить об особой «тбилисской субкультуре», сложившейся и успешно функционировавшей на протяжении длительного периода, включая XIX век (разрушаться она стала уже в XX веке под воздействием общероссийских катаклизмов и коренных изменений в жизни города, одним из которых стало резкое сокращение численности армянской общины, её ускоренная культурно-языковая ассимиляция).

Объектами рассмотрения являются нормы и стандарты поведения в общественных местах, формы досуга, центры общественных развлечений, «серные бани Орбелиани» как культурный феномен, виды гаданий и предсказаний местных армян и т.д. На протяжении XIX века важность Тифлиса для Кавказа в целом, а не только для грузинских земель, переоценить сложно: формирующиеся там обычаи и традиции, стандарты и нормы поведения распространялись на Баку и Эривань, Батум и Елизаветполь, Кутаис и Александрополь. С другой стороны, статус главного города Кавказа, центра наместничества, способствовал восприятию местным населением европейских норм, служил важным фактором приобщения передовых представителей народов Кавказа к передовым образцам российской и западной культуры, науки и техники. Интересны данные о социальной структуре армян-переселенцев, процессе их адаптации и интеграции в местный социум, особенности городского досуга, резко отличавшими Тифлис от европейских городов, улицы которых по вечерам пустели…

Автор переносит нас на улицы и площади города, в места массовых увеселений и отдыха горожан, в Навтлугские сады, в Отрачалы, в Ботанический и Александровский сады, в Муштаид (который автор этих строк помнит по детским воспоминаниям позднесоветского периода), на берега Куры и в литературные салоны, в бани и караван-сараи, в музеи и общественные клубы, в духаны и на цирковые представления с участием заезжих «пехлеванов» (богатырей). Всё это необычайно интересно и увлекательно. Подробно описываются формы и методы гадания, не встречавшего, кстати, особого противодействия со стороны христианской церкви. Особо отмечается, что на протяжении XIX века в разноплеменном Тифлисе не было зафиксировано конфликтов на этнической либо конфессиональной почве.

Статья вносит значительный вклад в понимание культурно-психологических особенностей взаимоотношений армянского и грузинского народов, имеющих в настоящее время в том числе и политический аспект, периодически подвергаемый испытанию на прочность. Конечно, «тбилисская субкультура» вряд ли может существовать в условиях национального государства Республика Грузия.

Название статьи Гаяне Маргарян «Тифлисские бани» говорит само за себя. Автор рассматривает этот объект досуга и важный фактор здоровья горожан с точки зрения иерархии символов и знаков, указывающих на определённые общественные структуры, понимание которых требует расшифровки коннотаций, составляющих повседневные городские практики. Делается уверенный вывод о том, что тифлисские бани — это не что иное, как проявление средневекового республиканизма. Они были важнейшей составной частью, выражаясь современным языком, гражданского общества. Немаловажно и то, что они поддерживали в городе некоторый уровень санитарии и здравоохранения, в то время как в Западной Европе, особенно после Реформации, банная культура была забыта.

Екатерина Шекера исследует аспекты социокультурной адаптации студентов из Дагестана в Санкт-Петербурге. Рассматриваются факторы возросшей популярности Северной столицы у отправляющихся на учёбу уроженцев Республики Дагестан, проблемные вопросы их интеграции (особенно на первоначальном этапе), что вызывает отторжение у части городского населения, иногда воспринимаемое за «ксенофобию» либо «кавказофобию». Тем не менее, как заключает автор, «культурное разнообразие Санкт-Петербурга создаётся главным образом за счёт автохтонных для России народов. В представлении большинства, это все народы «нашенские», поэтому, на наш взгляд, адаптационная политика должна строиться на основе гражданских ценностей».

Армен Петросян исследует культ Луны, а также систему мужских и женских божеств Кавказской Албании, архетипическую для всех народов Закавказья. В древних религиях обширного региона от северо-востока Малой Азии до Каспия культ Луны играл значительную роль. У жителей Причерноморского региона, грузин и древних армян Луна почиталась как мужское божество, а у кавказских албанцев и армян периода эллинизма — как женское. И вряд ли подобное единство культур трёх стран, населённых неродственными в этнолингвистическом отношении племенами и народами, было случайным. Таким образом, в материале ставится вопрос об одном из возможных древних (мифологических) источников культурной близости народов Кавказа.

Гарник Асатрян впервые выявляет в иранской топонимии круг названий населённых мест, лексическая основа которых восходит к одной из юго-западно-иранских форм, присутствующей в древних текстах, но отчего-то как будто полностью стёртой из топонимической системы Ирана, для которой вообще-то характерно сохранение архаичных элементов, причем даже таких, которые не оставили следа в письменной традиции. В статье приводится основной корпус топонимических свидетельств юго-западно-иранской лексемы *daidā-/*didā, отмеченных автором в различных регионах современного Ирана. Делается вывод о том, что первичная семантика древнеиранской платформы («крепость», «укрепление») постепенно приобрела оттенки, сходные с понятиями «населённое место», «обиталище», «возвышенность», «холм», «каменистая местность». Таким образом в топонимике находит отражение эволюция культурно-исторического развития Ирана, и, казалось бы, частный вопрос приобретает иное измерение.

Ваге Бояджян приводит этимологию некоторых топонимов в иранском Белуджистане. Заметим, данный регион Ирана, пограничный с Ираном и Пакистаном, приобретает серьёзное геополитическое значение (в том числе в связи с планами возведения различных энергетических коммуникаций). Географические наименования в иранском Белуджистане весьма интересны и важны с точки зрения выявления связей местного населения с Прикаспийским регионом, пишет автор, отмечая довольно архаичный характер многих из них.

Айказ Геврогян описывает этническое обозначение кадиш раннесредневековой армянской историографии и его вероятное отождествление с трактовками классических авторов и этнонимом талыш.

Статья Патимат Алибековой посвящена толковому персидско-арабско-тюркскому словарю Дибир-кади ал-Хунзхахи ад-Дагистани (XVIII в.). Данный словарь важен для понимания глубоких и тесных связей Дагестана с культурно-цивилизационными центрами того времени в Иране и на Ближнем Востоке. Многочисленные письменные памятники на арабском, персидском и тюркском языках, обнаруженные в различных регионах Дагестана, свидетельствуют о востребованности данных языков, распространённости их среди дагестанских народов. Исследуемая работа Дибир-кади положила начало развитию лексикографии в Дагестане как науки. В своей работе составитель словаря использовал, помимо иных источников, также устную информацию: консультации и беседы с представителями разных языковых сред. Интересно, что в поисках иллюстративного материала к словарным статьям Дибир-кади наиболее часто обращался к поэзии известного персидского поэта Хафиза Ширази, которая была насыщена суфийским смыслом, его хорошо знали и почитали в Дагестане, как и произведения других классиков персидской поэзии. В целом фундаментальный труд Дибир-кади является уникальным памятником письменной культуры, отразившим традиции трёх восточных языков, отражением уровня научных знаний и представлений дагестанского общества XVIII века.

Камил Мустафаев затрагивает предпринятую в 1920-х годах замену языка межнационального общения в регионе с тюркского на русский. Сегодня, когда единство народов Дагестана (да и России в целом) подвергается испытаниям на прочность, вопросы изучения становления и развития национальной государственности приобретают особое значение. Языковой вопрос в Дагестане в 1920-е годы был предметом острых и эмоциональных общественно-политических дискуссий и решался по-разному. Так, постановление пленума Дагестанского обкома закрепило статус тюркского языка, который официально вводился в школах в качестве языка межнационального общения. Несмотря на некоторые традиции, данное решение оказалось ошибочным, что было признано через пять лет, в 1928 году. Причины, по которым эта ошибка была допущена, приводятся в статье, и звучат они достаточно любопытно. Суть политики властей сводилась к постоянному поиску баланса между языками народов Дагестана, тюркским, как языком межплеменных отношений в республике (особенно он был важен для отходников в Азербайджан и Среднюю Азию), и русским, как языком связи трудящихся масс Дагестанской АССР с трудящимися других советских республик.

Как известно, окончательно данный вопрос был решён в 1930-х годах, и в настоящее время языком межнационального общения дагестанцев является русский язык, что способствует укреплению общероссийской идентичности народов этого многонационального региона.

Мохаммад аль-Мадади изучает буддийский след в топонимии Арасбарана (Атрпатакана) — области к югу от Аракса в иранской провинции Восточный Азербайджан, традиционно считавшейся очагом иранского зороастризма, а также активной деятельности ранних христиан, представителей других (в том числе реликтовых ныне) конфессий. В этой связи вопрос о возможном присутствии в регионе следов буддизма приобретает дополнительный интерес: ведь буддизм, как религиозное течение, не было чуждым иранцам, особенно восточным (вспомним в этой связи знаменитые статуи Будды в афганской провинции Бамиан, варварски взорванные талибами в начале 2000-х голов). На основании некоторых топонимических форм автор делает предположение, что на территории Атрпатакана могли существовать буддистские общины, представленные переселенцами из восточной периферии иранского мира, носителями согдийских диалектов.

Тема статьи Ара Марджаняна «Ядерная Турция и регион» произвела определённый резонанс в ходе конференции Кавказского геополитического клуба и Научного общества кавказоведов 9 ноября 2015 года в Ереване, в ходе которой автор выступил с одноимённым докладом. Некоторые тенденции на национальном, региональном и глобальном уровнях резко повышают склонность Турции к созданию собственного военного ядерного потенциала. Как известно, геополитическая ситуация в регионе достаточно быстро меняется, и после попытки июльского (2016 г.) государственного переворота в Турции, а также по мере ухудшения американо-турецких отношений при «позднем» Обаме информация о судьбе находящегося на турецкой территории ядерного оружия становилась всё более противоречивой. Вплоть до того, что по некоторым неофициальным данным, оно было вывезено, предположительно, в одну из европейских стран.

Так или иначе, предмет исследования А. Марджаняна сохраняет актуальность на длительную перспективу, в том числе по причине существенной динамики (вплоть до известной степени непредсказуемости) в «треугольнике» США — Россия — Турция. После прихода к власти администрации Дональда Трампа, де-факто заявляющего о необходимости формирования широкого антииранского альянса, диалог между Вашингтоном и Анкарой может получить дополнительные грани. И в этой связи более чем вероятно, что вопрос о дислокации на территории ближневосточной страны ядерных зарядов под сложной системой управления будет вновь актуализирован. Особенно — с учётом региональных амбиций Реджепа Тайипа Эрдогана (скорее всего, по результатам апрельского конституционного референдума он станет полновластным хозяином страны), членства Турции в НАТО и наличиия на её территории инфраструктурных объектов американской противоракетной обороны, что, в свою очередь, важно для Армении — приграничного с Турцией государства и союзника России. Помимо этого, затрагиваемые автором сценарии дестабилизации Ирана с возможным экспортом нестабильности на Кавказ (действия так называемой «свободной армии Карабаха», карта из американского справочника командно-штабного сценария «GAAT»), опять-таки, в связи с антииранскими эскападами Трампа и его воинственного окружения приобретают пугающую актуальность. Таким образом, работа А. Марджаняна, рассматриваемые им сценарии и выводы не могут не иметь прикладного значения для всех тех, кто стремится к локализации очагов военных действий и хаоса на Ближнем и Среднем Востоке.

В статье Фахраддина Аббоззода «Новый Халифат у границ Азербайджана» анализируются угрозы этой прикаспийской стране со стороны боевиков запрещённой в России террористической группировки «ИГ», даётся оценка внешних и внутренних проблем.

Надо сказать, данная тема занимает многих исследователей, опасающихся возникновения на территории Закавказья нового очага напряжённости. Можно согласиться и с автором в том, что угроза экспансии «ИГ» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) в сторону восточных берегов Каспия существует, для Грузии и Азербайджана она имеет всё-таки более серьёзный характер, чем для России, где она в основном успешно нейтрализуется эффективными действиями правоохранительных органов. В этой связи важно замечание автора о недостаточной осведомлённости либо же ангажированности и осторожности некоторых оценок. Судя по некоторым сведениям, количество лиц, придерживающихся радикальных взглядов, может быть гораздо больше официальных оценок. При этом ссылки на «угрозу с Севера» потеряли свою кажущуюся убедительность, прежде всего в силу возросшей эффективности работы российских правоохранительных органов и усиления мер по охране границ между Россией с одной стороны, и Азербайджаном и Грузией — с другой. Более того, факты сотрудничества лиц из окружения Саакашвили с террористическими группировками были достаточно широко известны, а территория Азербайджана до 2008 года стала перевалочным пунктом для переброски радикалов и соответствующих финансовых потоков в сторону Дагестана и Северного Кавказа в целом. Да и после, добавим от себя, некоторые проблемы сохранялись, косвенным подтверждением чему являются изменения в структуре органов безопасности Азербайджана, произведённые в декабре 2015 года. В статье вносятся немаловажные штрихи в описание религиозной мозаики Азербайджана и специфику взаимодействия приверженцев различных, зачастую конкурирующих между собой направлений и течений в Исламе. Вероятное уничтожение самозваного «халифата» в Сирии и Ираке вовсе не означает исчезновения многочисленной армии его приверженцев, что предполагает в том числе и активизацию межгосударственного сотрудничества в решении этой сложной и комплексной проблемы.

Антон Евстратов и Насрин Абдолмохаммади анализируют основные подходы Ирана к сотрудничеству на Каспии, рассматриваются основные направления внешней политики этого государства в сотрудничестве с его соседями. Надо сказать, что непростой ход переговоров по определению правового статуса Каспийского моря находится в фокусе постоянного внимания специалистов, и позиция Тегерана рассматривается с самых разных сторон. Более того, переговоры по статусу Каспия вплетены в общую ткань российско-иранского регионального взаимодействия, постоянно подвергаемого испытаниям на прочность, что мы наблюдаем практически каждый день. Авторы подробно разбирают базовые принципы иранской внешней политики, последовательные и системные усилия Тегерана по укреплению геополитических и экономических позиций в регионе. Подписание в 2015 году Совместного всеобъемлющего плана действий по урегулированию так называемой иранской ядерной проблемы привело к некоторому улучшению ситуации в иранской экономике, открыло перед страной дополнительные возможности (что активно обсуждается в том числе в Армении). Вместе с тем усиление антииранской риторики администрацией Трампа неминуемо приведёт к тому, что тучи над Кавказско-Каспийском регионом вновь сгустятся, а вероятность крупномасштабного военного конфликта возрастёт. В этой связи как никогда важны прочные и стабильные отношения ключевых региональных игроков, желательно — с выходом на формирование региональной системы коллективной безопасности, на основе уже имеющегося позитивного опыта (в частности, с использованием механизмов ШОС и наработок российско-иранско-турецкой «тройки» по урегулированию сирийского конфликта).

Наконец, в статье Виктории Аракеловой вводится в научный оборот «Доклад о столкновениях на персидско-турецкой границе», подготовленный в 1907 году незаурядным российским военным и учёным, выходцем из семьи гугенотских переселенцев Ричардом Иосифовичем Терменом, прекрасно владевшим восточными языками и длительное время проведшим в регионе. Автор этих строк здесь сразу может добавить, что докладные записки Термена, являющиеся выполненными на высоком уровне научно-аналитическими работами, находятся в российских архивах и, по-видимому, ещё ждут своего исследователя. Из предлагаемого читателю донесения (фотокопия которого хранилась в бывшем архиве ИВ НАН Армении) читатель получает представление не только о собственно ситуации на персидско-турецкой границе, но и о многих исторических реалиях начала XX века, включая нюансы международной политики региональных игроков, этноконфессиональные отношения в регионе и др.

В центре внимания противоборствующих сторон и их «болельщиков» — пограничная полоса между Персией и Турцией, проходящая по водоразделу рек, текущих на восток в озеро Урмия и на запад в Ванское и Тигр. Многие из фиксируемых Терменом реалий более чем столетней давности небезынтересны и с точки зрения сегодняшнего дня: попытки османской экспансии в отношении более слабых соседей; ключевая роль коммуникаций в горном регионе», наконец, «Англия, зорко следящая за каждым шагом России в этой местности и имеющая для этого специального агента в лице вице-консула…» О том, с какими опытными соперниками приходилось сталкиваться Термену и его коллегам, свидетельствует хотя бы потрясающая осведомлённость англичан относительно некоторых действий русских дипломатов. Не менее серьёзных вызовов следовало ожидать от османов, которых готовили германские инструкторы. Достаточно посмотреть на нынешнюю турецко-сирийскую границу, на конгломерат сил, стремящихся влиять на приграничные процессы (векторы которых зачастую прямо противоположны), чтобы понять, насколько актуальна проблематика, затрагиваемая в докладной записке Термена.

* * *

Первый выпуск Трудов Института автохтонных народов Кавказско-Каспийского региона, без сомнения, более чем удался. Он представляет собой заметный вклад не только в армянскую и российскую, но и в мировую ориенталистику. Нам же остаётся искренне поздравить авторский коллектив и редактора, пожелав им дальнейших успехов в их увлекательных и чрезвычайно актуальных трудах, нацеленных на исследование феномена приграничья. Как заметил во вступительном слове Г. Асатрян, «Caucaso-Caspica — феномен пограничья, результат его неотъемлемого качества порождать культурные акты и придавать им нужную огранку».

Не сомневаемся, что это будет продолжено в последующих выпусках серии.